Убийство городов - Александр Проханов

На душе Рябинина было светло. Возникло предчувствие волшебного, долгожданного, к чему стремился многие годы, мечтал, странствовал по городам и весям, попал на эту войну, избегнул смерти. Все для того, чтобы оказаться у этого сказочного озера, в этом обетованном краю, где поджидало его чудесное озарение.

Он дремал. Видел в полусне туман, летящий над озером. Из этого тумана, как сновидение, возникала женщина. Стояла на водах, прозрачная, статная, возносясь головой к мерцающим небесам, утопая босыми стопами в тумане. Рябинин никогда прежде не видел ее лица, но оно было знакомо и обожаемо. В этом лице было столько красоты, благородной силы, материнской нежности, что Рябинин почувствовал, как по щекам текут слезы. В мире, где он жил, присутствовала женственность, милосердие, чудесное избавление от смерти. Эта женщина, восхитительная и родная, сопутствовала ему на войне, уберегала от лютой смерти. Станет сопутствовать всю остальную жизнь, не позволяя ему творить зло, отводя от него сокрушительные напасти.

Рябинин смотрел на ее туманное платье, прекрасное лицо, высокую белую шею, на которой красовалось ожерелье из темного граната. Испытывал к ней благоговение.

Проснулся, отпуская от себя чудесный сон. Озеро в ночи чуть светилось. Слышалась далекая канонада. Над холмами слабо колыхалось зарево. Там, где оно колыхалось, шел ночной бой, снаряды и бомбы падали на город, и он начинал гореть.

Рябинин вскочил из копны. Война, от которой он уходил, снова его настигала. Он заторопился, покидая озеро. Поднялся на холм. Зарево разгоралось, из белого становилось желтым, малиновым. Ухало, и отдаленные разрывы сливались в бархатное рокотание.

Рябинин спустился с холма и вышел на тракт. Дорога в ночи белёсо светилась. Он стоял на обочине, слабо покачиваясь, словно его колыхала из стороны в сторону неведомая сила. Там, по левую руку, откуда привела его дорога, – гремела война, шел бой, погибал под обстрелом еще один город. Направо, куда уводила дорога, была мягкая тьма, тишина. Там была Россия, было избавление от угроз и напастей. И туда, домой, направлял он свои стопы.

Рябинин вышел с обочины на тракт и сделал шаг к дому. Почувствовал, как неведомая воля колыхнула и остановила его.

Обернулся к зареву, которое начинало краснеть. Там продолжалась война, и на этой войне погибли ополченцы из батальона «Марс» с комбатом Козерогом, которые лежали на вершине Саур Могилы и смотрели на тракт, где стоял Рябинин. На этой войне погиб батальон «Аврора» с комбатом Курком, который смотрел на тракт недвижными голубыми глазами. Там, где «Грады» полосовали ночное небо, убивая город, оставалась беззащитная женщина. Ее округлое, пленительное, пахнущее яблоками имя. Томик Пушкина с заветным цветком.

И Рябинин, тоскуя, будто находился в недрах каменной горы, совершил поворот, сдвинул плечами каменную тяжесть. Шагнул навстречу зареву. Быстрей и быстрей, словно торопился успеть до окончания боя встать в ряды ополченцев.

Он шагал по ночному тракту и услышал сзади тяжелый гул. Воздух дрожал, дорога сотрясалась. Оглянулся. Что-то неразличимое, тяжкое приближалось, давило. Он сошел с дороги, смотрел, как налетают два огонька. Мимо с тусклым светом подфарников прокатил упругий военный джип, пахнул бензиновой гарью.

Гул приближался. Рябинин, уступая место этому слепому могучему гулу, сошел с обочины и стоял в бурьяне.

На тракте, мутно светя огнями, появились танки. Головная машина, лязгая, бодая пушкой ночь, выбрасывая из кормы гарь, проревела мимо. Рябинин слышал скрежет песка, тяжелый пахнувший ветер.

Танки шли колонной, с жестокой мощью, с неодолимым стремлением. Рябинин, обомлев, пропускал колонну, ее лязг, слепые подфарники, красные габаритные огни. Считал, сбиваясь, текущие в небе пушки, башенные пулеметы, круглые, в танковых шлемах, головы.

Колонна танков прошла, но гул не стихал. Следом, взрезая тракт гусеницами, пошла колонна самоходных гаубиц. А следом установки залпового огня, короба, накрытые брезентом, хлюпающим на ветру.

Шли боевые машины пехоты, взрезая дорогу. Плавные и гибкие, как ящерицы, бэтээры.

Рябинин, ошеломленный, не понимал, откуда и куда движется эта ночная армада. Не выходил на дорогу, пока последний транспортер, взбивая колесами тракт, не промчался мимо.

Стоял в бурьяне, задыхаясь от гари и пыли.

Медленно вышел на тракт и побрел, чувствуя стопами изрезанную гусеницами землю.

Впереди темной горой застыл танк. Мелькал свет переносного фонаря, слышались голоса, звяк металла. Рябинин сошел с дороги, прячась в бурьяне, огибал танк. Был страх оказаться в руках украинских военных, страх получить пулю в ночи.

Танкисты двигались у танка, освещали фонарем катки и гусеницы.

– Я тебе, отпускник гребанный, говорил, бери запасной. А ты что?

– Когда ты мне говорил?

– Да еще в Ростове. Хочешь воевать – воюй. А нет – уматывай обратно!

– Ни хрена ты мне не сказал.

А у Рябинина – ликующая радость, порыв броситься к ним, обнять. «Свои! Россия пришла!» Но танкисты погасили фонарь, скрылись в люке. Танк рыкнул, покатил. Удалялись его красные хвостовые огни.

Рябинин шел за танком, прибавляя шаг. Видел, как удаляются красные огоньки. Ночное зарево становилось все красней и огромней.

Часть третья

Глава 26

Голова Кольчугина лежала на столе, а рука свесилась до земли. Глаза, полные холодных слез, не мигая, смотрели в тень сада, где слабо белели флоксы. Над деревьями, огромная, алая, разгоралась заря, и в ней пламенела узкая золотая струйка. Когда взошло солнце, на рябину слетелись дрозды. Они обклевывали ягоды, шумели, перелетали в ветвях, вспыхивали серебристыми перьями. Ягоды сыпались на голову Кольчугина, краснели на столе и в его волосах.