Вселенский заговор. Вечное свидание (сборник) - Татьяна Устинова

– Может, и разберутся, – согласился Гриша, – но мы тоже попробуем.

Вывеска отдела полиции была новенькой, чёрные буквы на синем фоне, а сверху, под козырьком, выцветшие, но бодрые буквы сообщали «Отделение милиции пос. им. Цюрупы».

– Милиция, полиция, – проговорила Маруся, приставив ладонь козырьком к глазам. – Слушай, Гриш, кто такой Цюрупа?

Он потянул на себя обитую чёрным дерматином дверь. Внутри было полутемно, пыльно и пахло канцелярией.

– Цюрупа Александр Дмитриевич, нарком продовольствия, пламенный борец за уничтожение крестьянства как такового, очень настаивал на введении продотрядов. Собственно, он был их непосредственным организатором. Прославился кристальной честностью – ведал едой и то и дело бухался в голодный обморок.

Маруся посмотрела на Гришу. Вид у того был серьёзный, даже печальный немного, как и подобает при изложении биографии Цюрупы Александра Дмитриевича.

– Слушай, – спросила Маруся, – откуда ты всё это помнишь, а?.. Никто не помнит, а ты помнишь!

– Я некоторое время учился в школе, – объяснил Гриша, ему страшно польстило Марусино восхищение, – потом ещё некоторое время в институте. В обоих этих местах я именно учился, а не размещал свои красивые фотографии в Инстаграме и не постил свои умные мысли в блогах. И потом!.. Меня же бабушка и дедушка воспитывали, а они были куда умнее меня. Мне нравилось их слушать.

Весь отдел полиции-милиции состоял из одной комнаты, крашеная дверь оказалось распахнута настежь.

– Кого там принесло? – закричали оттуда, как только Гриша закончил свою устную краткую справку, как будто тоже слушали его с интересом.

– Илья Семёныч, это мы! – Гриша сунул в проём голову и зачем-то постучал в дверь. – Разрешите войти?

– Разрешаю. Чего тебе?

Илья Семёныч сидел за жёлтым столом, на котором не было ни бумаг, ни блокнотов, ни записок, ни фотографий, ни томов Уголовного кодекса, а лежали только одна картонная папочка и пластмассовая ученическая ручка. Рядом с ней фуражка. Вид участковый имел до крайности раздражённый.

– Протокола́ пишу, – сообщил он язвительным тоном, как будто это Гриша с Марусей заставили его писать «протокола́». – Сейчас опрашивать пойду! Кто где был, кто чего видел! Садись, вас тоже опрошу! Штукари обратно в Егорьевск укатили, а мне – вон, пиши, Семёныч, протокола́!..

– Илья Семёныч, кто такой Васильев К. Д.?

– Это откуда такой? Из кроссворда? Вроде художник был Васильев. К. Д. он там или не К. Д. – это уж я не помню.

– Да не художник, а на которого Валерик кляузы писал.

Тут участковый немного подумал, пошевелил бровями, взял свою фуражку, дунул в неё и довольно грозно спросил у Гриши, откуда ему известно, на кого Сыркин писал жалобы.

– Ну, известно и известно, – сказал Гриша и улыбнулся улыбкой мальчишки-озорника, подцепил у стены стул, уселся перед участковым – спина столбиком, руки сложены на коленках, вроде озорник, но сейчас образец послушания и внимания. – Вы мне скажите, кто это такой, да и всё!

– А ты сам-то кто такой, чтобы я тебе отчет давал?!

– Илья Семёныч, – заскулил Гриша, – вы же всех тут знаете, про каждого можете рассказать. Лидия Витальевна говорит, что лучше вас участкового на её памяти не было!

– Да будет врать-то!

– Вот честное слово! Она говорит: наш Илья Семёныч мало того что человек умный, так ещё и понимает всё, и не ленится никогда! Она говорит: мы прошлых участковых ни в лицо, ни по имени не знали, а Илья Семёныч – наш родной и любимый!

«Родной и любимый» посмотрел на Гришу и вдруг засмеялся.

– Ну, певец! – сказал он, пожалуй, с одобрением. – Целую песню сложил!.. Ты чего, решил расследование вести? Вместо штукарей из отдела? Ты это дело брось, парень. У тебя вон девчонка под боком, тебе заняться нечем, что ли?

Маруся немедленно потупила глазки, но Гриша нисколько не утратил своего бравого вида.

– Вы профессиональные сыщики, – не моргнув глазом продолжал он обольщать участкового. – А мы-то просто дачники!.. Нам со стороны, может, многое по-другому видится, не так, как вам! Я же в помощники не набиваюсь, Илья Семёнович! Я же не прошу, к примеру, покажите мне место преступления!..

Тут участковый и Гриша уставились друг на друга. При этом Гришины глаза были чистыми и правдивыми, как у отличника боевой и политической подготовки.

Илья Семёныч покрутил головой, потом поднялся из-за стола, погремев ключами, отпер несгораемый облезлый шкаф и вынул оттуда растрёпанную кипу бумаг.

– Вот он у меня где, этот ваш Валерик, – сказал он в сердцах и швырнул кипу на стол. – Это же надо столько бумаги извести, столько сочинений сочинить! Всё его творчество!

Гриша едва удержался, чтобы не потянуть на себя один из листов, отлетевший на край стола. Нельзя было тянуть, никак нельзя, и он не стал.

– Про всех писал, – продолжал участковый. – Даже вон про Лиду, то есть про Лидию Витальевну, что, мол, фонарь у ней на дворе незаконным образом горит, в обход счётчика!.. А я по каждой жалобе – ответ давай, мол, жалоба проверена, факт нарушения закона не установлен. Да ладно б он только мне писал-то! А то он и в район, и в область, а оттуда директивы – давай, Семёныч, разбирайся дальше, делать как будто мне нечего!

– А на кого ещё он жаловался? – перебила его Маруся и этим испортила всё дело.

Илья Семёныч насупился, собрал со стола бумаги, подровнял их и накрыл сверху большой ладонью.

– Про кого ты спрашивал-то, я забыл?

– Васильев К. Д. Вы такого не знаете?

Участковый взял верхний лист и пробежал его глазами.

– Тут прейскурант у меня обозначен, – пояснил он. – На кого и сколько раз написано. Васильев, Васильев… Где тут у нас Васильев… А! Да это ж Костян! Вот он самый и есть!

– Какой… Костян? – не понял Гриша.

– Да из лесничества Ново-Егорьевского! Ну, Константин, который вчера невесту твою нашёл! Фамилия его Васильев, звать Константин Дмитриевич. И жалоб на него по прейскуранту аж восемь штук.

У Гриши вдруг изменилось лицо. Из отличника, бывшего озорника, он превратился в обычного встревоженного человека.

– И в чём Валерик его… обвинял?

Илья Семёнович махнул рукой:

– Да во всём подряд! Ёлки зимой незаконно на продажу рубит, древесину государственную налево продает, когда лес валят, чуть не наркоманов каких-то у себя привечает! А я ему, Валерику, тыщу раз говорил: лесничество не в моём ведомстве, там свой участковый есть, ему и пиши – а он всё равно мне шпарил! Того, говорит, я не знаю, а ты обязан проверить! Я, мол, налогоплательщик, а ты на государственной службе, следовательно, мне должен!.. Вот всем я должен! И супруге, и детям, и государству, и Валерке ещё!..

Они вышли из отделения милиции-полиции и медленно пошли по жаркой и пыльной улице.

Маруся ни о чём не спрашивала, а Гриша ничего не говорил.

Так они дошли до хлипкой лавочки, торчавшей на берегу затянутого ряской деревенского пруда. Тётя Лида рассказывала, что, когда была маленькой, этот пруд был чистый, прозрачный до самого последнего донного камушка. И холодный!.. В нём бил единственный ключ, и особой заслугой у ребят считалось донырнуть до дна, открыть глаза и увидеть, как он бьёт, размывая вокруг плотные мелкие волны жёлтого песка. Потом в пруд стали валить всякую гадость – это когда вокруг строительство коттеджей началось. Приезжали ночью грузовики и вываливали… И ключ погиб. И пруд погиб тоже. Теперь в нём даже лягушки не живут.

Гриша пристроил на лавочку свой рюкзак, который немедленно свалился в траву, сел верхом на гнилую доску, взял Марусю за обе руки и притянул к себе.

– Хорошо, – сказал он, глядя на неё снизу вверх. – Ну, предположим. Предположим, что это Костя.

– Похоже, – согласилась Маруся и прижалась к нему. Неудобно было, но она всё равно прижалась. – Понимаешь, ещё и дробовик!

– Вот именно. У лесничего наверняка есть дробовик, и он умеет им пользоваться. Скорее всего, у него не один дробовик, и об этом, оставленном на месте преступления, никто не знает.

– Гриша, это не мог быть Костя. Он меня нашёл в лесу.

Гриша помолчал, глядя на чуть колыхавшуюся жирную ряску.

– Может, он тебя нашёл, потому что знал, где искать? И просто опасался, что тебя найдут другие? А так… он нашёл, его никто ни в чём не подозревает, он герой. Мы ему благодарны по гроб жизни, мы ему доверяем, и ничто не мешает ему повторить попытку.

Маруся погладила его по голове. Она понимала, как ему нелегко, ей самой было трудно и страшно.

– Подожди, – он вывернулся у неё из-под руки. – Давай ещё подумаем. Значит, Валерик пишет на Костю кляузы. И что-то, видимо, в этих кляузах есть такое, чего Костя действительно опасается. Допустим, Сыркин случайно или нарочно узнал какую-то его тайну. Костя решает его убить. Он приезжает утром в деревню, застаёт скандал возле магазина, вмешивается в этот скандал, и я вмешиваюсь тоже. Он понимает, что время подходящее – для того, чтобы убить, и для того, чтобы навести на меня. Дальше всё по предыдущему сценарию. Похоже?..