Один раз в миллениум - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я постараюсь, — пробормотала Нина, стараясь не смотреть в сторону подполковника.
— Как девочка? Как она себя чувствует? — спросила Линовицкая.
— Не очень, — призналась Нина, — мне кажется, она поняла, зачем ее похитили, и очень переживает. К тому же Егор сказал ей о смерти бабушки. Господи, мы ему так доверяли!
— Может, я пойду к девочке? — предложил Халупович.
— Ей плохо, — кивнула Нина, — может, лучше привести ее сюда?
— Приведите, — разрешил Бозин, — может быть, мы узнаем что-то новое. А потом отвезите девочку к себе. Сегодня нельзя оставлять ее одну.
Нина кивнула Халуповичу и вышла из кабинета. Мамаджанов, поднявшись, протянул руку Эдуарду Леонидовичу:
— У меня действительно нет ничего против вас. Вот мой телефон, — он написал номер своего мобильного телефона и протянул его Бозину. — Если я вам понадоблюсь, меня всегда можно найти. До свидания.
— До свидания, — кивнул ему Халупович. — Спасибо вам, Рамиль. Благодаря вам ко мне возвращается вера в людей.
— Вот это правильно, — улыбнулся подполковник, — никогда не нужно терять веру в людей.
Он вышел из кабинета.
— Надеюсь, вы больше не сомневаетесь в моих словах? — спросил Халупович, обращаясь к Дронго. — Покойная Елизавета Матвеевна не могла никого ко мне пустить. Она была очень дисциплинированная. И если она не пустила даже подполковника милиции, то подозревать, что она пустит в квартиру кого-то еще, по — моему, абсурдно.
— И, тем не менее, она умерла, — почему-то вступилась за Дронго Линовицкая.
— Умерла, — согласился Халупович, — но возможно, что в бутылке оказалась некачественная вода.
— Это известная на весь мир фирма, — возразил Дронго, — и бутылка была закрыта. Постарайтесь нигде этого не говорить, иначе компания, производящая воду «Эвиан», подаст на вас в суд.
— Который вы проиграете, — добавила Линовицкая. — Экспертиза установила, что в воде был растворен яд, который используют против грызунов. Выпускается он в России. Этот яд не мог попасть в воду, произведенную во Франции.
Халупович развел руками.
Дверь открылась, и Нина ввела в комнату упирающуюся Таню. Было видно, как довольно высокая для своего возраста, несколько угловатая девочка не очень охотно идет за Ниной. У девочки были растрепанные рыжие волосы, слегка выпирающий подбородок, курносый нос, светло-карие глаза, вокруг носа рассыпаны веснушки. На ней было платье немыслимой серо-желтой расцветки. На ногах были ботинки. На груди у девочки висела фигурка Микки Мауса, надетая на ремешок. Войдя в кабинет, она закусила нижнюю губу и уставилась в пол. Нина обхватила ее за плечи и подвела к столу, а затем почти силой усадила на стул.
— Татьяна, — ровным голосом обратилась к ней Линовицкая, — как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, — ответила девочка, не поднимая глаз.
— Ты можешь с нами поговорить? — спросила следователь.
— Могу, — очень тихо произнесла она.
— Ты можешь рассказать, что с тобой было? Как тебя похитили? Можешь вспомнить сейчас или лучше расскажешь нам обо всем утром?
— Могу.
— Как все произошло?
Девочка молчала. Она по-прежнему избегала смотреть на сидевших в кабинете людей. Молчание затягивалось, и Нина решила вмешаться.
— Она спустилась в столовую и перепутала лифты, хотела подняться наверх, чтобы взять деньги. А поднялась в институт. Там ей понравилось, и она долго ходила по коридору. А потом спустилась вниз и пошла в гараж. Там ее и увидел Егор. Вот и все, что она мне рассказала.
— Все было именно так? — спросила Линовицкая.
— Да, — прошептала девочка.
— Что он тебе говорил? — спросила следователь.
— Он сказал… он сказал… бабушка умерла. И меня будут искать… Он сказал, чтобы я спряталась в багажник…
— Ясно, — прервал ее бормотание Бозин, — больше ничего не бойся. Тебя никто не тронет. И никому не верь, кроме Нины. Вот она тебя с собой возьмет. А завтра мы поговорим. Ты меня поняла?
— Да, — кивнула девочка, — можно я вас спрошу?
Она поняла, что этот человек здесь самый главный, его слушались и сотрудники милиции, и все остальные.
— Конечно, — разрешил Арсений Николаевич.
— Где моя бабушка? Он сказал правду?
Бозин подумал, что нужно соврать. Но он не любил лгать, считая, что всегда и везде нужно говорить только правду. Девочка все равно, рано или поздно, узнает печальное известие. Он взглянул на Линовицкую. Понимая его сомнения, она кивнула ему, словно соглашаясь с его решением. Он посмотрел на Дронго. Тот молчал. В подобных случаях всегда трудно принять верное решение.
— Да, — сдержанно ответил Бозин, — твоя бабушка умерла.
Девочка не вскрикнула, даже не заплакала. Она только сцепила пальцы и задала второй вопрос:
— Ее убили?
— Да, — ответил Бозин, — ее отравили.
Девочка держалась изо всех сил, но слезинка все же покатилась по ее лицу.
— Заберите девочку, — попросил Бозин, обращаясь к Нине.
Та поспешно вскочила и, обняв ее, увела из кабинета.
— Несчастный ребенок, сколько же она пережила, — вздохнул Бозин. Он взглянул на часы. — Я думаю, на сегодня мы закончили все дела. Я еще заеду в прокуратуру, оформлю протоколы задержания Скрёбова и его брата. А завтра получу официальную санкцию прокурора на их арест.
— Я могу отвезти вас, Валентина Олеговна, — предложил Халупович, — вам с Дронго по пути. Вы живете в одном районе.
— Тогда поеду с вами, — согласилась она, — думаю, что сегодня больше уже ничего не произойдет.
— Надеюсь, — невесело сказал Эдуард Леонидович.
Они вышли в приемную. Нина пошла в комнату отдыха, чтобы забрать Танин рюкзачок. Заодно она принесла ее оранжевый шарфик.
— До свидания, — говорил Бозин, пожимая каждому руки на прощанье, — надеюсь, завтра мы все оформим.
Он вышел вместе с офицером милиции, приехавшим с Озиевым. Халупович взглянул на часы, посмотрел на притихшую девочку.
— Пойдем, — кивнул он ей, — поедете со мной.
Девочка отпрянула к Нине. Та ласково обняла ее за плечи, улыбнулась Халуповичу.
— У вас уже есть пассажиры, — показала она глазами на Дронго и Линовицкую.
— Мы поместимся в машине, — возразил Эдуард Леонидович, — вас четверо и я за рулем. Ничего страшного, тем более, что с нами Таня, а она худенькая. Много места не займет.
— Нет, — вмешался Дронго, — вы и так очень устали. Не нужно всех развозить. Я пойду пешком. Дождя нет, снега нет. Не очень скользко. Я думаю, мне будет полезно пройтись пешком и немного подумать.
— До вашего дома отсюда довольно далеко, — напомнил Халупович, — минут сорок, не меньше.
— Ничего страшного. Я люблю ходить пешком, как-нибудь доберусь. А если устану, возьму машину. Сейчас с этим нет проблем. Кроме того, я в любой момент могу вызвать свою машину. Я разве не говорил вам, Эдуард Леонидович, что у меня есть машина и водитель, услугами которого я иногда пользуюсь. Сам я не люблю водить машину.
— Как хотите, — согласился Халупович, — в таком случае, когда мы встречаемся?
— Утром в десять, — взглянул на часы Дронго, — надеюсь, что мне удастся так рано подняться. Хотя обычно для меня это время — раннее утро.
— Хорошо, — улыбнулся Халупович, — договорились.
Дронго повернулся, чтобы выйти из приемной, когда услышал голос Линовицкой.
— Можно мне с вами?
Он резко обернулся. Молодая женщина смотрела на него, и он не знал, что ей сказать.
— Конечно, — пробормотал он, — конечно, можно.
Халупович поднял брови и усмехнулся. Нина, занятая девочкой, не обратила на них никакого внимания. Она надела на Таню пальто и теперь старательно застегивала пуговицы. Было заметно, что она переживает за девочку, на долю которой выпало так много испытаний.
— Тогда пойдемте, — предложил Дронго Линовицкой.
На ней было легкое пальто, надетое поверх формы.
— Моя машина в ремонте, — пояснила она, — поэтому на сегодня я тоже «безлошадная».
— В таком случае, мы оба «пехотинцы», — улыбнулся Дронго. — До свидания, Эдуард Леонидович, надеюсь, ночь вы проведете дома.
— Не беспокойтесь, — ответил Халупович, — меня теперь из дома никто не вытащит. Достаточно и одного Скрёбова.
Дронго и Валентина Олеговна вошли в кабину лифта. Оба молчали, словно не решаясь говорить в здании, где сегодня произошла трагедия. На первом этаже у проходной, кроме охранников, стояли еще два сержанта милиции. Увидев выходившую Линовицкую, сержанты устало козырнули, разрешая выйти следователю и сопровождавшему ее мужчине. На улице было прохладно — около нуля. Линовицкая взглянула на Дронго. Тот надвинул кепку на глаза. В других странах он, как правило, носил широкополую шляпу, но подобный головной убор в ночной Москве был бы неуместен. Такие уборы позволяли себе либо оригинальные чудаки, либо экстравагантные представители свободных творческих профессий. И тех, и других уличная шпана с удовольствием преследовала и грабила.