Восьмиклассница - Маргарита Тиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чижов вдруг перебил её размышления, добавив:
— Да, и мамке всё знать не обязательно. Ну, там, про то, что в школу не хожу, что аттестата не будет… Так что, не звони ей и домой не приходи к нам больше.
— Так, ты, выходит, в курсе, что я приходила?
— Я дома был. И мать тоже. Поэтому Жеку просить пришлось, чтоб тебя выпроводил… Извини.
Чижов смущённо потирал затылок, уперев взгляд в асфальт.
Катя удивлённо подняв брови, вздохнула, но не сказала ни слова.
"Да уж. С ним не соскучишься… Но по крайней мере, теперь всё прояснилось…"
И как ни странно, на душе у неё действительно вдруг стало как-то необычно легко. Она узнала правду, не совсем приятную, но правду. И Чижов сам решил ей с нею поделиться. Он ничего не скрывал от неё, даже самые неприятные подробности о себе и своих ошибках. Как тогда в классе он рассказал ей всю правду про свою условку. Так и сейчас. И именно это было причиной того безусловного доверия, которое начинало их связывать и с каждым признанием, как с его, так и с её стороны, становилось только крепче. Теперь её не тяготило то незнание и сомнения, которые мешали ей прямо и открыто его любить, и Катя, наконец, с чистой совестью могла себе это позволить.
Она стояла рядом с Чижовым, глядя вдаль на рдеющие в последних лучах закатного солнца облака над Петропавловкой и редких чаек пролетающих мимо. Ветер трепал её собранные в хвост волосы и надувал её легкое белое платье, то и дело оголяя бедра, и придерживая подол рукой Катя, наконец, ответила ему на его длинный рассказ, неожиданно коротко и как бы ставя точку во всей этой истории:
— Ну и фиг с ним, с аттестатом.
Чижов обернувшись посмотрел на неё вопросительно, словно не расслышав её слова, и удивлённо ухмыльнулся.
________________________
* "Лучшая ночь" МакSим
Глава 29
На Дворцовой набережной, как мотыльки на свет, собирались люди и занимали места вдоль гранитного парапета Невы в предвкушении развода мостов. Между ними находились островки с музыкантами и их аппаратурой, и Катя и Чижов пробирались сквозь толпу от одного островка к другому, как и прежде держась за руки, чтобы не потерять друг друга. Они поочереди останавливались у каждой группы и обменявшись взглядами решали, постоять там ещё или идти дальше. Попса и все эти — как он их называл — "Я тебя люблю, семечки куплю" Чижову не нравились, но в остальном, как ни странно, их вкусы во многом совпадали. А когда из сквера у здания Эрмитажа донёсся проигрыш "Кукушки", они не раздумывая направились туда. За спинами людей исполнителей было почти не видно, а толкаться, пробираясь вперёд, им не очень-то хотелось. Чижов потянул Катю за руку в тень дерева неподалёку.
— Всё равно ничё не видно. Ты отсюда послушай, ладно? А я сгоняю, чё-нибудь похавать возьму. С утра не жрамши, не могу больше.
Катя улыбаясь кивнула.
— Пить тебе чё взять?
— Давай пиво, теперь уж.
— Какое? Фруктовое? Нулёвку?
— Нет, обычное. Как себе.
— Неожиданно, — Чижов усмехнулся, — думал, девчонки всё больше сладкое любят… Жди здесь, ладно?
Катя кивнула. Чижов отпустил её руку и скрылся в толпе. Глядя ему вслед она оперлась о дерево и губами повторяя за солистом знакомые строки
"солнце моё, взгляни на меня, моя рука превратилась в кулак", доносившиеся из-за тёмных синхронно движущихся в такт музыке силуэтов любителей Цоя на фоне подсвеченного фасада Зимнего дворца, нежно сложила пальцы в кулак, и приложив его к груди закрыла глаза. По руке у неё разливалось приятное тепло от недавнего горячего прикосновения с рукой любимого человека. Ей было до глубины души приятно находиться здесь сейчас, вдыхать лёгкий аромат сирени доносившийся с дуновением тёплого майского ветра от кустов неподалёку, слышать живую музыку, голоса и смех, биение своего сердца как будто в такт музыке. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно от всех тех эмоций, которые её переполняли. С ней не происходило такого с тех пор, как она познакомилась с Ромой. И с тех самых пор она не встречала никого, кто смог бы пробудить в ней те самые первые чувства заново. Никого, кроме Чижова. Приоткрыв глаза, Катя теперь разглядывала лица прохожих, сравнивая каждого проходящего мимо с ним. И никто не мог с ним сравниться, ни внешне, ни по голосу, походке или обаянию. Он был лучший. Лучше всех. Во всём.
Минут через двадцать Чижов вернулся, с двумя упаковками шавермы в одной руке и тремя бутылками пива в другой.
"Романтичное у нас свидание, ничего не скажешь…, - подумала Катя, пряча улыбку, — Хотя, чего ожидать от семнадцатилетнего парня? Не по ресторанам же ему меня водить…".
Она взяла у него из рук шаверму и одну из бутылок.
— …А как тебе продали?
— Обижаешь. Я и в пятнадцать уже на двадцать выглядел, — он посмотрел на Катю немного растерянно и добавил, — …Так-то мне восемнадцать почти, если чё.
Катя улыбнулась, с любопытством и как в первый раз разворачивая полупрозрачную бумажную обёртку. Шаверму она ещё никогда не пробовала, если не считать турецкий дюрюм, продающийся на каждом углу в Германии.
— Когда будет?
— В начале августа.
Она удивлённо посмотрела ему в глаза, про себя подметив: "Надо же, как у Ромы!", и решилась наконец затронуть тему их разницы в возрасте, которая уже неделями не давала ей покоя. Когда, как не сейчас? Ведь не может быть, чтобы Чижов совсем не
