Конец Осиного гнезда - Георгий Брянцев

- Кто? - повелительно крикнул он, когда я остановился от него в двух шагах.

- Хомяков, - ответил я. - Вы не ушиблись?

- Как будто нет.

- Ну вот и великолепно! А помните, как вы боялись прыгать?

- Было, было... - И Доктор упругим движением вскочил на ноги.

Я осветил его лучом фонарика. На нем была армейская шапка-ушанка с вдавлинкой вместо звезды, стеганый ватный костюм и солдатские кирзовые сапоги.

- Выключите фонарь, - сказал он мне и протянул руку. - Здравствуйте, Хомяков! Жребий брошен! Точь-в-точь, как в американском кинобоевике...

Я почувствовал, что рука Доктора по-прежнему была в тонкой перчатке. Доктор сунул пистолет в карман.

Я спросил:

- Кто вас провожал?

- Гауптман... А кто там вытанцовывал над огнем?

- Один из тех шести, - ответил я. - Он достал машину. Сам за шофера. Он сейчас подойдет.

Доктор угостил меня сигаретой, осветил зажженной спичкой мое лицо и спросил:

- Куда мы сейчас?

- В Москву. Куда же еще? Я ведь сообщил, что все подготовил.

- Понимаю, понимаю. - И он, пыхтя дымом, поглядел по сторонам.

Подошел майор Петрунин.

- Познакомьтесь, - предложил я.

Доктор протянул руку, не называя себя, и лишь промолвил:

- Очень приятно.

- Звонарёв, - отрекомендовался Петрунин.

- А как с парашютом? - спросил Доктор.

Я сказал, что оставлять здесь парашют нельзя и что его придется захватить с собой, а по дороге где-нибудь припрятать. Доктор согласился. Петрунин скатал парашют, затиснул его в мешок из-под пакли и взвалил на плечо. Мы тронулись к деревне.

- Значит, прямо в Москву? - спросил Доктор.

- Сначала зайдем в деревню, - ответил я.

- А зачем? - поинтересовался Доктор.

- Машина наша стоит у отца Звонарёва.

- А как там?

- Это что-то на вас не похоже, Доктор, - усмехнулся я. - Деревушка глухая, в девятнадцать дворов. Остались одни бабы да деды...

- Оно конечно, - бодро ответил Доктор, но тут же спросил: - А нас по дороге в Москву не прихлопнут на контрольных пунктах?

- Мы ночью не поедем, а днем не проверяют.

- А где же мы будем торчать до утра?

- У отца Звонарёва.

- Удобно?

- Удобнее и быть не может, - вмешался в разговор Петрунин. - Старику моему уже за восемьдесят стукнуло, и он глух, как доска.

Немного помолчали, потом я спросил:

- Что нового на станции? Все живы?

- Там всё по-старому, вот у вас тут дела неважные...

- Именно?

- А Саврасов? Завалился?

- Тут уж я ни при чем. Без меня это стряслось.

- Идиотина! - сказал Доктор. - Денег ему не хватало!.. А Брызгалова не отыскали?

- Нет.

- Ну этого-то я найду, - уверенно заявил Доктор.

"Едва ли", - подумал я.

Подходя к деревне, Доктор осведомился:

- Радист Курков далеко?

- А что?

- Надо же отстучать Гюберту.

- Всё сделаем. К обеду господин Похитун доложит гауптману телеграмму.

Когда вошли в деревню, Доктор заметил:

- Действительно, медвежий уголок. Тут можно целый десант высадить, и никто не почешется. Сказано, Русь-матушка...

У дома председателя колхоза я предупредительно пропустил Доктора вперед и сказал:

- Сюда... вот сюда...

Доктор толкнул дверь, вошел в освещенную комнату и тут же, без команды, поднял руки: на него в упор смотрели три пистолетных ствола.

33. НОВОСТИ

К моменту прибытия Доктора люди полковника Решетова проделали большую работу. Помимо Саврасова и Брызгалова, были выловлены и разоблачены еще шесть вражеских агентов, переданных Гюбертом под мое начало. Многое сообщил Курков, явившийся с повинной и не пожелавший работать на врага.

Доктор не стал запираться. Умный, умудренный многолетним опытом, искушенный в делах разведки, он понял сразу, что попался крепко. Он избрал правильный путь, решил признаться во всех своих преступлениях и хотя бы частично искупить этим вину. И он признался. Он вывернул себя наизнанку. Прежде всего он собственноручно написал, по выражению Решетова, свой "послужной список", а потом принялся за Габиша, Гюберта и остальных.

Он не пытался смягчить свои преступления, дал себе убийственную характеристику, но не пожалел красок и для своих шефов. Они предстали перед нами во всей своей красе.

То, что удалось разведать мне за время пребывания в "осином гнезде", составило лишь крохотную долю того, что сообщил Доктор. Он выдал серьезную шпионскую группу Бурьянова, о которой я не мог даже подозревать. Он сообщил о том, что станция Габиша проводила широкую вербовочную работу среди предателей и пособников оккупантов и сейчас подготавливает из них три группы шпионов и диверсантов для подрывной работы на нашей территории.

Доктор назвал их имена и фамилии, а также известных ему агентов, в разное время переброшенных за линию фронта.

Он вернулся к прошлому, к довоенным годам, выложил историю с Робушем и сказал, что на нашей территории должна существовать еще одна небольшая, но строго законспирированная шпионская группа, созданная самим Гюбертом при первом его визите в Советский Союз.

Полковник Габиш высказывал намерение передать эту группу также под руководство Доктора, но потом почему-то передумал.

Доктор располагал своим шифром и кодом, специальными позывными и волнами для радиста, и, если бы он не стал сразу на путь признания, мы попали бы в затруднительное положение. Разоблачив себя, Доктор не счел нужным утаивать что-либо и великолепно понял, что именно от него требуется. Он "доложил" Гюберту о благополучном прибытии. С помощью Доктора полковник Решетов продолжал искусно водить за нос капитана Гюберта, время от времени передавая ему выгодную нашему командованию лжеинформацию.

Комбинация с Доктором натолкнула Решетова на совершенно новую, смелую мысль. Он задался целью совершить налет на "осиное гнездо" и захватить все документы и материалы, там хранящиеся.

Операция эта предварительно была продумана, оставалось разработать детали. Руководство одобрило этот план. В Москву вызвали подполковника Фирсанова и начальника разведки штаба майора Коваленко.

Мне предложили засесть за телеграммы, поступившие за это время от Криворученко, и составить по ним обзор о положении дел в его группе и на станции.

Я пересмотрел кипу телеграмм и выбрал из коротеньких сообщений все, что только было возможно.

Складывалась такая картина. В конце зимы Гюберт перенес свою резиденцию на новое место. Он перебазировался на восемьдесят километров западнее прежней стоянки и разместился в бывшем доме отдыха. "Осиное гнездо" по-прежнему прикрывается вывеской "Лесной опытной станции", стоит в лесу между городом и большим селом, районным центром. От города до него восемьдесят километров, а от села - всего четыре.

Похитун объясняет это перемещение тем, что близость города могла привести к полной расшифровке Опытной станции, и Гюберт решил предвосхитить события.

Изменений в личном составе Опытной станции никаких не произошло, только на вакантную должность помощника Гюберта прибыл некий майор Штейн.

Гюберту присвоено звание майора. Он награжден железным крестом. Штейн владеет русским языком и отличается более крутым, нежели покойный Отто Бунк, характером. Он завел на Опытной станции овчарок.

В своих показаниях Доктор дал аналогичные сведения и лишь добавил, что Штейн, по его мнению, является преемником Гюберта, так как были разговоры о переводе Гюберта на новую должность.

В группе Криворученко теперь не двое, а пятеро: сам Криворученко, радист Ветров, Логачев, пришедший из партизанского отряда, Березкин - из городского подполья и Таня Кольчугина. Она попала в группу после какой-то удачно проведенной комбинации, но какой именно - мне было непонятно. Можно предположить лишь, что уход Тани в лес был связан с отъездом из города Фомы Филимоновича.

Да, старик покинул свои "хоромы". Он выполнил мое задание. Он сумел войти в такое доверие к Гюберту, что тот захватил его с собой на новое место. Старик и в самом деле заделался егерем. Мог ли я предполагать, что его разговор с Гюбертом об охоте приведет к таким результатам?

Фома Филимонович выполнил и второе мое задание: ему удалось наладить отношения с Похитуном; он поступился своим характером и стал неразлучным "другом" грязного шифровальщика.

Фома Филимонович ездит на охоту с Гюбертом, и весенний сезон, по словам Криворученко, прошел у них на славу. Но Гюберт стал более осторожен. Если раньше он ездил в сопровождении двух автоматчиков, то сейчас берет с собой по три-четыре, а то и по пять солдат.

Группа Криворученко стоит лагерем в лесу, в девятнадцати километрах от Опытной станции. Лагерь именуется "Полюсом недоступности". Встречи с Фомой Филимоновичем проводятся в лесу, между "осиным гнездом" и Полюсом недоступности, но иногда и в селе. В лесу с ним встречаются поочередно Криворученко, Логачев и Березкин, а в райцентре - только Березкин.

Старик свободно пользуется лошадью Опытной станции, часто ездит в лес на охотничьи разведки. Пользуясь этим, Фома Филимонович даже приезжал на Полюс недоступности.