Наши люди в Шанхае - Наталья Манухина

Слава богу! Валерка не заметил, что я проснулась.

Я снова закрыла глаза. Пусть он думает, что я еще сплю.

Мне нужно было выиграть время, чтобы оценить ситуацию.

Мой деверь, если кто не знает, полковник Федеральной Службы Безопасности. Человек умный и проницательный.

Впрочем, умными и проницательными полковниками ФСБ теперь никого не удивишь. Тому есть масса примеров.

Понятное дело, что младшего брата своего мужа я опасаюсь. Иной раз, мне так кажется, он видит меня насквозь.

Мне это надо?

Нет!!!

Каждый человек имеет право на тайну. Тем более, если этот человек — женщина!

В женщине должна быть загадка. Согласитесь!

Даже после стольких лет брака я не могу стать для Славочки прочитанной книгой.

На самом деле, это вовсе непросто сохранять в отношениях с мужем некую легкую интригу, прекрасно сознавая при этом, что никакой интриги нет и в помине.

Мне и так достается… А тут еще деверь!

Вот и не верь после этого в сны! Сон с дракой оказался в руку.

Уж кого-кого, а Валерку я никак не ожидала сегодня увидеть.

Интересно, что он здесь делает? Он ведь не собирался в ближайшее время ехать в Китай.

Насколько мне помнится, сама я нахожусь в Китае?

Или нет?

Почему-то неприятно засосало под ложечкой.

Я приоткрыла глаза и с любопытством огляделась. Маленькое помещение со светлыми стенами и большим окном. За окном иероглифы вывесок.

Все в порядке. Я ничего не путаю, я — в Китае.

Точнее, в китайской больнице.

Это унылое, казенное помещение со специфическим запахом иначе как больничной палатой не назовешь. К тому же рядом с моей кроватью стоит капельница…

Я с удивлением разглядывала пластиковую прозрачную трубочку, по которой лекарство поступает к больному.

Мои опасения подтвердились. Больная — это я.

Бесцветная жидкость из большущей бутылки, прикрепленной к штативу капельницы, стекая по трубке, капала именно в меня.

Я осторожно пошевелила рукой.

Нет, мне не померещилось, у меня в вене иголка.

Я действительно лежу под капельницей.

Значит, я заболела и попала в больницу.

Я удовлетворенно перевела дух. С этим разобрались!

А Валерка? Что здесь делает деверь? Пришел меня навестить?

Наверное.

У «мамы в законе» так принято. Если кто заболел и попал в больницу, его нужно обязательно в этой самой больнице навестить. С иными дальними родственниками она может годами не видится, но как только те попадают на больничную койку, моя свекровь с гостинцами уже тут как тут.

Либо сама приедет, либо кого-нибудь из домашних пришлет, но без внимания не оставит. Бутылка собственноручно приготовленного свекровушкой клюквенного морса и парочка отварных куриных лапок по-любому будут обеспечены заболевшему.

Вот такие вот в нашем семействе правила хорошего тона.

Это я знаю. Это мне понятно.

Но ведь здесь Китай!

Даже для воспитанной в православных традициях «мамы в законе» отправить сына с морсом и вареной курочкой за тридевять земель это, знаете ли…

Неужели, мои дела настолько плохи?

Я при смерти?!!

Я испуганно замерла, прислушиваясь к своему организму.

Вроде не похоже. Видеть — вижу, слышать — слышу, понимать — понимаю…

Память тоже в порядке. Вроде бы…

Валерку узнала. Свекровь помню.

Не помню только, как я сюда попала?

Почему я в больнице?

Чем заболела?

Идиотка несчастная!

Я вообще ничего не помню.

Где Алсуфьев?

Где Славочка?

Почему не приехал муж?

От жалости к себе я даже всплакнуть собралась. Согласитесь, обидно!

Если я на смертном одре, почему рядом нет любящего мужа? Слава должен быть здесь!

Почему вместо мужа приехал деверь?

Очевидно, я не настолько плоха?

Валерка здесь просто по случаю? С оказией?

Тогда все понятно.

Деверь в Китае на задании.

Я непроизвольно пошевелилась и тотчас поймала на себе взгляд деверя.

— Валера, ты? — явно переигрывая, жалобно простонала я. — Какими судьбами? В командировке или отдохнуть решил?

— Угу, — мрачно кивнул деверь, — с вами отдохнешь, как же! Дожидайся! Слышь, мать, сколько лет тебя знаю, не перестаю удивляться: где ты их находишь?

— Кого?

— Неприятности! Неприятности, мать, их ведь к тебе, как магнитом притягивает. Интеллигентная женщина с мирно-скучной библиотечной профессией, благополучный брак, любящий муж, безпроблемные дети, налаженный быт, дача, машина, квартира. Мама у тебя такая хорошая, под судом и следствием ты не была, круг знакомых вполне определенный, надежный круг, я бы сказал, как ты умудряешься постоянно попадать в нелепые, дикие, с точки зрения нормального обывателя, ситуации — уму непостижимо!

— Свинья грязи найдет! — неожиданно для себя брякнула я и, утомленно прикрыв глаза, откинулась на подушки.

Кошмар какой! Ничего не понимаю! Какие неприятности? Чего он от меня хочет? Я же не виновата в том, что заболела.

— Да ты не спи, мать. Не спи! Ты лучше послушай. Тебе полезно будет. И мне уважение сделаешь. Слышь, Наталья, я ведь сутки почти добирался к тебе сюда. На перекладных. Думал, успею. Не успел!

Я, когда от мамаши узнал, что ты с Алсуфьевым в Пекин на конгресс наркологов подалась, прям обалдел.

— Не наркологов, а психотерапевтов, — справедливости ради умирающим голосом поправила я. — Конгресс был у психотерапевтов.

— Нет, мать, это ты ошибаешься. Конгресс был наркологический, а вот доклады у вас с Алсуфьевым были по психотерапии. Ладно, Алсуфьев — человек не от мира сего, разворошил осиное гнездо и не заметил, но как Славка мог так лопухнуться и позволил тебе во всем этом участвовать — не понимаю. Про ситуацию, сложившуюся в наркологическом бизнесе Питера, не знает разве что лениво нелюбопытный. Об этом и в газетах писали, и по телику столько сюжетов прошло.

— В наркотическом? — машинально уточнила я.

Меня не так-то легко сбить с толку.

— Что? — вскинулся деверь.

Вот характер. Ничего не скажи! Подумаешь, полковник ФСБ. Если он полковник, я должна его слушать, открыв рот?

Держи карман шире!

— Ты оговорился, — стараясь не реагировать на раздраженный Валеркин тон, спокойно пояснила я. — Наркология это не бизнес, а раздел психиатрии, изучающий проявления и развитие хронического алкоголизма и наркомании и разрабатывающий методы их предупреждения и лечения. Наркология, Валерочка, не может быть бизнесом. Ты имел в виду ситуацию в наркотическом бизнесе, а сказал «в наркологическом». Оговорился. Я просто тебя поправила, только и всего.

— Молодец, — усмехнулся младший брат моего мужа, — возьми с полки пирожок. Чешешь как по писанному. Только я не оговаривался. Я сказал то, что хотел сказать, а именно НАРКОЛОГИЧЕСКИЙ бизнес. «Левая» наркология на сегодняшний день способна приносить не меньший доход, чем продажа наркотиков.

Слыхала, небось, в Петербурге судили бывшего главного нарколога Северо-Западного округа.

Не за мошенничество судили и не за злоупотребление служебным положением. По версии следствия, он заказал убийство своего предшественника на посту главного нарколога.

Заказал с одной лишь целью — занять освободившееся кресло.

Казалось бы, должность главного нарколога нельзя назвать хлебной. Руководство наркологией приносит больше проблем, нежели дивидендов. Скромная зарплата, большое децентрализованное хозяйство, устаревшее оборудование, нехватка кадров, медикаментов и т. д. и т. п.

Однако современная система в наркологии делает эту отрасль медицины «золотым дном», где оборачиваются десятки миллионов долларов.

На лечении наркоманов можно заработать не меньше, чем на продаже наркотиков.

По мнению некоторых экспертов, десять процентов населения России страдают алкоголизмом, два процента — наркоманией. И цифры эти с каждым годом растут.

Эффективность лечения в учреждениях Минздрава невысока, поэтому многие готовы платить огромные деньги за чудо-методики, новые медикаменты и стационарное лечение в человеческих условиях.

В трех случаях из четырех за лечение больного платят его близкие.

В большинстве своем наркоманы — это молодые люди до тридцати лет, родители которых имеют средства. Некоторые из них не оставляют попыток спасти своего ребенка, «срывающегося» и после десяти курсов лечения.

Ни для кого не секрет, что в нашей стране «алкоголик» или «наркоман», даже бывший, это клеймо, с которым очень тяжело устроиться в жизни.

Результаты опроса петербургских наркопотребителей показали, что семьдесят процентов из них никогда не обращались в лечебные учреждения из-за страха огласки.

Постановка на учет в наркологическом диспансере означает для человека автоматическое поражение в правах: невозможность работать на фармацевтических производствах, в метро, на предприятиях, где существует государственная тайна, невозможность получить право на ношение оружия и сдать на водительские права.