В зеркалах - Роберт Стоун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из-за этого все и вышло, думал он, мы толкали друг друга, чтобы самим оказаться на пути у копья. В том-то и все дело. Ничто не сравнится с хорошей сильной женщиной, наделенной талантом страдания. Какая добродетельная девица, подумал он.
Джеральдина вышла из ванной в белых трусиках и остановилась перед ним; он посмотрел на нее и отставил бутылку.
Кожа у нее слегка покраснела от песка и воды. Рейнхарт лениво обнял ее рукой за широкие бедра и стащил с нее трусики до щиколоток. На правой стороне живота у Джеральдины был ожог от сигареты; Рейнхарт провел пальцами по коже и дотронулся до него:
— Тебя и прижигали, да?
— Нет, — сказала Джеральдина. — Где я лежу, на всем остаются следы от сигарет: на кроватях, на столах — в общем, везде. Какой-то ушел без сигареты. Я тогда легко засыпала — раз и всё. А он прислонил ко мне сигарету и ушел без нее.
— Тебя нехорошо использовали. Ты саламандра.
— Почему это?
— Ты саламандра, потому что проходишь сквозь огонь и питаешься воздухом.
Джеральдина закрыла глаза.
— Хорошо бы так, — сказала она.
Он приложился щекой к ее бедру рядом с мягкими светлыми волосами лобка и притянул за собой на кровать. В пьяном дурмане она ему казалась порождением озера, соленой неподвижной воды; он водил губами по свежеотмытому телу, наслаждаясь изысканным вкусом своей собственной и ее смерти. Мощью колеса, на котором ломается всякая плоть. Он обследовал каждый квадратик ее плоти; поместив ладонь между ее ягодиц, он привлек ее к себе и ощутил в ее рту пронзительный вкус разрушения и гибели.
В беспамятстве он любил ее до глубокой ночи, до тех пор, когда она могла только льнуть к нему с беззвучным смехом, и последний спазм его пробудившихся нервов разбился о ее плоть.
— Мистер Рейни, — как-то раз сказал Лестер Клото, обращаясь к Моргану Рейни, — мне кажется, состояние вашего здоровья оставляет желать лучшего.
— Я здоров, — сказал Рейни.
Но это не соответствовало истине. Его мучил кашель, который мешал ему говорить и не проходил даже в самые жаркие дни. Кроме того, он стал забывчив и часто засовывал материалы обследования неизвестно куда; в последние недели с глазами у него становилось все хуже.
— Ну а все-таки, — настаивал Лестер, — опишите мне ваши симптомы. У меня есть некоторый практический опыт.
— Я простужен, — сказал Рейни.
— Это глубокая простуда, мистер Рейни, или нечто мимолетное? Понимаете…
— Простуда, думаю, обычная простуда.
Они сидели в кухне кафе. Масляный сумрак прорезывали жаркие пальцы солнечного света, пылавшего за закрытыми ставнями.
— Простуда летом — вещь неприятная и опасная, — заметил мистер Клото. — Она может привести к нарушениям деятельности центральной нервной системы и вызвать воспаление мозговой оболочки.
Рейни отвернулся и начал рыться в анкетах. Мистер Клото покачал головой:
— Мне очень неприятно видеть, как молодые люди, наделенные чувством ответственности, пренебрегают своим здоровьем.
— Да, — сказал Рейни.
— А кстати, что вы поделывали? Я видел, что вы шли своим нелегким путем и тут, и там, и сям. Вы стали неотъемлемой принадлежностью квартала. «Вас приняли», как мы выражаемся.
— Я ничего не делал. Я прихожу к людям и задаю вопросы по анкете. Я опросчик.
— Опросчик, но и нечто большее, чем опросчик, мистер Рейни. Там, где вы побывали, я всегда слышу похвалы вам.
— Послушайте, — сказал Рейни. — Я, правда, собирался заняться этим раньше… Но все-таки я навел справки для Хоскинса, и у меня для него есть несколько анкет. Он умеет читать?
— Он служил в армии. Наверно, там его научили читать.
— Прекрасно. Пойдемте к нему.
— Его нет, — сказал мистер Клото. — Он ушел за пенсией во вторник и не вернулся. Позавчера я был вынужден сдать его комнату.
— А!
Голова Моргана Рейни наклонилась набок, его подбородок дернулся к плечу. Это движение было непроизвольным и появилось у него после болезни; ему всегда было очень трудно подавлять это движение.
— Может быть… полиция…
— О, — сказал мистер Клото, — я не принадлежу к людям, которые ходят в полицейские участки. Лично я не верю в таинственные происшествия. Я убежден, что его так называемое исчезновение было результатом логической последовательности событий.
Рейни не ответил. Через несколько секунд он спросил, не лучше ли им будет подняться наверх, потому что в кухне из-за закрытых жалюзи совсем темно.
Они вышли, на мгновение окунулись в буйство солнечного света и поднялись по деревянной лестнице.
— Я не взял сегодня направления, — признался Рейни, — и буду вам очень обязан, если вы проводите меня к тем жильцам на третьем этаже, которые получают пособия.
Мистер Клото изобразил угодливый восторг.
— Как изволите, хозяин! — воскликнул он. — Слушаю, сэр!
Они поднялись еще выше и прошли по красному коридору третьего этажа к первой двери слева. Рейни постучал.
— Кто там? — произнес голос внутри.
Мистер Клото стал между Морганом и дверью.
— Большой Джин, — сказал он, — это я — Лестер.
Человек в нижней рубашке открыл дверь, увидел Клото и посторонился. В комнате было темно.
Человек повернулся спиной к двери и зажег лампу. Войдя в комнату вслед за Клото, Рейни внезапно увидел себя в большом зеркале на комоде. Человек, открывший дверь, тоже смотрел в это зеркало, и при виде Рейни он застыл на месте, как олень на шоссе в свете фар; его глаза расширились, но в них не появилось никакого выражения. Ему было лет тридцать, на его небритых щеках розовели два шрама.
Рейни вдруг отчетливо и остро осознал, каким белым было его лицо в зеркале.
Обитатель комнаты стоял к ним спиной, слегка пригнувшись, держа руки у груди.
— Клото… — сказал он, не поворачиваясь. — Клото…
— Полегче, — сказал мистер Клото, — полегче, Большой Джин.
Большой Джин сел на кровать, опустив мускулистую коричневую руку на подушку.
— Этот человек — из муниципалитета, Большой Джин. Он имеет право видеться со всеми постояльцами, потому что наше заведение сотрудничает с властями. Рейни, это Джонс. Спрашивайте его, о чем хотите.
Морган Рейни с минуту конался в папке, вытаскивая бланки. Большой Джин и Лестер Клото молча глядели друг на друга.
— Ну так скажите, мистер Джонс, — спросил Рейни, — какие пособия вы получаете?
Большой Джин долго смотрел на Рейни ничего не выражающими глазами, а потом перевел взгляд на Клото.
— Разве вы не получаете пособия?
— Да нет, — сказал Большой Джин негромко, с непонятным добродушием. — Нет, не получаю.
Мистер Клото благожелательно улыбнулся Большому Джину. Рейни спрятал карандаш и убрал бланки в папку.
— Понимаю, — сказал он. — Простите, что побеспокоил вас.
— Ничего, — сказал Большой Джин. — Да, сэр.
Когда они выходили, мистер Клото прокудахтал:
— До чего же смешно получилось. Джонс, наверно, решил, что мы его разыгрываем.
— Послушайте, — сказал Рейни, — нет, послушайте… Мне нужно опрашивать только тех, кто получает пособие. Мне незачем видеть кого-либо еще.
— Мистер Рейни, — сказал мистер Клото, — попробуйте понять, что успех всей вашей миссии зависит от взаимного доверия и сотрудничества. У меня есть дела с Большим Джином. Он живет у меня, платит очень мало, потому что он родственник, — и я люблю показывать всем моим подопечным, в каких я прекрасных отношениях с представителями власти.
— Я не хочу видеть никого, кроме тех, кого я должен видеть.
— А, — сказал Клото, — теперь мне ясно. — Он присвистнул сквозь зубы и запел: — «Отступи, отступи! — кричало сердце мое…»[82] А ваше сердце призывает вас отступить, мистер Рейни? Ощущаете ли вы потребность бросить все теперь — на довольно позднем этапе?
— Клото, — сказал Рейни, — это чушь.
Клото пожал плечами и пошел по коридору.
— Ваше замечание меня не задело. Человек в моем положении весьма чувствителен к нюансам резких слов, и мне кажется, это — оскорбление весьма качественное, да, сэр, это такого рода оскорбление, каким могут обменяться два человека большой культуры. Это почти что скрытый комплимент.
— Очень хорошо. Мне нужно вести опрос.
— О да, сэр, конечно, сэр, — подтвердил мистер Клото.
Они остановились перед другой дверью, и Рейни увидел, что к ней приколот яркий листок, по-видимому вырезанный из комикса. «Голли» — гласили большие разноцветные буквы, а под буквами улыбалось лицо блондинки, тщательно зачерненное карандашом.
Рейни постучал, а мистер Клото встал между ним и дверью.
В дверную щель выглянул молодой человек с худым лицом, которое походило на маску — так густо оно было накрашено.
— Привет, душка, — сказал Лестер Клото, поджимая губы.