Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Я посетил в Москве Колю с Анной и рад был видеть как их, так и детей их. Девочка изумительно выросла и развилась с тех пор, как я не видал ее.

Радуюсь всем сердцем, что Вы восторжествовали на рязанских выборах. Дорогой, из газет узнал я об избрании г. Алехина (которого, кстати, я отлично знал в детстве), и первое, что я спросил при свидании с Колей, это то: Ваш ли кандидат был Алехин? Поздравляю Вас, дорогая моя, с этой удачей.

Относительно Кавказа скажу Вам, что знаменитые кавказские лихорадки свирепствуют далеко не повсеместно и что, например, в божественной Алазанской долине (в Кахетии), где Вам бы следовало приобрести себе именье, об них и помину нет. Лихорадки бывают на Черноморском берегу, например в Сухуме, но и то их жестокость очень преувеличивают. Что касается помещения, то в Кахетии можно, наверно, достать именья с богато устроенными усадьбами. В больших городах гостиницы хороши, а в Тифлисе гостиница “Лондон” превосходна.

Всё, что пишут в газетах относительно моих новых работ, есть ложь. Я, действительно, иногда помышлял и помышляю до сих пор об опере на сюжет “Капитанской дочки”; я, действительно, помышлял также о принятии сделанного мне дирекцией театров предложения написать музыку к балету “Ундина”, но всё это только одна возможность, а вовсе не действительность. После поездки в Петербург и нескольких посещений Москвы по поводу консерваторских экзаменов, я намерен приняться прежде всего за сочинение симфонии, а там что бог даст.

Как я был обрадован, приехавши сюда, получить Ваше дорогое письмо. Оно было первым письмом, полученным мною на новом пепелище, и это, надеюсь, принесет мне счастие.

Примите, дорогой друг, мои поздравления с праздником и всяческие пожелания счастия и благополучия!

Беспредельно преданный

П. Чайковский.

425. Чайковский - Мекк

С. Фроловское,

9 мая 1888 г.

Милый, дорогой друг мой!

Простите, что я из Петербурга не писал Вам. По обыкновению, мне пришлось там выносить адскую жизнь человека, не принадлежащего себе и каждый час которого занят другими. Зато трудно изобразить с достаточной силой, как я рад, что всё это кончилось и что, наконец, я у себя дома, в деревне, сознавая свою безусловную свободу и имея перед собой несколько месяцев пребывания в одиночестве. Жаль только, что погоду здесь я застал сырую, холодную, неприветную. Вы еще более меня должны страдать от нее, если Вы уже в Плещееве.

В Петербурге я провел десять дней и вернулся только сегодня утром. После двух лет увиделся, наконец, с сестрой Сашей, но, увы, ничего особенно утешительного это свидание не принесло. Она очень постарела, поседела и всё время, пока я был в Петербурге, была больна. Несчастная страдалица! Нужен огромный запас жизненной силы, чтобы переносить всё, что выпадает на ее долю. Представьте, милый друг, что кроме невероятных болей печени, которые после месячного перерыва снова появились, у нее еще образовалось два громадных нарыва, которые пришлось резать. Нарывы эти суть следствие уколов от морфинных вспрыскиваний, и время от времени они терзают ее, но, кажется, таких глубоких и болезненных еще никогда не было. Собиралась она выехать на этой неделе в Карлсбад, но теперь об отъезде и думать нечего. Тася тоже постоянно нездорова; об Вере неутешительные известия из Парижа; мальчики болеют постоянно один за другим, а у моего любимца Володи появилась какая-то неестественно чудовищная тучность болезненного характера. Только одна Анна из всей семьи обладает, слава богу, хорошим здоровьем.

Я представлялся в Петербурге государю. Он был, как и прежде, очень милостив и внимателен ко мне, но на сей раз куда-то спешил и говорил со мной очень недолго. Мне очень хотелось рассказать ему в подробности про руссофильские демонстрации в Праге, но я имел возможность только упомянуть о них.

В мое отсутствие Алексей окончательно привел в порядок мой дом; он сделался необычайно симпатичен и уютен. Сад в эти несколько дней сильно позеленел, и вообще я очень, очень доволен моим новым помещением.

Письмо это адресую в Москву, надеясь, что, в случае Вашего отъезда в Плещееве, оно немедленно будет Вам доставлено. Будьте здоровы, дорогой, милый друг мой!

Беспредельно Вам преданный

П. Чайковский.

426. Мекк - Чайковскому

Плещеево,

17 мая 1888 г.

Милый, несравненный друг мой! На днях я получила Ваше дорогое письмо и очень желала бы отвечать на него сейчас же, но мое здоровье теперь в таком отчаянном состоянии, что я с трудом нахожу минуту, в которую могу подписать только свое имя, что мне очень часто бывает необходимо делать, как, например, подписывать чеки или какие-либо акты, как доверенности и т. п. Я давно уже стала дорого платить за каждое возвращение в Россию, но так, как в нынешнем году, мне еще не было ни разу плохо; конечно, это потому, что и холод такой, какой редко бывает, а это ведь мой самый злейший враг.

Я ужасно рада, что Вы довольны Вашим новым помещением. Дай бог, чтобы и Ваше здоровье и все обстоятельства жизни способствовали самому приятному, мирному наслаждению.

Меня очень радует, что Вы теперь постоянно представляетесь государю и что он так ценит Вас. А читали Вы, дорогой мой, что он пожаловал какой-то орден, не помню, Alphonce Daudet? Как это хорошо, что он так неравнодушен к великим талантам.

Сегодня у меня день рождения Милочки, ей кончается шестнадцать лет, невеста уже и по летам и по виду, ло по характеру такой ребенок, что я даже боюсь за нее. Я не помню, милый друг мой, передавала ли я Вам горячую благодарность моих барышень за Ваши фотографии, которые Вы им прислали через Данильченко. Если нет, то примите теперь, дорогой мой, их глубочайшую благодарность за память об них и дорогое внимание. Прилагаю Вам здесь, милый друг мой, фотографии Юли, Милочки и еще Милочки в парке с ее племянником Манею Беннигсеном, который теперь держит экзамен в Петербурге на переход в старший класс приготовительного отделения Училища правоведения. Это большой друг Милочки. А об ее фотографии я могу сказать без всякого хвастовства, что она хуже натуры, хотя вообще портрет вышел очень хорош, но в натуре Милочка лучше. Я скоро Вам пришлю, дорогой мой, ее фотографию еще, раскрашенную акварелью.

Завтра у меня опять праздник: именины двух дочерей, Саши и Юли. Саша также у меня еще, с детьми. Простите, дорогой мой, что пишу так мало, но голова совсем слабая. Будьте здоровы, милый, драгоценный друг мой. Дай Вам бог полного отдыха от всех тревог и волнений нынешнего года. Всею душою безмерно любящая Вас

Н. ф.-Мекк.

427. Чайковский - Мекк

С. Фроловское, близ Клина,

18 мая 1888 г.

Милый, дорогой друг мой!

От глубины сердца благодарю Вас за портреты Юлии и Людмилы Карловен, а. также прошу Вас и им самим передать мою искреннейшую признательность. Итак, та Милочка, которая, кажется, еще так недавно была симпатичной и бойкой маленькой девочкой, успела превратиться в взрослую барышню!! Я очень давно не видел ее портретов и потому привык воображать ее всё еще девочкой, и мое удивление было очень велико, когда в изображенной на фотографии красивой большой барышне узнал Вашу младшую дочку. Поздравляю ее и Вас с минувшим шестнадцатилетием. Маленький Беннигсен на фотографии вышел удивительно похожим на сына Вашего Макса; вероятно, и в. действительности сходство большое. Подобно Вам, милый друг мой, я заплатил и теперь плачу еще дань русской весне. Несколько дней я был совсем нездоров и даже боялся, как бы нездоровье это не было началом серьезной болезни, но теперь, слава богу, гораздо лучше, и я уже выхожу гулять. Гулять здесь раздолье. Хочу серьезно заняться в это лето цветами; всё у меня уже приготовлено к посеву и к сажанию, но холод мешает. Надеюсь, что теперь, наконец, установится хорошая погода; сегодня у нас здесь день чудный, хотя всё еще недостаточно теплый для того, чтобы начать мои садовнические подвиги.