Конкистадор - Дмитрий Володихин

Теперь Медынцев. Но это, слава богу, совсем просто. Можно сказать, работа, для которой сама судьба предназначила командора.

Они были знакомы очень давно. Когда-то, полтора десятилетия назад, оба стали называть друг друга на вы, но не по имени отчеству, а только по имени, – как принято у спортсменов… А потом привыкли.

– …Вам, Петр, надлежит выполнить задачу, сопряженную со смертельным риском. Ни я – на глазок, ни аналитики штабного оперативного отдела – с помощью самой изощренной техники, не смогли найти внятный ответ на вопрос: каков алгоритм выживания в данных условиях. Алгоритма нет. Вы погибнете, погибнут ваши люди и ваши корабли. Если этого не произойдет, то, скорее всего, вам невероятно повезло, или Бог смилостивился и продлил ваши жизни сверх положенного срока.

– Виктор… я готов. И вы прекрасно знаете это.

Медынцев готов был всегда. Он не дорожил своей жизнью, а потому всегда был как-то наособицу. На Терре-2 жизнь каждого ценили весьма высоко. А на тех, кто дар Божий поставил ни во что, смотрели с холодком. Самоубийство считали родом фиглярства и с презрением относились к людям, склонным прервать собственную биографию до наступления естественного срока.

Но командор Медынцев проходил по особому счету. Он из тех людей, кого отравила безумием война. Война произвела в его душе глубокую рваную рану и не забыла капнуть долгоиграющего яда. А тех, кто послужил отечеству и пострадал за него (Медынцев получил еще и физическое ранение), терранцы склонны были ценить высоко. Вот и выходило: заслуженный уважаемый псих. Досье позволяло вчистую списать командора из ударных сил флота. Досье – да. А вот совесть не позволяла…

Петр Медынцев был безупречен по службе. Всегда спокоен, корректен, подтянут. Он числился в наиболее надежных исполнителях тактических операций, да еще в наиболее самоотверженных притом… Сначала его тайну знал только Сомов, однажды заглянувший ему в глаза и неожиданно понявший больше необходимого. Потом штатные флотские психологи докопались до сути. Поняли – и принялись строчить рапорты. Мол, а нельзя ли его… того. Нет? Тогда мы ни за что не отвечаем. В последние два года о недуге Медынцева прознало большое флотское руководство. Флот – слишком прозрачная среда. Да и шила в мешке не утаишь… Когда командор, возглавляя самостоятельные отряды на крупных командных учениях, выбрал несколько раз подряд оптимальные пути решения задач… да, оптимальные, но еще и самоубийственные, – все вышло наружу.

Медынцев жил одним страшным боем 25-го года и мечтой отомстить за него. Все остальное – женщины, карьера, благополучный быт, любые новые достижения и даже спасение души – его не интересовало. Фактически он был идеально замаскировавшимся мертвецом среди живых.

– Я отправляю большую эскадру на помощь Вяликову, и вы возглавите десантный отряд, который в самом скором времени погрузят на корабли. Сразу предупреждаю: вам предстоит совершить отвлекающий маневр. Повторяю: отвлекающий. Основная десантная операция будет на всех этапах сражения за Терру-10 проводиться в другом месте.

Медынцев молчал. У Сомова закралось неприятное подозрение. А не сбрендил ли командор окончательно? Нет, он, конечно, отменно действовал несколько суток назад, но…

– Вы понимаете меня, Петр?

Собеседник терранского главкома улыбнулся. Это надо было видеть! Медынцев не улыбался с 25-го года. У него с тех пор – застывшее, как изо льда высеченное лицо, да еще жути добавляет старый глубокий шрам – след ожога. А тут вдруг на тебе – заулыбался… Виктору на мгновение показалось, будто он слышит то ли скрип, то ли хруст, иными словами, зловещий нечеловеческий звук, с которым расправляются давно атрофированные мышцы, отвечающие за улыбчивость…

– Витя… Позволь мне называть тебя Витей… Ты задумал нечто вроде гамбита, я правильно понимаю?

– Честно говоря, да.

– Я не в обиде. Пусть будет гамбит. Остальные ребята тоже должны… соответствовать.

– Уже.

– Я не подведу тебя. Каковы шансы… избежать?

– Пять-десять. Это с большой долей оптимизма, Петя.

– Ладно. Если я вернусь, то попробую жить, как все нормальные люди. Я просто сделаю дело, ты понимаешь?

– Наверное, понимаю…

На военный совет по приказу главкома собрались Пряников, Оганесян, Медынцев, Галай и множество других достойных командиров. Марго, загруженную по самую макушку, Виктор решил не тревожить. Когда прибыл последний участник, Сомов встал и сказал:

– Господа офицеры! Через двадцать часов по условному времени группы флотов «А» особая авангардная эскадра отделится от контингента, разовьет максимально возможную скорость и пойдет на поддержку Вяликова. Некоторые из вас уже знают об этом. Так вот, в связи с отправкой эскадры, имею честь сообщить вам две новости. Во-первых, командование ею я решил возложить на себя. Во-вторых, на все время моего отсутствия основные силы терранского флота в системе Терры-10 возглавит вице-адмирал Пряников.

Сомов сделал паузу. Посмотрел на лица. Ни тени сомнений или недовольства. Привыкли видеть его главкомом, привыкли подчиняться. Очень хорошо.

– В ближайшие несколько суток наши действия будут заключаться в следующем…

11 января один из младших офицеров штаба поздравил Сомова с прошедшим днем рождения.

– С каким днем рождения? Не понял?

– С вашим, господин вице-адмирал. Извините, мне никак не удавалось подойти к вам и поздравить.

– С моим? А? Ах, да. Девятого же должно было быть…

13 января 2141 года в 12.00 по условному корабельному времени терранского поискового контингента новые шотландцы были уже на подлете к Терре-10. До начала десантной операции им оставалось от силы полчаса. Объединенная эскадра Вяликова-Рекехо была от них примерно в четверти часа крейсерского хода – или даже меньше. «Сантиссима Тринидад» и «Богота» шли в походных порядках эскадры. Еще на четверть часа отставал от них Саид Халеби. Между его кораблями и мобильным отрядом Сомова не было ни малейшего интервала. Констан со своими линкорами сократил дистанцию между собой и терранским главкомом до десяти минут. Тем не менее, женевцы все еще оставались на шестом, явно проигрышном месте. Армаду основных сил терранского поискового контингента от Констана отделяло часа два крейсерского хода. Сразу за нею, фактически без перерыва, двигалась большая женевская эскадра. Остальные отставали безнадежно…

Так было до 12.01.

За одну минуту положение переменилось радикально.

Линкор «Карл V» из эскадры Рекехо безо всякого предупреждения открыл огонь по «Боготе». Первый же залп «Карла V» превратил ее в облачко из мелких обломков. Затем огонь был перенесен на крейсер «Сантиссима Тринидад». Для того, чтобы добиться аналогичного результата понадобилось всего 40 секунд. На запросы изумленного и разгневанного Рекехо «Карл V» не отвечал. Затем с главкомом латино связался старший офицер линкора и сообщил: «Капитан Нуньес сошел с ума и застрелился…»

Какой-то большой человек из флотских спецслужб Женевской Федерации уже дырявил мундир, чая орденок.

Глава 6

«Кто без греха…»

4 января 2141 года.

Патриаршая резиденция в монастыре Святого Филиппа-митрополита, Ольгиополь.

Димитрий II, 104 года.

«Вице-адмиралу Сомову Виктору Максимовичу.

Ко мне пришло тайное послание от Вашей супруги с просьбой о помощи. Госпожа Сомова уповала на мою доброту и взывала к христианским чувствам, полагая, что никто другой не осмелится выполнить ее просьбу вопреки воле светской власти в лице высшего ее представителя. Итак, ей оставалось просить милости у Святой Церкви. Дабы не вводить в соблазн иереев и епископов, она решилась обратиться прямо ко мне. Между тем, я долго пребывал в сомнении, надлежит ли мне даровать эту милость. Но, в конце концов, решился. Суровость государственных законов и уставов должна смягчаться любовью к ближним, благой волей и милосердием частных лиц.

Ваша супруга и дети находятся на орбитальной станции „Белый дворец“, принадлежащей Польскому сектору. Сектор „Г“, 2-й ярус, помещение № 100. С ними обращаются хорошо. Госпожа Сомова уверена в конечном успехе Вашего дела. Но пути Господни неисповедимы, и если на то не будет Его воли, госпожа Сомова просит вызволить ее и детей из плена. Она не желает, чтобы Вы беспокоились о ее судьбе преждевременно, то есть, покуда миссия Ваша не исчерпана. Она молится о Вашей победе. И лишь в самом худшем случае будет возлагать надежды на верность и бесстрашие своего мужа.

Я же призываю Вас простить обидчика, сколь чудовищными ни представлялись бы его действия. Кто из нас не проявляет иной раз духовной лености, не гневается, не ожесточается сердцем? Ужели Вы сами чисты и безгрешны? Прошу Вас о милосердном отношении к человеку, столь жестоко обошедшемуся с Вашей семьей. Не поминаю слов Господа, призывавшего: „Отдавайте кесарево кесарю“ (Мар. 12:17), и апостола Павла, говорившего: „Всякая душа да будет покорна высшим властям“ (Рим. 13:1). Но обращаюсь к милостивому суду, свершенному Сыном Божьим над блудницей: „Кто из вас без греха, первый брось на нее камень“ (Иоан. 8:7). Если Он был милосерден, как же нам не быть такими?