Необычное и обыкновенное - Андрей Волковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А на машине что? Дракон. Да, золотой, подтвердил мой знакомый. Я сказал спасибо и положил трубку.
Так, дальше ресторан «Кит». На нём драконов нет, владелец никак не связан ни с Чезаре, ни с Аллиром. Но из окна «Кита» виден «Золотой дракон». Которым владеет хозяин поющей сосны, сгоревшей вчера днём. А Толстый Тони — это все знают! — всю жизнь проработал в «Драконе» начальником охраны.
Я вскакиваю со стула, не в силах больше сидеть на месте.
Получается, что кто-то замыслил отомстить владельцу «Дракона»! Кто-то очень везучий и жестокий: он ведь уже убил пятерых в доме Тони. Начал с машины, а закончил убийством невинных людей — вряд ли жена и слуги Тони были хоть как-то причастны к игорному бизнесу.
Вот только закончил ли он? В кино плохие парни всегда действуют по нарастающей. А значит, следующий пункт — поджечь место, где много, очень много людей.
Возможно, он готов нанести удар по своей истинной цели — по «Золотому дракону»!
Я звоню в часть. Бо говорит, что пожарных отправляют дежурить в Кварталы на Холме, к Старому Городу и к элитным жилым комплексам у реки. Объявлять особое положение в городе не стали, но богатые районы решили обезопасить по полной программе.
— Позови капитана, Бо.
Но капитан, выслушав мои умозаключения, вздыхает и говорит:
— Трой, у нас тут у каждого по десять вариантов, кто это, как и почему. Да только городской совет уже всё решил. Отдыхай пока: завтра и тебе весь день богачей стеречь.
— Но капитан...
— Некогда спорить, Трой. Меня в центральный департамент требуют.
Короткие гудки.
Но я чую, что поджигатель будет в «Золотом драконе». Чую всем сердцем.
Надо ехать туда самому.
Конечно, в огромном игорном доме куча охраны, системы слежения и големы в придачу, но что-то всё это раньше не слишком-то помогало.
Через полчаса, когда над городом разгорелся огромный алый закат, я стою и смотрю на стены «Золотого дракона».
Я знаю, что угадал. Что он тут. Теперь нужно найти его.
Пойдёт ли поджигатель через главный вход? Нет, вряд ли.
Я втягиваю вечерний воздух: в нём остро чувствуются тонкие запахи горящей ткани и дерева и перекрывающий их острый аромат безумия. Вот чем пахло рядом со сгоревшей сосной. Безумием.
Стоило учуять его, как голод внутри разгорается с неистовой силой. Когда так долго остаёшься разумным, безумие манит, обещая свободу, сверкает пиритом, обманчивое и притягательное.
Чтобы найти безумца, надо мыслить как безумец. Я закрываю глаза и позволяю себе то, чего не делал уже много-много лет — настраиваюсь на человека, растворяясь в его эмоциях.
Ослепляющая жажда справедливости. Пылающий гнев. Жгучая ярость.
Не будь я самим собой, обжигающие чувства человека захватили бы меня и поглотили, как пожирает огонь сухое дерево. Но моё сердце — камень, и оно лишь слегка нагревается, подсказывая куда идти.
Мимо главного входа. В обход парковки. Через внутренний двор, где почему-то нет охраны. К запасному входу.
Я вижу его: худощавая фигура в узких джинсах и толстовке с капюшоном. В руках грязная канистра с полуоторванной этикеткой. На плечах рюкзак, из которого торчат горловины бутылей.
Он идёт по дорожке вдоль стены, мимо искусственных прудов и вечнозелёных кустарников и несёт пламя. Пламя очищения. Он жаждет очистить город от скверны.
Я неслышно подхожу ближе и говорю:
— Эй!
Он резко разворачивается и чертыхается. Секунда — и меня окатывает едкой жидкостью вроде растворителя. Он трясёт полупустой канистрой и шипит:
— Тихо! Ни звука, понял?!
В левой руке дрожит зажигалка.
— Парень, — говорю я. — Ты попался. Не знаю, как ты справился в «Ките» или в доме Тони, но тут тебе крышка.
Он смеётся. Ставит на камни дорожки канистру и дёргает цепочку на шее. Из-под толстовки показывается какой-то кулон, и поджигатель говорит:
— Смотри: это Клевер Удачи! С ним я справлюсь. Справлюсь со всем вашим чёртовым городом. Он сгорит!
В глазах человека восторг и полная уверенность в своей правоте.
— Огонь вас не очистит. Но не позволит вам разорять людей!
Я качаю головой:
— Парень, слишком поздно. Ты ещё можешь сдаться и...
— Заткнись! — шипит он.
И, чиркнув, швыряет в меня зажигалку.
Огонёк за секунду становится огромным. Пламя вспыхивает, пожирая пропитанную жидкостью ткань.
Моя кожа горит, спекаясь в чешую. Огонь клокочет внутри и снаружи. На смену человеческому идёт истинная сущность.
— Беги... — шепчу я, с трудом шевеля изменяющимися челюстями.
Человек стоит, замерев, и смотрит на меня в изумлении. В его глазах пляшут отблески пламени, исходящего от меня.
— Беги! — реву я.
Спину мучительно гнёт. Затем обжигающе больно и блаженно хорошо прорываются кожистые крылья. Ещё один удар сердца — и я стану огнём.
Человек не убегает. Вот дурак: моё пламя уничтожит его в считанные секунды.
«И пусть! — шепчет внутренний голос настоящего Я. — Он убийца. Он безумен. А ты стихия. Ты огонь. Пожри его!»
Я нынешний слабо помню, как это восхитительно приятно — поглощать людей. Их слабую плоть и их яркие мысли, их страхи и радости.
Изголодавшееся первобытное Я кричит мне в голову:
«Стань собой! Пылай! Гори!»
— Истинный огонь... — шепчет человек, одержимый пылающим безумием. В его глазах восторг. В его глазах благоговение.
И я протягиваю наполовину человеческую руку к поджигателю. Хватаю его за толстовку, тут же начавшую тлеть. Прижимаю его к себе — и швыряю нас обоих в пруд.
Первобытное Я воет и вопит. Нынешний я, кажется, тоже: для истинной формы нет хуже пытки, чем вода.
Вода обжигает меня кислотой, вышибая воздух из лёгких и огонь из моей головы. Вода испаряется, становясь клубами пара. Спасая остолопа-поджигателя.
Слышно, как бегут люди. Где-то вдали, кажется, воют сирены. Хорошо.
Ведь что бы ни кричало первобытное Я, я настоящий — пожарный. И должен спасать людей. Даже преступников. Даже от себя.
Я теряю сознание, не прекращая улыбаться.
...В больнице меня навещает капитан.
Он, одновременно кипя и очень стараясь быть вежливым, говорит:
— Трой... ты... молодец. Тебя даже, возможно, наградят. Ты... ты у меня с горящей... головой будешь отчёт писать по этому делу! Если б ты не выглядел как мумия, — не выдерживает капитан, — я б тебя сам поколотил! Какого чёрта ты
