Эпохи Айры. Книга первая - Аксинья Лукриянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как скажешь, Цефея… — начал было красноволосый Хранящий, но Цефея, взглянув на окно, подняла руку, останавливая друга на полуслове.
— За конюшней кто-то есть, Рубин… — тихо сообщила Хранящая, — но это не Хранящий. Скорее просто человек. Но он напуган, так что… я не уверена, что это враг.
— Кто-то из слуг? — уточнил Рубин и не дождавшись ответа, вышел в сад.
Через несколько минут избранник Файро возвратился, ведя перед собой долговязого, грязного подростка. Мальчик, заглянув на кухню, неуверенно замер в дверях.
— Здравствуй. — Кивнула Цефея и, прислушавшись к эмоциям незнакомца, уточнила, — Почему ты напуган? Ты знаешь кто я?
В ответ мальчик повел плечами и неохотно кивнул.
— Разумеется. — Сказал он с легким незнакомым акцентом. — Я слушал слуг целый день. Все они только и говорили о вашем переезде, а еще о вашей победе над Маалем. Весь город обсуждал ваш поступок.
— Вот как… — проронила Цефея. — Но ты ведь испугался не моего переезда в этот дом, не так ли? — спросила Цефея.
Мальчик стыдливо опустил голову.
— Кто-то из слуг говорил о том, что вы неимоверно жестоки. И что всякий на вашем пути становится жертвой вашего безудержного гнева.
Цефея оглядела его с головы до ног. Он казался простым бродягой, коих немало обитало в нижнем городе — в районе мастеровых дворов, где работали кузнецы, кожевники и ткачи. Изорванные лохмотья болтались на высоком, худом теле как на вешалке. По этим жалким обноскам, давно потерявшим цвет и форму, невозможно было уверенно сказать, был ли мальчик в прошлом подмастерьем пивовара или же помощником лодочника. Грязная роба, щедро украшенная пятнами золы и грязи, пропитанная потом и запахом рыбы, висела на мальчишке мешком, обнажая плечи и сильные, жилистые руки. Среди пыли и грязи кое-где прослеживалась янтарная рыжина растрепанных волос, а бледная кожа его не по годам серьезного лица, была щедро обсыпана веснушками. Поймав изучающий взгляд Цефеи, мальчик стыдливо опустил глаза в пол.
Хранящая ощущала его страх и смущение, это отвлекало ее от личных мыслей. Не находя в себе сил для начала разговора, Цефея с немой просьбой взглянула на друга, который, казалось, только и ждал возможности вступить в беседу.
— Будь госпожа так жестока, как о ней говорят — она не стала бы говорить с тобой. — Заметил Рубин, усаживаясь за стол. — Готов поспорить, что многие бы из домовладельцев на этой улице тут же высекли бы воришку, проникнувшего в их сад.
Мальчишка вздернул подбородок к потолку.
— Я не вор. — Твердо сказал он.
— Тогда кто же ты? — спросил Рубин.
— Я… я… — мальчик замялся вновь. — Это сложно объяснить, сирра.
— О, поверь, и я и Цефея во многое можем поверить. — Улыбнулся Рубин. — Так что все же попробуй нам объяснить кто ты и как здесь оказался.
— Я жил в этом доме два года. Он пустовал все это время и я просто занял чердак, стал ухаживать за садом, следил за порядком в усадьбе, работал в городе. Конечно, на многое мне не приходилось рассчитывать, но на хлеб я себе зарабатывал сам. До недавнего времени у меня был хоть какой-то кров, а сегодня мне вновь нечего есть и негде спать. Все мои вещи остались в доме, а меня вышвырнули на улицу. Я не прошу приютить меня, но прошу у вас дозволения забрать свои вещи, сирра. На чердаке осталась книга, которую я привез из дома и она очень ценна для меня.
— Книга? — переспросила Цефея, удивившись. Хранящая сомневалась, что бродяга сумел сегодня поесть, но его, несмотря на голод, волновала книга. — Какая книга?
Мальчик закусил губу, словно коря себя за излишнюю откровенность:
— Dereo imner Safier. — Негромко проговорил он.
Цефея обратила внимание на мимолетную улыбку Рубина.
— Я не знаю… этого языка. — Призналась Цефея, чуть растерянно, впервые слыша подобное наречие.
— Это сафирский, Цефея. — Пояснил Рубин. — Наш гость говорит о сборнике древних легенд Сафира. Как твое имя?
— Бриан. Сын охотника Гверна. Книга, которую я прошу позволить мне забрать — труд моего прадеда, который был рожден от союза детей двух кланов. Он собирал эти легенды всю жизнь. Это подарок моего отца. И когда-нибудь я должен передать книгу своему сыну.
— Arden ras Safira? Orap res Torsnen?33 — Спросил Рубин непринужденно.
— Mes.34 — Неохотно отозвался мальчишка и замолчал.
Цефея вновь непонимающе взглянула на друга.
— Перед нами сын гордых воинов Сафира, — сказал он, — потомок славного рода Торстейн.
— Города уже давно нет на карте острова, сирра. — Напомнил Бриан. — Но вы правы, я потомок жителей Торстейна. Последнее нападение племен заставило меня искать спокойной жизни вдали от Сафира.
— Вот как… Никогда прежде не встречала сафирцев, но много читала о их доблести и победах в твоих книгах. Сколько тебе лет, Бриан? Что ты умеешь?
Задавая вопросы, Цефея пригласила Бриана занять место за столом и тот, несколько секунд помешкав, все же сел рядом с Рубином.
— Мне четырнадцать, сирра. Некоторое время я был помощником кузнеца, потом работал в шахте, немного помогал рыбакам в порту и даже успел научится переплетать книги. Я хорошо справлялся с обязанностями по дому, даже латал крышу. Я умею читать и писать, хорошо и быстро считаю, знаю два языка: хильмарийский и сенторийский. Сафирский язык для меня родной, я не беру его в расчет.
— Teren dala bereda sonope id erenid belas.35 — Заметил Рубин.
Мальчик покраснел. Он опустил глаза в стол.
— Ez remisad irriza yarl.36 — Чеканя каждое слово признался мальчик. — В шесть лет я был отобран из десятка мальчиков и призван на обучение в холл к ярлу.
— Почему же ты не желаешь вернуться домой? Мне кажется, что тебя ждет обеспеченная жизнь под крылом твоего господина.
Бриан вновь замолчал. Хранящая ощутила новую волну его страха.
— Последние годы шаманы все чаще заходят в города и разграбляют их. Два года назад, во время последнего их визита, в городе нашли три тела служителей ярла. Мне не хочется оказаться одним из тех, кому перережут горло только из-за титула.
— А вернуться в родительский дом, не продолжая службы у ярла? — уточнила Цефея.
— Это позор. — Одновременно сказали Бриан и Рубин.
Цефея растерянно посмотрела на друга и тот кивнул, еще раз подтверждая общий вердикт. Оказалось, что на Сафире побег из дома господина приравнивается к предательству, за что, согласно древним традициям Сафира,