Звездный десант - Роберт Хайнлайн

Отец замолчал, потом очень тихо сказал:

— Я был обязан пройти испытание верой. Обязан доказать, что я — мужчина. Не просто производяще-потребляющее животное, а человек.

Я ничего не успел ему ответить, потому что динамики на стенах запели:

— … во славу пехоты сияет в веках, сияет в веках имя Роджера Янга!

И женский голос добавил:

— Персоналу корвета «Роджер Янг» собраться у катера. Причал «Эйч». Девять минут.

Отец вскочил на ноги, подхватил вещмешок.

— Это меня! Береги себя, сынок. И чтоб прошел все экзамены, не то не посмотрю, что вырос, выдеру!

— Обязательно, пап.

Он торопливо обнял меня.

— Увидимся, когда мы вернемся!

И он убежал.

В офисе коменданта я доложился флотскому сержанту, который выглядел точь-в-точь как сержант Хо; у него даже руки тоже не хватало. А еще ему не хватало улыбки сержанта Хо.

— Кадровый сержант Хуан Рико поступает в распоряжение коменданта, согласно приказу, — отбарабанил я.

Он глянул на часы.

— Катер сел семьдесят три минуты назад. Ну?

Ну, я ему и рассказал. Сержант выпятил губу и задумчиво посмотрел на меня.

— Я знаю наизусть все штатные отговорки. Но вы только что написали новую страницу. Ваш отец, ваш собственный отец назначен на корабль, с которого вы отбыли?

— Чистая правда, сержант. Можете проверить. Капрал Эмилио Рико.

— Мы не проверяем заявления наших «юных джентльменов». Мы просто отчисляем их, если выяснится, что они солгали. Ладно, все равно, парень, который не опоздает из-за встречи со своим стариком, не стоит возни. Забудь.

— Спасибо, сержант. Мне доложиться коменданту?

— Уже доложился, — он сделал отметку в списке. — Может, через месяц комендант захочет видеть тебя вместе с дюжиной других таких же. Вот ордер на комнату, вот экзаменационный лист для начала. Хотя начать лучше с того, что спорешь шевроны. Только не потеряй их, могут еще понадобиться. С этого мгновения ты не «сержант», а «мистер».

— Есть, сэр.

— И не называй меня «сэр». Это я буду называть тебя «сэр». Но тебе это не понравится.

Офицерскую школу описывать не буду. Это все равно что учебный лагерь, только в квадрате и в кубе, плюс учебники. По утрам мы занимались тем же, что и рядовые, делали все то же, что и в учебке, и рукопашный бой тот же самый, и те же сержанты мылят нам те же шеи. Днем мы становились кадетами и «джентльменами», слушали лекции и писали контрольные по бесконечному списку предметов: математика, физика, галактография, ксенология, гипнопедия, логистика, стратегия и тактика, связь, военная юриспруденция, ориентирование на местности, специальное вооружение, психология командной деятельности. Все, начиная с того, как накормить и позаботиться о рядовых, и заканчивая тем, почему Ксеркс по крупному облапошил сам себя.

По большей части мы учились быть катастрофой в собственном лице, одновременно заботясь о пятидесяти других парнях, учились любить их, нянчиться с ними, вести за собой, спасать их, но ни в коем разе не превращая их в детишек.

У нас были кровати, которыми мы слишком мало пользовались; у нас были комнаты, душевые и уборные. На каждых четырех кандидатов имелся один гражданский служащий, который заправлял нам постели, убирал в комнатах, чистил нам ботинки, гладил униформу и бегал по поручениям. И вовсе не ради роскоши, а лишь для того, чтобы дать учащемуся больше времени на выполнение невозможного. Поэтому нас освобождали от того, что любой рядовой умел в совершенстве.

«Филадельфийский катехизис» предписывал:

Шесть дней тебе назначено сгибаться и потеть,

А на седьмой — песочить палубу и драить якорную цепь.

Армейская версия заканчивается так: … и вычисти стойло, из чего можно сделать вывод, сколько столетий этой традиции. Хотелось бы мне отловить хотя бы одного штатского, который считает нас лодырями, и погонять его месяцок в училище.

По вечерам и воскресеньям мы учились, пока глаза не начинали гореть, а из ушей валить дым, а потом спали (если спали) с жужжащим под подушкой гипнопреподавателем.

Строевые песни носили соответственно пессимистичный характер. «Чем с пехтурой трахать поле, я бы лучше попахал!» и «Не будут более учиться воевать», а еще «Не ходи, малыш, в солдаты, — плакала родная мать». А вот самая любимая — старая, классическая «Джентльмен в драгунах» с припевом про «агнцев, заблудших неведомо где»: «… Господи, грешника не покинь! Бе-е! Йе-е! Бе-е!»

И все же я не чувствовал себя несчастным. Наверное, занят был слишком. Не было никакого психологического «перевала», который надо было преодолеть в учебном лагере, а был постоянный, не ослабевающий страх перед отчислением. Особенно меня беспокоила моя слабая подготовка по математике. Мой сосед по комнате, колонист с Гесперуса, парень со странно подходящим ему именем Ангел, ночи на пролет помогал мне.

Большинство инструкторов, особенно офицеры, были инвалидами. Помнится, полным набором конечностей, глаз, ушей и так далее обладали только сержанты — инструктора по боевой подготовке, да и то не все. Наш тренер по рукопашному бою передвигался в автономном инвалидном кресле, носил пластиковый «ошейник» и от шеи и ниже был полностью парализован. Зато язык работал, как заведенный, глаза подмечали наши огрехи с точностью кинокамеры. А уж как он разносил и критиковал то, что видел, — полностью компенсировал свою физическую немощь!

Поначалу я все удивлялся, почему эти явные кандидаты на отставку по состоянию здоровья и полный пенсион не пользуются своим правом пойти домой. Затем перестал.

Апофеозом моей учебы был визит энсина Ибаньез, младшего вахтенного офицера, пилота-стажера транспортного корвета «Маннергейм» и обладательницы черных глаз. Карменсита выглядела потрясающе в белой парадной форме размером чуть больше бикини. Она появилась, когда наш класс выстроился на перекличку перед ужином, прошагала мимо строя, и слышно было, как у парней глазные яблоки щелкали, отслеживая ее. Она подошла прямиком к дежурному офицеру и нежным, проникновенным голоском спросила, где ей отыскать Хуана Рико.

По всеобщему мнению капитан Чандар в жизни не улыбнулся своей собственной матери, но для малышки Кармен он с усилием расплылся до ушей и подтвердил, что я здесь… после чего она хлопнула длиннющими черными ресницами, объяснила, что ее корабль скоро уходит, и нельзя ли, ну, пожалуйста, отпустить меня поужинать в город?

И я обнаружил, что нахожусь в абсолютно неположенной и совершенно беспрецедентной трехчасовой увольнительной. Может, на флоте разработали новые методы гипнотического воздействия, которыми забыли поделиться с армией? Или секретное оружие Кармен было гораздо древнее и малопригодно для десантуры? В любом случае я не только превосходно провел время, но и вырос в глазах своих сокурсников до небывалых высот.