Героиновые пули - Александр Щелоков

Все у них произошло так внезапно и в то же время в предельной степени закономерно, что по-иному и не могло быть.

Вот уже долгое время он был одинок. В своих делах, в своих думах, и главное — в чувствах. Да, мир широк, он светел, свободен, волен, но когда обстоятельства гонят тебя по ветру как шар перекати-поля, когда ты не хочешь двигаться туда, куда тебя заставляют обстоятельства — это плохо, но в конце-концов терпимо.

Куда хуже, если тебе не с кем поговорить по душам, и не на жидкостной основе совместного распития спиртного, когда каждая фраза начинается со слов: «Ты, Леха, меня понимаешь, да?», а на трезвую голову с ясным сознанием, что тебя понимают, потому что твои дела и мысли не безразличны кому-то. Если этого нет, если некому довериться, если ты перед кем-то боишься показаться слабым, незащищенным, требующим сочувствия и защиты — вот беда!

Это только кажется, что мужику все до Фени — удары судьбы по бокам, унижения, неодолимые трудности. Нет, душа мужика как и любая другая, требует понимания. Ей тогда легче сопротивляться злому ветру рока, когда кто-то находится рядом и готов поддержать в трудный момент, да что там поддержать — просто взять теплой рукой за палец и сказать потихоньку: «Я с тобой! Ты не один!».

Крупные черные буквы расположенные во всю ширину газетной страницы так и били в глаза, а текст заставлял задержать на нем внимание. 

«КТО СКАЗАЛ, ЧТО НАРКОТИКИ — ЗЛО?» 

Ниже этого заголовка или «шапки», как его называют газетчики, шла «корзина» — несколько подзаголовков, которые раскрывали содержание публикации, хотя и не позволяли читателю судить к каким выводам их приведет автор.

«Что лучше — смерть или радость?

Если нельзя изменить мир, может нам лучше изменить взгляд на него?

Чтобы иметь собственное мнение о чем-либо, надо это попробовать самому».

Волков смотрел на Богданова, ожидая, что же скажет полковник. Тот просмотрел заголовки, положил газету на стол шефа и спокойно сообщил:

— Я это должен прочитать не торопясь.

— Ничего, читай здесь. Я подожду.

Богданов вздохнул и взялся за газету всерьез. Автор — Игорь Федоткин — построил материал, как беседу со специалистом-психоаналитиком из Индии профессором Рама Рау.

«Наркомания,

— сообщал автор, —

по мнению выдающегося ученого Рама Рау, чей авторитет признан во всем мире, должна рассматриваться не как явление, навязанное обществу злой волей цивилизации, а как проявление потребностей, которые обусловлены генетически. Они не связаны ни с расой, ни с полом человека, хотя во многом зависит от национальных традиций питания».

— Ну, сукин сын! — Богданов подумал о Федоткине с восхищением. — На ходу подметки срезает!

Богданов не ожидал, что журналист с такой легкостью поймет задание и столь лихо начнет его исполнять. Он взял желтый фломастер и стал оттенять места, привлекавшие внимание. Сперва это были отдельные строки, затем пошли целые абзацы.

«Прошло более десяти лет с того времени, когда замечательный американский ученый Кен Блум из университета Сан-Антонио открыл особый ген, управляющий пристрастием к алкоголю и наркотикам. В целом ряде ситуаций этот ген провоцирует у людей так называемый „синдром недостаточной удовлетворенности“. Он проявляется в том, что внешне здоровый человек начинает ощущать растущее давление необъяснимой скуки, давящее чувство неустроенности, депрессию.

Появлению симптомов подобного рода способствует рацион питания, выработанный современной цивилизацией.

Как известно, стол современного человека богат продуктами, которые содержат глюкозу. Ее избыток вызывает в организме человека определенный дисбаланс психических регуляторных процессов. В определенные моменты мы испытываем своеобразный прилив эйфории, душевный подъем, затем вдруг следует быстрый спад, наступает депрессия…»

Богданов отложил фломастер. Информация, которую излагал Федоткин, была столь концентрированной, что не имело смысла выделять отдельные абзацы. Надо было запомнить и принять на вооружение её целиком, поскольку аргументы потребуются для беседы с Волковым.

«Употребление в пищу горожанами большого количества шоколада, мороженого разных сортов, других сладостей (вроде „сникерсов“, которые „съел и порядок“) помимо пристрастия к сладкому вызывает у людей проявления морального дискомфорта. При этом мы никогда не связываем это со своим питанием, а ищем объяснения в причинах социальных.

Нарастание симптомов недостаточной удовлетворенности в обществе, вызвало к жизни появление большого числа врачей-психоаналитиков, психоневрологов, психиатров. В частности, особое развитие эта отрасль медицины получила широкое развитие в Америке.

Правильно понимая причины возникновения многих видов депрессии, врачи широко используют для их подавления современное лекарство «прозак».

При отсутствии в стране достаточного числа врачей, при дефиците умения следить за своим здоровьем и оберегать его, люди находят выход из угнетенного состояния в применении наркотиков».

Особое восхищение у Богданова вызвал ответ профессора на последний вопрос журналиста.

«— Господин Рама Рау, как проверить предрасположен ли ты к наркомании генетически или нет?

— Единственное средство — попробовать все самому.»

— Так что? — спросил Волков, заметив что полковник окончил чтение.

— Боюсь показаться дураком, но статья, как мне показалось, серьезная.

— Почему дураком?

— Потому что, Анатолий Петрович, хорошо понимаю разницу между нами. Моя ипостась — практика. Вам приходится думать и над теорией.

Богданов, оставаясь с глазу на глаз с шефом, никогда не стеснялся тому польстить. Он знал — выдвиженец демократии стал крупным милицейским начальником только по той причине, что оказался в числе так называемых «защитников» Белого дома, когда на тот никто не нападал и смело принял сторону нападавших, когда Белый дом оказался в президентской осаде. Это было замечено и соответствующим образом отмечено. Ни особыми теоретическими познаниями, ни большой практикой подполковник, за короткий срок совершивший рекордный карьерный скачок, не располагал. Потому, умело вызывая подчиненных на беседы, он выяснял для себя те проблемы, которые перед ним вставали и никогда не стеснялся услышанное от кого-то мнение тут же выдавать за свое. Зная это качество шефа, Богданов быстро научился подталкивать Волкова в том направлении, которое ему казалось выгодным.

— Мне, Анатолий Петрович, бывает неприятно слышать, когда говорят будто милиция только и знает, что хватать и не пущать. Тем не менее при здравом размышлении понимаю: это ведь на самом деле так. Да, хватаем. Да, не пущаем. И все время оправдываемся: таков закон. А всегда ли наш закон прав? Вы, конечно, уже думали, кто такой Федоткин. Обычный мальчишка, чернильная проститутка. Но это ему не помешало зацепить серьезный вопрос. Сейчас я впервые задумался о статье двести двадцать восьмой уголовного кодекса. Простите, может быть у вас возникли те же мысли и мне не стоит этот вопрос затрагивать…

— Почему же, Андрей Васильевич. Говори, в крайнем случае поспорим…

Заход, который сделал Богданов, заинтересовал Волкова. Он обладал прекрасной памятью и часто при разговорах в высоких сферах использовал суждения Богданова, даже если они оказывались сомнительными. Это заставляло собственных начальников полагать, что генерал не так прост, как кажется с первого взгляда.

— Так вот, статья двести двадцать восьмая раскрывается кодексом так: «Незаконное изготовление, употребление, хранение, перевозка, пересылка либо сбыт наркотических средств или психотропных веществ».

— И что ты в этом обнаружил неверного?

Волков считал, что обязан не просто слушать, а активно вторгаться в суждения собеседника, подталкивать его к более полному изложению своих мыслей.

— Верно все, но слишком ясно просматривается гибкость мысли законодателя, который связывает определение данного вида преступлений со словом «незаконный».

Волков потер лоб, недоуменно посмотрел на Богданова.

— Незаконный — значит и есть незаконный. Чего тут мудрить?

— Значит, существуют законное изготовление, хранение, перевозка, пересылка и сбыт этих веществ?

— Ты сомневаешься? — Волков многозначительно улыбнулся. — Его ведут фармацевтическая промышленность, медицинские учреждения. Разве не так?

— Верно, я к этому и клоню. Возьмем статью сто пятую — «Убийство». Почему здесь законодатель не использовал слова «незаконное убийство»?

— Знаешь, если бы мой внук послушал тебя сейчас, он бы сказал: «Ну ты, Богданов, воще».

— Нисколько, Анатолий Петрович. Дело в том, что законодатель не стесняется признать законное существование в стране производства дури, а вот о том, что у государства имеется право на убийство, он предпочитает умолчать. Между тем такое право всем нам известно. Это смертная казнь, которую закон называет «исключительной мерой наказания». Это право государства посылать своих граждан на войну… И наказывается в этих случаях не то, что солдат убьет человека, а то, что он откажется это делать…