Лёд и пламень - Катерина Свободная

class="p1">— Это хорошо, — улыбнулся Тай. Он больше не хмурился, хотя был немало удивлён. — Можно не забинтовывать, а обойтись пластырем.

Тай промыл рану, промокнул её ватным диском и на всякий случай наложил немного мази.

— Лейкопластырь там, — Ева указала на шкафчик в левом углу кухни.

Он бережно опустил её ногу на пол, а вернувшись, вновь водрузил на своё колено. Ещё минута и он закончил. Опустив штанину, Тай поднял на Еву глаза, но она прятала от него взгляд. Закусив губу, она смотрела в пол. Тай слышал, как быстро забилось её сердце. Набрав в лёгкие больше воздуха, она сказала:

— Послушай, Тай. Возможно, ты решишь, что я ненормальная, но я всю жизнь забочусь о себе сама. Плохо или хорошо, это уже другой вопрос, но сама. И что бы ни случилось, я привыкла полагаться на себя. Раньше никому не было до меня дела. Я знаю, что ты всё делаешь из лучших побуждений, но я не хочу привыкнуть к этому.

— К чему? К ужину после тяжёлого дня? К тёплому дому?

— К заботе, — Ева подняла на него глаза. — Рядом с тобой, со мной творятся странные вещи. Я не могу контролировать свои эмоции. Не уверенна, что мне это нравится.

— Почему?

— Потому что я начинаю ощущать себя несостоятельной, слабой и уязвимой...

— Так, — Тай поднялся, — Я не догадывался, что тебе пришлось в жизни настолько тяжело, что ты пугаешься малейшего проявления человечности.

— Дело не в этом, а в том, что все рано или поздно уходят из моей жизни. И я должна оставаться сильной, чтобы выжить.

— Ты хочешь, чтобы я ушёл?

— Нет, — Еву снова затрясло. — Клянусь, первый раз в жизни я не хочу этого. И это до чёртиков меня пугает.

Тай молча смотрел на неё. Он видел, с каким трудом далось ей это откровение. Теперь ему стали понятны её страхи. Стремясь окружить её заботой, он не подумал, что тем самым давит не неё. Но ему казалось естественным помочь человеку, если это в его силах. Он вздохнул и опустился перед ней на корточки.

— Прости, если я был слишком напорист. Но я такой, какой есть. Я буду заботиться о тебе. Ты мне не в тягость. Я хочу знать, что ты здорова, сыта, в тепле и, желательно, счастлива.

— Почему?

— Потому что я хочу этого, — он пожал плечами, будто это было самой очевидной вещью на свете. — И боюсь напугать тебя ещё больше, но я никуда не собираюсь уходить. Конечно, если ты этого не захочешь сама. Понятно?

Всё ещё кусая губы, Ева кивнула. Холод, сковывающий её сердце, будто разжал свои стальные тиски. Она почувствовала неожиданное облегчение.

— В смысле, я уйду, конечно, домой, — Тай заулыбался, поняв, как двусмысленно прозвучали его последние слова. — Но не из твоей жизни.

Ева засмеялась. Сначала нервно, потом её смех приобрел лёгкость и переливчатость, ласкающую слух.

— Поужинаем? — Тай протянул ей руку, и Ева с радостью её приняла.

— Ты закончишь легенду? — спросила Ева, когда они после ужина переместились на диван вместе с пирожными и ароматным мятным чаем.

— Ладно. На чём я остановился?

— Нужно принести Талвите жертву, и тогда снег перестанет падать. Так поступали ещё наши предки, — процитировала его Ева.

— Ты что. записываешь? — поразился Тай её способностью запоминать и продолжил: — Нужно выбрать самую красивую девушку в нашем племени, и мы принесём её в жертву.

Вождь приказал привести на совет всех незамужних девушек племени. И когда девушки пришли, каждая из них была принята и расспрошена старейшинами в отдельности. Каждая мать была в страхе, как бы ни выбрали её дочь.

Ева закуталась в плед и поджала ноги под себя. Она ловила каждое сказанное Таем слово с жадностью ребёнка.

— Наконец они выбрали самую умную и красивую девушку. Звали её Ота. И сказали старики её отцу и матери:

— Скажите вашей дочери, пусть она три дня соблюдает пост. По истечению этих дней мы принесём её в жертву Талвите.

Огорчились родители девушки. Тяжело было у них на сердце, ведь это был их единственный ребёнок. Но они понимали, что мудрейшим старикам деревни виднее, как поступать. Всеобщее благо важнее жизни одного из них. Многие жители деревни принесли им дары, чтобы вознаградить за дочь. Но на сердце у бедных родителей было по-прежнему тяжко. Когда прошли три дня, и настало время вести дочь к старейшинам, Ота упала на колени и стала молить родителей не отдавать её. Но они сказали, что долг пред родом сильнее родительского.

И тогда Ота вытерла слёзы и поднялась с земли. Она шла, гордо ступая, и не смотрела по сторонам. Лицо её было как камень, лишь глаза печальны. Её сердце всё ещё отказывалось поверить в то, что её принесут в жертву. В душе теплилась надежда.

Когда они пришли, отец и мать громко зарыдали в отчаянии, а девушка больше не проронила ни слезинки.

Увидел вождь, как прекрасна она была, и сжалился над ней. Медленно поднялся он и сказал:

— Мы не станем лишать девушку жизни. Вместо этого мы отдадим её в жёны Зимнему ветру. И тогда он перестанет злиться, и придёт весна.

И вождь увёл прочь Оту, а отец и мать оплакивали её так, словно она уже умерла.

Несколько юношей были посланы к реке, чтобы найти там большую льдину. Старейшины хотели посадить девушку на неё и отдать Талвите.

Пока они искали льдину, все остальные жители деревни надевали свои лучшие одежды, словно готовясь к зимнему празднику. А красивей всех нарядили Оту. И старейшины повели её к реке, а весь народ пошёл за ними. У берега на льдине они постелили толстый слой соломы, а поверх него положили много ковров. На них они посадили девушку и толкнули льдину вниз по быстрому течению. Качаясь, льдина помчалась по реке. Надежда умерла в душе Оты, а на её место пришли гнев и отчаяние. И тогда она прокричала своему племени:

— Каждый из вас ответит за то, что сделал. Однажды я вернусь, чтобы забрать ваши жизни, как вы забрали мою.

Голос девушки был громче плеска воды и треска льдов. Когда льдина с ней скрылась из виду, жители вернулись домой, повторяя вслух заклинания, напевая молитвы...

Вскоре люди почуяли веяние тёплого ветра, и через несколько