Зачарованный апрель - Элизабет фон Арним
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет ничего полезнее женщины в том случае, когда нужно обделать дело тонко. Раньше нашему адвокату не приходилось прибегать к помощи супруги. Он привык считать ее существом не слишком умным и крайне непрактичным, но за последние дни его мнение о ней сильно изменилось к лучшему.
К счастью, его профессия давно научила его примеряться к текущему моменту, поэтому он собирался встретить жену так, как мог это сделать только самый любящий в мире супруг.
Едва сойдя с поезда, мистер Уилкинс сел в коляску и приказал вознице как можно быстрее ехать к замку. Он даже не обратил внимания на то, что экипаж был специально послан за ним; все внимание поглощала стратегия будущих действий.
В дороге он тщательно подбирал слова, которые скажет при встрече. Он собирался выразить удовольствие от знакомства с такой известной личностью, как леди из рода Дройтвичей, деликатно упомянуть о высоком положении ее семьи, сыгравшей серьезную роль в истории Англии. С надлежащим тактом он хотел сказать, что восхищен ее старшим братом, который заслужил в последней войне Крест Виктории при обстоятельствах, заставляющих сильнее биться сердце каждого истинного британца.
Стоит подобающим образом выразить все это — и первый шаг к изменению его положения сделан.
Спустя некоторое время коляска остановилась на обычном месте, и мистер Уилкинс увидел Лотти, которая стояла в ожидании. Он приветствовал жену нежнейшим поцелуем, заботливо поинтересовавшись, не слишком ли рано ей пришлось встать, чтобы встретить его.
Когда Лотти повела его обычной дорогой к вершине холма, Меллерш с непривычным, лестным вниманием слушал рассуждения жены и послушно восхищался чудесными видами, открывавшимися перед его взором.
Лотти была вне себя от восторга. Она не ожидала, что воздух Сан-Сальвадор немедленно подействует на мужа, превратив его в сущего агнца, но отрицать очевидное было бесполезно, и оба в радужном настроении вошли в замок, где некоторое время спустя и произошло злополучное приключение с ванной.
Он рассудил, что первым делом нужно привести себя в порядок, переодеться, немного отдохнуть и подготовиться к обеду, за которым он, наконец, будет представлен леди Каролине Дестер.
Действительность оказалась совсем не такой, как он представлял. Несмотря на свое угнетенное состояние, мистер Уилкинс сразу понял, что столкнулся со знатной дамой, к встрече с которой он так долго и тщательно готовился, и осознал свое положение.
На нем не было ничего, кроме полотенца, не отличавшегося слишком большими размерами, по ногам текла вода, и он только что выругался. Последнее обстоятельство смущало бедного мистера Уилкинса больше всего. Он был человеком тонкого воспитания и никогда в жизни еще не позволял себе произнести подобные слова в присутствии дамы, а тем более в присутствии потенциального клиента. Он ужасно пожалел, что не остался в Хэмпстеде. Такой позор просто невозможно было пережить. Меллерш никогда в жизни не попадал в такую тяжелую ситуацию и не знал, как выпутаться из нее. Он ожидал взрыва возмущения, упреков, не исключал даже того, что высокородная особа укажет ему на дверь (надеясь, однако, что ему позволят хотя бы одеться).
Но мистер Уилкинс не знал Крошку. Взглянув на него, она закрыла лицо руками и отвернулась, изо всех сил стараясь сдержать смех, но затем овладела собой, снова повернулась к мужчине и поздоровалась так, как будто он был полностью одет и они оба находились в светской гостиной, обмениваясь первыми приветствиями.
Мистер Уилкинс был восхищен ее тактом. Он решил про себя, что голубая кровь всегда благотворно сказывается на личности и что в этом смысле леди Дестер — прекрасный образец настоящей английской аристократки. Он взял протянутую руку и поздоровался с обычной вежливостью, к которой примешивалось почтение к высокому происхождению и прекрасному воспитанию.
Леди Каролина напрасно опасалась, что мистер Уилкинс не устоит перед ее чарами. Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах он не посмел бы взглянуть на нее иначе, чем как ее поверенный в делах. Его благоговение перед знатностью делало невозможным даже мысль о том, чтобы увидеть в леди Дестер женщину. Для него она была только возможной клиенткой, драгоценной, лучшей из всех, мечтой всей жизни — но только из деловых соображений.
Обычный ритуал приветствия более или менее вернул все на свои места. Все происходило настолько естественно, что мистер Уилкинс забыл, что облачен только в полотенце, и снова стал адвокатом. Теперь его интересовало только то, что перед ним была леди Каролина Дестер, ради знакомства с которой он проделал длинный путь, и что нужно срочно извиниться за свою бестактность. Слова уже вырвались, но, поскольку они были сказаны в присутствии леди, причем очень высокопоставленной леди, он горел желанием загладить свою вину, и как можно скорее.
— Боюсь, что я непростительно забылся, — начал он прекрасно поставленным, серьезным голосом, кланяясь так изящно, как будто они беседовали в салоне и на нем был фрак.
— Думаю, вам некогда было выбирать выражения, — ответила Крошка, которая далеко не впервые в жизни слышала проклятия. Бывало, что ее отец и брат не стеснялись в выражениях, и она не видела в этом ничего плохого. Вовремя сказанное слово облегчает душу.
Мистер Уилкинс почувствовал необыкновенное облегчение. Самым главным было то, что леди Каролина не обиделась и не возмутилась его непристойными выражениями. «Что значит голубая кровь! Только настоящий аристократ может позволить себе быть истинно снисходительным», — думал он, одновременно перебирая заготовленные комплименты и раздумывая, который из них будет уместнее всего пустить в ход.
— Я имею удовольствие разговаривать с леди Каролиной Дестер, не так ли? — спросил он еще более изысканным тоном, старательно скрывая восторг оттого, что его так быстро простили. Мистер Уилкинс обладал голосом мягкого, приятного тембра, и вежливые фразы в его устах всегда звучали необыкновенно кстати.
— Да, — ответила Крошка, улыбаясь. Ей вовсе не хотелось смеяться над мистером Уилкинсом, но даже ради спасения своей жизни она не смогла бы сдержать улыбку. Он был исключительно смешон, когда стоял в одном полотенце и говорил таким тоном, будто читал