Солдат (СИ) - Башибузук Александр

К счастью, как скоро выяснилось, никто кроме Нечаева не пострадал, да и ему резануло шею не пулей а соколком стекла.

Пока длилась суматоха, Ваня убедился в том, что нарвался на партизан. Никем иным они быть не могли. Группу из шести человек возглавлял Силантий Савельевич, так назвал себя лысый, в его подчинение входили два красноармейца и три сугубо гражданских персонажа — двое — молодые парни допризывного возраста и третий — пожилой дедок, чем-то похожий на деда Мороза из-за своей лохматой, седой бородищи до пупа и красного носа картошкой.

То, что Ваня с товарищами — свой, они поверили как-то сразу, лишних вопросов не задавали. Даже оружие не отобрали.

Из леса выгнали двуколку, куда поместили Нечаева, Динару и три ящика с немецкими пайками. Часть провизии навьючили на себя, после чего дядя Силантий повел всех в лес.

— Дык, чего это мы вас застопорили… — бубнил он. — Оголодали совсем, вот и вышли на дорогу. У меня там еще полтора десятка рыл, всех кормить надо. И раненых полстолько. Ты уж не гневись, сам понимаешь, откуда нам знать, что вы свои. И это… — он приостановился и взял Ваню за рукав кителя. — Там у нас… короче, командир есть ранетый, ты уж ему не говори, как мы обосрались. А? Не скажешь? Не надо. Нагорит мне.

— Лучше сказать, — тихо и твердо ответил Иван. — Вины вашей нет. Не я, так кто из твоих проболтается, неловко будет. Верить тебе перестанут.

— Так-то оно так… — горестно вздохнул Силантий Савельевич. — Тебе оно видней. Ну да ладно, будь как будет. Мы сами уходим, почитай на пару часов остановились, чтобы разжиться жратвой. Здеся — нечего уже ловить. Лес фрицы постоянно прочесывают, день и ночь висит ихняя леталка, зырит с неба. Чудом увернулись, нас в клещи зажимали. А ты в звании-то каком будешь?

Ваня молча покосился на него.

— Дык, понятное дело! — сразу заторопился мужик. — Оно и понятно, секретно, товарищ командир. Наше дело маленькое.

Дальше Иван узнал, что Силантий Савельевич до войны лесничествовал, а его группа — это часть партизанского отряда имени «Товарища Сталина». Отряд действовал в этих местах, еще до наступления второй ударной армии, а потом соединился с ней. Сам отряд при выходе из окружения рассеялся, Силантий собрал остатки, подобрал по пути несколько солдат-окруженцев и повел на Старую Руссу, соединяться с действующими в тех местах партизанскими соединениями.

Ване Савельевич показался внешне чрезмерно болтливым, даже глуповатым, но тот момент, что он смог свести людей в группу, свидетельствовал точно не в пользу легкомысленности.

Шел он по лесу быстро, выбирал путь так, что даже тяжело груженная двуколка с запряженной в ней маленькой, лохматой лошадкой, не задерживала группу.

— Холосо идет, — кивал одобрительно якут. — Умный мусик, снает лес. Ты тосе усись, Ванюска. Фалт — холосо, но уметь — есе луссе.

«Иди ты в жопу, тут бы выжить, а не учиться…» — раз за разом посылал его Иван, но ни разу ничего не озвучил. К якуту он сильно привязался, к тому же прекрасно понимал, что без Петрухи он бы уже давно был бы мертв.

Несмотря на то, что Савельевич выбирал самый простой и удобный путь, очень скоро все выдохлись, особенно солдаты — сказывалось долгое недоедание. Но, все равно, никто привала не просил. Нечаев ожил и пошел сам, правда долго не продержался и опять повалился на повозку.

К счастью, уже с началом сумерек, лесник вывел группу к своему отряду. А если точнее, сначала Иван почувствовал запах костерка. А уже потом увидел худого словно скелет, расхристанного бойца, дремавшего на пеньке в обнимку с винтовкой.

Петруха сразу нахмурился, но ничего не сказал. Ване это тоже не понравилось.

Часовой услышал шаги, вскинул голову, а увидев людей в немецкой форме, заполошно схватился за винтовку.

Савельевич грязно выругался и налетел на него словно коршун.

— Твою мать!!! — зло цедил он. — Совсем ополоумел, засранец? Можыть тебе еще мамкину сиську в рот сунуть? Тебя зачем сюда поставили? Яйца чесать? А если бы немцы подкрались? Дать бы тебе по морде. Пиздуй сам куда хочешь, а людей под монастырь подводить не позволю!..

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Красноармеец стоял, виновато повесив голову и молчал.

— Тьфу… — лесник развернул его и пихнул в спину. — Иди уже, прикажу сменить…

А потом тайком шепнул Ване.

— С голодухи люди засыпают, да и какой из него боец, обучить не успели, пинком в бой… но ничего, подкормим, а со временем обтешется…

Лагерь партизан представлял собой весьма непримечательное зрелище. Возле небольшого костерка сгрудилось несколько солдат, гражданские держались от них поодаль. В стороне, под наспех сложенным шалашом из лапника виднелись носилки с перебинтованным человеком. Возле них сидели два бойца с автоматами ППШ, более строевого вида, чем остальные.

При виде Ивана и его товарищей в немецкой форме, все опять переполошились и похватались за оружие.

— Тише! — Силантий выступил вперед. — Это наши. Федул, опусти ствол, сказал наши, значит наши. Лихвинцев, тебе по-другому объяснить? Опусти винтарь.

Оружие партизаны опустили, но приветливости в их взглядах не прибавилось.

— Как это понимать, Савельич? — один из солдат возле носилок поднялся.

— Сейчас, сейчас… — лесник подбежал к шалашу, присел возле носилок и что-то быстро зашептал.

Ваня никак не реагировал, недавние события опять полностью выбили его из себя. Хотелось только упасть и заснуть.

— Товарищ командир! — к нему подбежал лесник. — Там вас товарищ комдив кличет. Только… только автомат свой и пистолет оставьте. И пусть ваши разоружатся…

По его знаку партизаны опять наставили на Иван оружие.

— Бросьте оружие, — обернувшись к своим, приказал Ваня, потом повел плечом сбрасывая автоматный ремень, выложил «Вальтер» из кобуры и пошел к носилкам.

Один из солдат быстро обыскал его, после чего допустил к носилкам, на которых лежал пожилой человек, с забинтованной грудью.

Ваня неожиданно опознал в нем того полковника, комдива, который вручал ему медаль.

Лицо комдива напряглось, он наморщил лоб, а потом вдруг улыбнулся и сипло прошептал:

— А-аа, это ты, боец… помню, помню. Ну, рассказывай, как ты дошел до того, что фашистскую форму на себя напялил. Как есть, так и рассказывай.

Ваня не стал ничего скрывать и сухо пересказал последние события. Правда в задании Черного подробности опустил.

Комдив слушал внимательно, не переспрашивал, только иногда морщился от боли. Даже Елистратову к себе не подпустил, до того, как Иван закончил рассказ.

А когда выслушал, тихо сказал:

— Хорошо, красноармеец Куприн. Я тебе верю. Действуй дальше. Но женщин выведи. Ты понял меня? — он схватил Ваню за руку и крепко сжал ее. — Я приказываю, выведи женщин! Ни смотря ни на что, выведи.

Потом он начал кашлять, и Варвара Сергеевна оттерла Ивана от полковника.

Ваня спокойно подобрал автомат и ушел в сторонку. Нечаев, Хусаинова, Курицына, Петров, Семенов и Суслов с Титовым тоже не стали смешиваться с партизанами. Впрочем, те тоже не пылали желанием знакомиться.

Ужинали тоже раздельно. Всухомятку, огонь разводить запретил якут.

Что делать дальше, Ваня не знал. С одной стороны, прямо напрашивалось решение идти дальше с партизанами, Силантий пообещал, что выведет без проблем к Онежскому озеру. А с другой стороны, расхлябанность в отряде сильно настораживала.

Якуту тоже новые попутчики явно не нравились. Он походил по лагерю, на часок ушел в лес, а потом прямо сказал Ване:

— Надо уходить. Плохой место, дулной, слабый люди, все плохой. Беда блиско. Силантий ходит леса мосет, командовать не мосет. Не командила, совсем не командила.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ваня кивнул, он сам уже увидел, что дисциплина у партизан, мягко говоря, хромает, но твердое решение так и не принял.

Скоро от раненого полковника вернулась Елистратова.

— Как он? — спросил у нее Ваня.

— Чем быстрей попадет в госпиталь, тем больше шансов на жизнь, — устало ответила Варвара Сергеевна. — Я ничего здесь сделать не могу. Проникающее в грудь, легкие задеты. Только срочная операция в условиях стационара. Я могу прооперировать здесь, но, боюсь, он умрет во время операции без наркоза.