Княжна Дубровина - Елизавета Салиас-де-Турнемир

Генералъ засмѣялся:

— Всё будетъ. Cela ne souffre aucune defficueté!

— Къ чему это верховая ѣзда? дѣло не дѣвичье, сказала Варвара Петровна. — Отецъ никогда намъ этого не дозволялъ.

— Отчего же? Нынче всѣ ѣздятъ верхомъ, а въ Петербургѣ всѣ Высокія Особы. Я считаю que c'est très convenable. Лошадь будетъ смирная. Еще слово: мы все желаемъ, чтобы ты взяла съ собою миссъ, миссъ… какъ ее зовутъ, Англичанку?

— Миссъ Джемсъ; если это вамъ угодно, сказала Анюта, — я съ удовольствіемъ приглашу ее, какъ компаніонку.

— Mais elle est vraiment charmante, сказалъ опять генералъ и подумалъ: «Она, это красоточка уходитъ изъ этого пустаго, темнаго, дома — уходитъ съ формами, а я бы на ея мѣстѣ убѣжалъ безъ оглядки». И онъ сходилъ по ступенямъ широкой лѣстницы напѣвая какую-то бравурную арію.

А Анюта взбѣжала на верхъ, позвала свою горничную, написала телеграмму и отдала ей.

— Послать сейчасъ! сказала она отрывисто.

— Безъ позволенія тетушки я не смѣю, отвѣчала Ѳеня.

— Отнеси къ ней, сказала Анюта.

Варвара Петровна не взяла телеграммы, не взглянула даже на нее и сказала коротко Ѳенѣ:

— Послать.

Телеграмма состояла изъ нѣсколькихъ словъ:

К**. Долинскому.

Я жду васъ всѣхъ въ Москву къ 27 мая, комнаты для васъ взяты въ гостиницѣ Дюсо. Экипажъ будетъ ждать васъ на вокзалѣ. Телеграфируйте день и часъ пріѣзда

Дубровина

Глава VIII

Цѣлыя двѣ недѣли жила Анюта, чувствуя каждый день болѣе и болѣе, что нетерпѣніе увидѣть опять своихъ заѣдало ее. Положеніе ея въ домѣ тетокъ совершенно измѣнилось; изъ ребенка, которымъ управляли Варвара Петровна и миссъ Джемсъ неограниченно, она сдѣлалась вдругъ молодою дѣвушкой, располагавшею своимъ временемъ и отчасти своими поступками. Она писала письма къ дядѣ и Машѣ, получала отъ нихъ отвѣты и никто не дотрогивался до ея писемъ. Она могла посылать Андрея по своему усмотрѣнію и приказать въ домѣ все, что хотѣла. Въ рукахъ ея, думала она, столько денегъ, столько денегъ, что она никогда не сумѣетъ ихъ истратить. Генералъ Богуславовъ прислалъ ей съ управителемъ шесть тысячъ.

Управляющій съ низкими поклонами объяснилъ, что ему приказано отъ опекуна генерала Богуславова доставлять всё немедленно по первому приказанію ея сіятельства. Говоря съ управителемъ, Анюта внутренно была чрезвычайно смущена и робѣла, но употребила всю свою волю, чтобы не обнаружить своего замѣшательства. Это вполнѣ удалось ей, и управитель вынесъ такое впечатлѣніе, что княжна хотя и молода, но видно, что у нея голова и своя воля. Говоритъ вѣжливо, но кратко и опредѣлительно. Да, будетъ настоящая госпожа! заключилъ онъ свои размышленія.

Прошелъ и май, какъ все проходитъ на свѣтѣ, и Анюта получила депешу, что завтра въ десять часовъ утра Долинскій съ семействомъ пріѣдутъ въ Москву.

Анюта встрепенулась какъ застигнутая врасплохъ птичка. Сердце ея забило тревогу, будто она каждый день не ждала этой телеграммы. Она тотчасъ вскочила съ такою живостію, что миссъ Джемсъ удивленно посмотрѣла на нее и не могла не промолвить тономъ дружескаго упрека.

— My dear! my dear!

— Папа пріѣзжаетъ завтра, сказала ей Анюта по англійски. На этомъ языкѣ она всегда звала папочку: папа.

Анюта позвонила.

— Максима, сказала она съ нетерпѣніемь вошедшей Ѳенѣ. — Что же ты стоишь, Максима дворецкаго! Замѣтивъ сама, что говоритъ поспѣшно, Анюта постаралась успокоиться.

Вскорѣ пришелъ и дворецкій.

— Максимъ, сказала ласково Анюта, — завтра въ девять часовъ наймите лучшую карету, слышите, лучшую, съ хорошими лошадьми и лакея, очень хорошаго лакея…

— Развѣ у насъ ихъ мало, ваше сіятельство, сказалъ Максимъ, — что нанимать приказываете.

— Это не мнѣ, Максимъ: дядюшка мой, тетушка и всѣ мои братцы и сестрицы пріѣзжаютъ завтра, и имъ надо на первое время нанять хорошаго лакея. Экипажи надо выслать на Смоленскій вокзалъ, четырехмѣстную карету, коляску и извощиковъ для сундуковъ.

— Ломоваго, ваше сіятельство?

— Ломоваго; какъ знаете лучше, такъ и распорядитесь и чтобы въ девять часовъ для меня заложена была тетушкина карета.

— Слушаю.

Анюта сошла внизъ сіяющая. Тетки тотчасъ замѣтили ея радость и угадали.

— Твой дядя пріѣзжаетъ? спросила у нея Александра Петровна.

— Да, завтра. Я распорядилась экипажами и желала бы, она обратилась къ Варварѣ Петровнѣ, которой лицо омрачилось при извѣстіи о пріѣздѣ дяди, — и желала бы встрѣтить ихъ на вокзалѣ, можно?

— Ты оставляешь насъ, сказала Варвара Петровна сухо, — и выходишь изъ-подъ моей власти, что же спрашивать, дѣлай какъ хочешь. Ты, кажется, птица вольная — еще крылья не отросли, а ужь изъ гнѣзда выпорхнула.

Анюта подумала, что не изъ гнѣзда выпархиваетъ она, а именно въ гнѣздо свое теплое возвращается, но смолчала не желая раздражать тетку, и отвѣчала кротко.

— Пока я у васъ въ домѣ, я безъ вашего позволенія ничего не сдѣлаю, такъ же какъ въ собственномъ моемъ домѣ я безъ позволенія папочки тоже ничего не сдѣлаю.

— А если я скажу тебѣ, что считаю, что въ толпѣ всякаго народа на вокзалахъ тебѣ совсѣмъ не мѣсто, что жь ты послушаешься, сказала Варвара Петровна съ легкою насмѣшкой, — послушаешься меня и останешься дома?

— Конечно послушаюсь и останусь дома, отвечала Анюта; — позвольте мнѣ позвонить. Она позвонила, вошелъ лакей.

— Скажите Максиму, что кареты въ девять часовъ не нужно. Я не выѣду такъ рано. Въ которомъ часу могу я поѣхать въ гостиницу Дюсо, гдѣ папочкѣ съ семьей взяты комнаты?

— Часъ отъ часу не легче — по гостиницамъ и трактирамъ. Развѣ твой дядя не можетъ самъ сюда пріѣхать?

— Нѣтъ, тетушка, умоляю васъ. Мнѣ не слѣдуетъ ждать его, я должна сама ѣхать къ нему. Конечно, я возьму миссъ Джемсъ.

— Какъ я не люблю этихъ отелей, въ корридорахъ и на лѣстницѣ которыхъ встрѣчается Богъ вѣсть кто. Молодой дѣвицѣ тамъ не мѣсто. Въ наши годы никогда бы насъ не отпустили въ трактиры.

— Однако, сказала Александра Петровна, видя разстроенное лицо Анюты, — ей непремѣнно надо встрѣтить дядю — этого даже требуетъ вѣжливость, не говоря уже о ея родственныхъ обязанностяхъ и нѣжной къ нему любви.

— Я не мѣшаю, — но съ условіемъ, пусть съ ней поѣдутъ и миссъ Джемсъ и Лидія, сказала Варвара Петровна.

— Тетя, пожалуста, обратилась Анюта къ Лидіи. Но вопросъ и просьба были неумѣстны: Лидія была въ восторгѣ, что поѣдетъ съ Анютой, увидитъ этого папочку, столь обожаемаго и о которомъ она столько слышала, увидитъ все семейство и посмотритъ какъ всѣ они встрѣтятъ Анюту.

Спала-ли Анюта эту ночь, встрѣтила-ли она зорю этого счастливаго дня, дня, о которомъ она мечтала въ продолженіе шести лѣтъ? Когда горько плакала она предаваясь дѣтской печали, когда радовалась дѣтскою радостію, какъ страстно стремилась она подѣлить и эту печаль, и эту радость со своими, какъ страстно мечтала она о свиданіи съ ними! И вотъ оно это свиданіе, наконецъ наступило!

— Нынче! нынче, твердила Анюта про себя одѣваясь наскоро. Однако спѣшить было некуда: поѣздъ приходилъ въ десять часовъ, прежде одиннадцати они не могли быть въ гостиницѣ, а такъ какъ поѣдетъ она не одна, то и не хотѣла ихъ застать неубранными съ дороги. Имъ надо дать время одѣться, думала она, предупредить ихъ почему она не пріѣхала имъ на встрѣчу и что пріѣдетъ къ нимъ съ теткой и Англичанкой. Опять послала она гонца за Максимомъ. Онъ явился.

— Голубчикъ Максимъ, сказала Анюта ласково, — сдѣлай мнѣ удовольствіе, поѣзжай самъ и отдай эту записку моему дядюшкѣ Долинскому. Ты узнаешь его потому, что онъ пріѣдетъ съ семействомъ, тремя взрослыми дочерьми, студентомъ и всѣ въ глубокомъ траурѣ… Да вѣдь ты моего братца студента знаешь, здѣсь у меня видалъ.

— Знаю, ваше сіятельство, какъ не знать Димитрія Николаевича Долинскаго.

— Ну, и прекрасно. Отдай дядюшкѣ отъ меня эту записку и проводи ихъ всѣхъ до экипажа. Помоги имъ сдать вещи, они въ Москвѣ не бывали, чтобъ у нихъ чего не украли.

— Будьте покойны, я ужь все сдѣлаю, какъ должно быть. А гдѣ они изволятъ остановиться?

— Имъ взяты комнаты въ гостиницѣ Дюсо.

— Я ихъ туда и сопровождать буду, сказалъ важно Максимъ.

— Благодарю тебя, милый Максимъ, я на тебя надѣюсь, знаю что все будетъ сдѣлано хорошо, прилично. Дядюшка человѣкъ пожилой.

— Не въ первой, не въ первой, ваше сіятельство, сказалъ Максимъ уходя. — Будьте покойны!

Анюта осталась со своимъ нетерпѣніемъ. Она рѣшилась ѣхать къ своимъ послѣ завтрака, слѣдственно часу во второмъ.

«Развѣ никогда не пройдутъ эти четыре часа? теперь только десять часовъ, думала Анюта, пристально смотря на стрѣлку своихъ большихъ стѣнныхъ часовъ, висѣвшихъ въ бывшей ея классной, и свѣряя ихъ со своими маленькими часиками, которые вынула изъ-за пояса. Четыре часа. Что я буду дѣлать? читать — не могу! Работать?»…