Степной рассвет - Георгий Юленков

— Береги себя, Васенька! И за ним там тоже пригляди…

— Ну все. Будет-будет. На крыльцо не выходи, примета плохая. Ильичу, когда из округа вернется, накажи, пусть как хочет, но чтобы пробную варламовскую киноленту к нам первым привез. И не грусти. Приказываю улыбнуться! Ну-ка. Вот так-то лучше будет. Ты же у меня умница…

Но бодрый голос Петровского никого тут не мог обмануть. Усаживаясь в бригадную «эмку», он мазнул рассеянно взглядом по родному окну, и встретившись взглядом с глазами жены, тяжело вздохнул. Потом быстро провел ладонью по лицу, словно бы сгоняя несвоевременные печали, и резко расправил плечи.

— Жуков! Почему стоим? Самолет меня ждать не будет…

Тело Бочкова напряглось, но тут же снова расслабилось. Эту, почти флотскую, качающуюся походку он бы ни с кем не спутал. Но хотя два часа для сна не слишком много, старший майор госбезопасности поднялся с лежака, и смачно потянулся. Без серьезной причины тревожить спящего командира его заместитель бы не решился, а, значит, высыпаться начальнику особого отдела Первой армейской группы придется в следующий раз.

— В чем дело, капитан?

— Там тот длинный приехал. Просит его принять.

— Зови. И чаю нам изобрази, пожалуйста.

Высокая, затянутая в коричневую летную куртку, фигура пришельца смогла полностью разогнуться только ближе к центру юрты. Бочков внимательно следил за выражением лица нежданного гостя. Голубые глаза вошедшего были задумчивы, но не пусты, это радовало. Бочкову уже доводилось видеть пустое безразличное выражение этих глаз, направленных на предшественника его нынешнего начальника. Тогда, правда, всю работу выполнили сами сотрудники наркомата, но это лицо там тоже несколько раз мелькало.

— Чай будете, товарищ Го…

Повинуясь раздраженному жесту блондина, Бочков не стал продолжать. Раз не хочет чтобы звучала его фамилия, значит, к тому есть причины. К конспирации старший майор был приучен давно, и сам требовал ее от других. Поэтому он не обиделся.

— От чая не откажусь. И, Виктор Михайлович, примите мои извинения за прерванный сон, но мне срочно нужно принимать решение, а вот данных для этого пока маловато. И отложить эту беседу у меня нет никакой возможности. Можем сейчас поговорить?

— Не стоит извинений, Александр Евгеньевич. И, конечно же можем. Я даже предвижу тему нашей беседы.

— Вы не ошиблись, разговор будет о вашей пропаже.

— Пока еще не пропаже.

— Все еще надеетесь вернуть?

— Мы, Александр Евгеньевич, привыкли не просто надеяться, а рассчитывать, причем чаще всего на свои силы. Разве что десантные операции, для нас трудная для выполнения своими силами задача. А вот все менее масштабное…

— Ну что ж, все вы верно говорите. Мы ведь с вами, Виктор Михайлович, одной школы. А ЧОН с ГПУ плохо не воспитают. Я тоже считаю, что вы своими силами способны нормально решить эту задачу. Вот только от меня ТРЕБУЮТ, проконтролировать этот процесс. Вы понимаете ЧТО это значит?

Бочков хмуро кивнул. Особые полномочия этого таинственного товарища были известны в НКВД очень хорошо. А работа начальника особого отдела НКВД довольно регулярно пересекалась с делами его сегодняшнего гостя. И хотя никакого прямого подчинения ни в одну из сторон тут и быть не могло, но мешать работе друг друга обоим работникам «тайного фронта» было не с руки. Поэтому им приходилось часто договариваться. И, судя по всему, этот раз не должен стать исключением из этого негласного правила…

В предутреннем сумраке, двое человек невидимками лежали среди кустов на повернутом в сторону аэродрома склоне небольшой сопки, укрывшись до самых глаз плащ-накидками. Упираясь спиной в довольно крутой склон, один из них внимательно разглядывал тускло мерцающую фонарями авиатехников авиабазу в монокулярный перископ, вращая верхнюю часть расположенной чуть выше уровня глаз рукояткой. Второй держал в руках японский армейский бинокль. Тишины и спокойствия на объекте наблюдения не было и в помине. Жизнь на военных аэродромах обычно не затихает даже ночью. Она становится чуть менее шумной, но совсем не замирает никогда. Наблюдатель внимательно осматривал подходы к авиабазе и ориентиры. Нанес себе на схему стоянки самолетов, ангары и одну зенитную установку.

— Вашбродь, господин капитан, глядите…

— Тихо! Язык отрежу! Ты что, … нас в двух шагах от цели выдать решил?!

— Виноват. Доложить хотел. Вон там броневик в ворота проехал.

— Вижу его, и последний раз я тебе, Безбородько, напоминаю. Здесь есть только «товарищ старший лейтенант госбезопасности». Все понял?

— Так точно.

— Бегом к Сильвестрову. Передай ему схему, и скажи, что мы уходим. Через два часа уже в Тамцаг-Булаке будем. Мне на совещание нельзя опаздывать. А он пусть останется и весь распорядок работы аэродрома составит. К вечеру я за ним вернусь, и чтоб все у него было готово.

— Слушаюсь!

От яростного шепота командира, спина фельдфебеля напряглась и покрылась испариной. Через минуту он уже по большой дуге стремительно полз к другому наблюдательному посту. А его командир напоследок вгляделся в размытые пятна укрытой чехлами летной техники.

«Ужо будет вам, «товарищи», на орехи. Долго же мы ваше гнездо искали, ну да ничего. Никуда-то вы от нас теперь не денетесь. В двадцать первом в Сибири у меня всякая шваль советско-китайская даже пискнуть не успевала. Вот и вам скоро даже пищать не придется, сразу без писка у меня захлебываться будете. И хотя и нагнали вы сюда народу кучу, но все ж, как был у вас, краснопузых, бардак, куда ни глянь, так и доныне остался. А вот мы вас скоро толковому порядку научим. Даже не сомневайтесь. Ужо, дождетесь…»

Размеченная в британских ярдах шкала японского бинокля не спеша прошлась по недавно выученным ориентирам. Небольшие группы конницы там и тут мелькали между холмов, видимо стараясь не показываться до самого момента атаки. Место где они сейчас накапливались для броска командир сборного отряда вместе со старшиной часа за два до этого лично исползали на брюхе. А по извивающейся между холмов дороге даже не шли, а буквально крались пока всего два легких танка «Ха Го». До них было еще больше километра, но было понятно, что до самых позиций противника они в походном положении идти не собираются. В прошлый раз танкистов майора Фукуды на этом направлении встречала пара противотанковых орудий. Об этом свидетельствовали чернеющие у дороги останки сгоревшего среднего танка «Чи Ро». Остальные подбитые машины удалось эвакуировать. В этот раз японцы не желали повторять своих ошибок, но двигаться без дороги по холмам танкам было не под силу. Их командиры конечно же видели, как прикрываясь дымовой завесой, несколько бойцов противника что-то делали на дороге. Они даже вызвали огонь артиллерии чтобы протралить пригодный для движения техники путь от мин. Противотанковых пушек они также опасались, еще не зная, что обе сорокапятки уже в прошлом бою окончательно разбиты огнем тяжелых орудий, а последние оставшиеся 45-мм снаряды переданы на другой участок обороны.

Павла, хоть и чувствовала себя полным профаном в противотанковой обороне, но в силу нового назначения, оказалась вынужденной внести свою лепту в становление этой непростой науки. Возле остова разбитого японского грузовика, в этот раз японцев ожидал импровизированный противотанковый сюрприз. Но вот сработает ли он, зависело от многих факторов. От достаточности заряда аккумулятора, от надежности замыкателя цепи, от срабатывания самодельных взрывателей. Еще от выдержки и меткости лучшего стрелка доставшейся ей воинской команды. Наконец, просто от везения. Поэтому результат очередной авантюры казался Павле непредсказуемым, и спокойствие командира оставалось сугубо внешним. Внутри же по жилам разливался противный холод опасений. Причем страху за собственную жизнь в том коктейле чувств места не было.

Зато младший сержант Ильинский, нежно поглаживающий большим пальцем левой руки лежащее на бруствере окопа цевье снайперской «арисаки», таких переживаний не испытывал. Дело было ему знакомым. Расстояние до цели в семьсот метров, не было для него запредельным. Не были для него непривычными и полуметровые размеры мишени. А, значит, повода для таких как у командира переживаний младший сержант в упор не наблюдал.

Танки поравнялись с остовом грузовика, и винтовка чуть слабее чем обычно толкнулась в плечо. Хорошо различимый невооруженным глазом темно-красный дерматиновый квадрат когда-то бывший спинкой водительского сиденья принял в себя разрывную английскую пулю калибра .256, и лениво завалился назад, замыкая контакты электрической цепи. Через пару мгновений почти одновременные хлопки отправили десятка полтора бесполезных для обычного минирования 37-миллиметровых зенитных и танковых снарядов очень приблизительно в сторону двойной бронированной цели. Большая часть их закономерно пролетела мимо. Но пара снарядов по закону больших чисел угодили в идущий вторым танк. «Ха Го» загорелся, но продолжал двигаться. Идущий первым танк попытался развернуться, но застыл на месте пораженный пятипатронной очередью авиапушки. "ДТП" бронированных машин состоялось недалеко от развилки дороги. Задний танк, продолжая гореть, еще какое-то время рычал, сцепившись со своим заглохшим лидером. Еще бы десятка три метров и боевые машины могли бы выйти из-под обстрела и развернуться в линию. Вообще-то начавшаяся атака уже в этот момент была фактически отбита. Но пока был слышен надрывный вой мотора, кавалеристы не знали о потере броневой поддержки и начали свой рывок. Огонь четырех пулеметов встретил их в распадках между холмов. Баргуды не были трусами, но зрелище стремительной расправы, когда за считанные секунды от эскадрона осталось не больше взвода, оказало на них шокирующее действие. Кроме десятка всадников, остальные бросились назад прямо по лошадиным трупам и телам своих убитых товарищей. А почти прорвавшаяся к окопам с фланга кучка храбрецов была за пару секунд срезана длинной пулеметной очередью оставшихся в засаде японских пулеметов десанта. В руке одного из кавалеристов рванула так и не брошенная во врага граната.