Имбирь и мускат - Прийя Базил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы дали мне возможность понять, что такое семья, теперь же я должен уехать. Я возьму с собой воспоминания о сотне прекрасных блюд — да, миссис Сингх, вы готовите потрясающе и совсем меня избаловали — и вашей бесконечной доброте.
Моя подписка на «Таймс» действительна еще на пятьдесят девять номеров.
Читайте их, мистер Сингх, и не волнуйтесь, что помнете страницы…
— Кхм… — Карам прочистил горло. Иногда по выходным он нарочно вставал пораньше, чтобы прочитать газету Оскара, а потом гладил ее утюгом и клал обратно в ящик. — Ты действительно его закормила.
Прошу прощения за то, что не предупредил вас. Поэтому кладу в конверт плату за три месяца вперед.
Я искренне рад тому, что был частью вашей жизни — помогая вам, я помогал и себе. Быть может, однажды наши пути вновь пересекутся.
С наилучшими пожеланиями, Оскар.— Это все? — расстроилась Сарна. Она-то надеялась услышать, какой замечательной хозяйкой она была и как Оскар будет скучать по ее сливочным паратхам. Нет, такое прощание никуда не годится. Здесь что-то неправильно.
Всем тоже так показалось. Даже тиканье новых часов в форме Индии звучало неодобрительно, В последний год Оскар как никогда проникся чувством семьи. Чтобы отблагодарить своего спасителя, Сарна часто приглашала его на обед или ужин, и он быстро нашел общий язык со всеми, для каждого подбирал особые слова и тон — кроме Найны. От нее он держался на почтительном расстоянии, словно говоря: «Я уважаю свои обязательства. Я пообещал, что наши отношения будут только официальными, и сдержу слово». Карам не мог удержаться и частенько шутил на этот счет: «Теперь я вижу, как добиться счастья в браке. Просто не надо друг с другом общаться. Ты все правильно делаешь, ОК, так держать». Странно, после свадьбы Оскар стал как будто счастливее. Все заметили, какой он веселый и разговорчивый, а раньше он казался печальным, обремененным целой тучей забот. Вот почему никто и предположить не мог, что он уедет. Почему?
— Я тебе говорил, — сердито сказал Карам. — Я говорил, что эта афера ни к чему хорошему не приведет. Нам придется искать нового жильца. Подавать объявление в представительства Индии и Малайзии. Ох, опять хлопоты!
— Ах, Джи, я тут ни при чем! ОК не винит меня в своем письме. К тому же у тебя целых три месяца на поиски. Уверена, ты гораздо раньше найдешь жильца и получишь двойную плату. А что делать с его вещами? — Сарна положила палец на подбородок. — Все эти коробки…
— Что в них? — Карам просветлел. — Туфли?
— Бумаги. Вся комната ими забита. — Сарна не удержалась и открыла несколько коробок.
— Ох, еще чего не хватало! Мы их выбросим.
— Хаи Руба, ты с ума сошел! Тебе лишь бы выбрасывать! Он сказал, что однажды мы, может, и встретимся — вдруг он захочет забрать бумаги?
— Он бы взял их с собой. У нас тут не склад, в конце концов! Для лишних коробок места нет, так что надо от них избавиться, — решительно заявил Карам.
— Я найду место, Джи. Оскар был так добр… Я позабочусь о его бумагах. Если в один прекрасный день он захочет их вернуть, я ему помогу.
Карам фыркнул. Взяв со стола ложку, он принялся заправлять ею выбившиеся из-под тюрбана волоски.
— Хаи, хаи! Мы же этим едим! — Сарна выхватила у него ложку. Из всех дурных привычек мужа эта была самая противная.
Карам спокойно достал из кармана ключи от машины и продолжил свое занятие.
— Жаль, конечно, — сказал он. — Лучше бы Оскар попрощался с нами как положено, но, видно, у него имелись причины, чтобы этого не сделать. Надеюсь, желающих снять комнату много. Я попрошу Сан Чи из средней комнаты повесить объявление в университете. Они очень порядочные, эти малазийцы. Не пьют, подружек не водят — знай себе учатся, Да, было бы чудесно. — Карам вышел из кухни, на минуту остановившись в коридоре, чтобы посмотреть на себя в зеркало.
— Бессердечный! — не выдержала Сарна. Она прижала ладонь ко лбу. — Вы видели, как он сунул деньги в карман? Конечно, для него все теперь чудесно — он получил свое! Да еще и газеты бесплатные. Чего тут расстраиваться? Только я переживаю за бедного ОК.
— Да уж, надеюсь, у него все о'кей. — Раджан переглянулся с Найной и Пьяри.
— Конечно, нет! Что-то стряслось. Оскар не мог уехать, не сказав ни слова. Хаи Руба, что же произошло?
Найна внимательно рассмотрела письмо, которое Карам оставил на столе. Ни адреса, ни телефона. Она никогда не сможет его найти. Никогда не скажет то, что должна была: единственное слово, такое затасканное и неуместное, но сильнее других рвущееся наружу: спасибо.
Решение Оскара вовсе не было таким уж внезапным, как вообразила себе Сарна. Со дня свадьбы он потихоньку готовился к отъезду. Подпись в свидетельстве о браке была его первым шагом к освобождению. Храбрец сделал бы его немедленно: приставил бы одну ногу к другой и отправился бы навстречу неизвестному в полной уверенности, что это лучше, чем бесплодная тоска известного. Но только не Оскар. Свою задержку он оправдывал тем, что обстоятельства не позволяли ему уйти сразу же. Он должен был остаться еще на год, чтобы обеспечить Найне гражданство и свободу. Оскар с благодарностью принял это заточение — так подсудимый в надежде на отсрочку неизбежного подает на апелляцию. За год он сделал еще несколько шагов. И самое главное, начал писать. Не записывать чужие истории — эта способность пропала навсегда. Он терял ее несколько месяцев, и окончательно она исчезла, когда Оскар поставил свою подпись и женился на Найне.
Сперва он сочинял сбивчиво, без сюжета, темы или персонажей. Как дети лепечут перед тем, как заговорить, так и он калякал, прежде чем начал писать по-настоящему. Подобно глазам, привыкающим к темноте, его ум постепенно сживался с новыми мыслями. Подходящие слова выскакивали из Оскара, точно икота, и взволнованно ложились на страницу. Несколько месяцев, разочарованный своим неуклюжим, напыщенным языком, Оскар уничтожал всякий исписанный лист. В этом тоже была свобода. Много лет собирая бумагу и накапливая все, что вышло из-под пера, он с облегчением выбрасывал неуместные или недостаточно ясные слова, словно освободился из плена былых навязчивых идей. Сарна ошиблась, когда решила, что он «уехал, не сказав ни слова». Может, с Сингхами он и не говорил, но их дом Оскар покидал с чувством, будто изучил новый язык.
Найна была его музой. Он понял это, когда написал свое имя рядом с ее на свидетельстве о браке. Конечно, он знал, что Найна недолго будет «принадлежать» ему, пусть даже формально. Оскар никогда не просил ничего в благодарность за услугу, однако за год успел получить свое: воспользовавшись Найной как источником вдохновения, он отправил разум в полет. В тот день в загсе ее взгляд был подобен уколу амфетамина, наитию высшей силы; дома же одно присутствие Найны подхлестывало его воображение. Оскар бесстыдно утолял свою зрительную и духовную жажду. Всякий раз, когда Найна проходила мимо, сидела рядом за ужином, одаряла его смущенной улыбкой или когда ее смех разносился по дому, Оскар смаковал каждое мгновение. Он восторженно перебирал в уме все их мимолетные встречи, как будто ел сладчайший персик: медленно, получая удовольствие от сочной мякоти, он оттягивал последние секунды, обгладывал косточку и потом долго облизывал губы. Почувствовав на себе силу ее темно-зеленых глаз, Оскар решил, что Найна всегда будет так на него действовать. Она станет его движущей силой, его Каллиопой.
Их брак был признан недействительным без всяких происшествий. Надо было только подписать несколько бумаг, и Оскар с Найной обрели тог же гражданский статус, что и до свадьбы. Но в душе у Оскара все переменилось, и никакие бумаги не могли это исправить.
Он собирался уехать сразу после получения документов, однако задержался на несколько дней. Ему помешала привязанность к Найне. Неожиданно он понял, что влюблен в нее. Или в свои представления о ней — ведь он почти ничего не знал об этой девушке, кроме того, что она подарила ему возможность писать и жить по-настоящему.
В конце концов Оскар уехал, потому что ему было незачем оставаться. Сарна никогда не позволила бы ему ухаживать за Найной, тем более жениться на ней. Он годился в качестве фиктивного мужа, а не настоящего. Удивительно, как твой собственный подход к жизни безраздельно правит ее подходом к тебе: раньше Оскар охотно довольствовался ролью дублера и стоял за кулисами, глядя, как на сцене разворачиваются чужие драмы. Никто и подумать не мог, что он захочет свою роль. Теперь ему предстояло исправить это положение. Если он не примет участие в происходящем, не посвятит себя жизни, то нечего и рассчитывать на ее блага.
23
Заботы Сарны о будущем дочерей разрешились даже успешнее, чем она могла ожидать. Спустя два года после свадьбы Рупии обе девушки вышли замуж — за врачей. «Настоящие доктора, и с тюрбанами! — гордо заявляла Сарна. — Не профессора какие-нибудь!» Те, по ее разумению, были прокаженными медицины. «Найнин Притпал — терапевт, а Пьярин Дживан — хирург».