Госпожа президент - Анне Хольт

— …именно мы, норвежская полиция, имеем шанс раскрыть это дело. Это конкретное дело. Мы, и только мы, имеем возможность установить, как это конкретное деяние, сиречь похищение американского президента из гостиничных апартаментов в Осло… как такое вообще могло произойти. Понятно?

Уоррен сидел совершенно спокойно.

— Стало быть, вам незачем нас опасаться. А что касается включения этого деяния в более широкую перспективу, тут вам и карты в руки. Понятно?!

Американец едва заметно кивнул. Салхус шумно перевел дух, опустил руку и продолжил:

— Уму непостижимо, что вы не только отказываете нам в помощи, но еще и саботируете расследование, скрывая от нас столь важную информацию, как загадочное исчезновение агента Secret Service. — Он стал прямо перед Сиффордом. — Если бы старая женщина, совершая пешую прогулку, не забрела случайно в ту ложбину и не упала без сознания буквально в нескольких метрах, мы бы и сейчас тщетно искали человека в костюме. И понятия не имели бы… — Петер Салхус кашлянул и умолк, словно старался взять себя в руки и не вспылить. Потом, по-прежнему стоя, добавил: — Вместе с начальником полиции Бастесеном, нашим министром юстиции и министром иностранных дел я подготовил официальную жалобу и направил ее вашему правительству. Копии посланы в Secret Service и ФБР.

— Боюсь, у американского правительства, ФБР и Secret Service есть проблемы посерьезнее подобной жалобы, — холодно отозвался Уоррен. — Однако… Be mу guest![45] Я не могу запретить вам переписку с другими, коль скоро у вас есть на это время. — Он стремительно встал, схватил с подлокотника спортивную куртку цвета хаки и с улыбкой сказал: — В таком случае моя миссия здесь, по сути, закончена. Я свое получил. И вам тоже кое-что досталось. Весьма плодотворная встреча, иными словами.

Трое норвежцев попросту онемели, озадаченные тем, что американец вдруг собрался уходить, а Уоррен Сиффорд тронул Петера Салхуса за плечо: мол, посторонись.

— Кстати, — добавил он уже в дверях, меж тем как остальные по-прежнему не знали, что сказать. — Вы ошибаетесь насчет того, кто способен раскрыть дело. Это конкретное дело, как вы выразились. Ведь похищение нельзя отделить от мотивов, планирования, последствий и контекста. — На его губах играла широкая улыбка, но взгляд был отнюдь не дружелюбен. — Тот, кто найдет президента, сможет раскрыть дело. Все дело. К сожалению, я все больше сомневаюсь, что его раскроете вы. Это беспокоит… — он в упор посмотрел на Салхуса, — мое правительство, ФБР и Secret Service. Тем не менее желаю удачи! Честь имею.

Дверь за ним закрылась, чуть громче, чем следовало бы.

30

— Мы нашли президента, — прошептала Ингер Юханна Вик. — Это же совершенно…

Она не знала, что сказать, хотела было засмеяться, но опять же осеклась, поскольку смех сейчас не более уместен, чем на похоронах. В результате из глаз опять хлынули слезы. Ее одолевало изнеможение, а оттого, что Ханна упорно не желала поднимать тревогу, нелепость ситуации ничуть не уменьшалась. Ингер Юханна испробовала все: и приводила разумные доводы, и упрашивала, и угрожала — безрезультатно.

— Такая женщина, как Хелен Бентли, лучше знает, что делать, — тихо сказала Ханна и бережно укрыла президента пледом. — Помоги-ка мне, будь добра.

Дышала Хелен Бентли тяжело, но ровно. Ханна легонько приложила пальцы к ее запястью, посмотрела на часы. Губы беззвучно шевелились, считая удары пульса, потом она осторожно вернула руку президента на прежнее место.

— Пульс ровный, спокойный, — шепнула она. — Думаю, это не обморок. Она уснула. Отрубилась. Обессилела душевно и физически.

Ханна бесшумно покатила в другую комнату. Попутно приглушив освещение, подчинявшееся голосовой команде:

— Темно!

Лампы медленно погасли. Ингер Юханна прошла за ней и закрыла дверь. Эта комната была поменьше. Красивый газовый камин в раме из матированной стали работал на полную мощность, на стенах играли зыбкие тени. Ингер Юханна устроилась в глубоком шезлонге, откинула голову на мягкий подголовник.

— Врач Хелен Бентли сейчас не требуется, — сказала Ханна, остановив кресло рядом. — Но на всякий случай надо каждый час будить ее. Возможно, у нее небольшое сотрясение мозга. Первой могу подежурить я. Когда Рагнхильд обычно начинает беспокоиться?

— Около шести, — ответила Ингер Юханна и зевнула.

— Тогда первая вахта моя. А ты вздремни часок-другой.

— Ладно. Спасибо тебе.

Но Ингер Юханна не встала. Смотрела в огонь за искусственными дровами. Он словно завораживал ее, прозрачно-синий внизу, а поверху оранжево-желтый.

— Знаешь… — На нее вдруг пахнуло ароматом Ханниных духов. — Мне кажется, я никогда не встречала такого человека…

— …как я, — улыбнулась Ханна, глядя на нее.

Ингер Юханна коротко улыбнулась и пожала плечами.

— Да, и как ты. Но вообще-то я имела в виду Хелен Бентли. Я хорошо помню избирательную кампанию. В смысле я всегда довольно внимательно слежу…

— Довольно внимательно, — перебила Ханна Вильхельмсен с негромким смешком. — Да у тебя прямо-таки нездоровый интерес к американской политике! Мне казалось, я сама не в меру увлечена этой страной, но с тобой обстоит куда хуже. Может… — Она покачала головой. Словно прикидывала, не нарушит ли ее вопрос важную границу, отделяющую дружелюбность от дружбы. Но все-таки спросила: — Может, стоит выпить по бокальчику вина? — И тут же спохватилась: — Хотя глупо, наверно. В такую поздноту. Забудь.

— А я бы с удовольствием. — Ингер Юханна опять зевнула. — Не откажусь.

Ханна подъехала к встроенному шкафу. Открыла его, легонько нажав на дверцу, и без колебаний достала бутылку красного вина; при взгляде на этикетку Ингер Юханна вытаращила глаза.

— Зачем такое, — быстро сказала она. — Мы же всего по бокальчику!

— Вина — епархия Нефис. Она только рада будет, что я тоже отведала хорошего вина.

Ханна откупорила бутылку, зажала ее между колен, взяла два бокала, тоже осторожно пристроила на коленях, закрыла дверцу и вернулась на прежнее место.

— Вообще-то чудо, что ее избрали, — сказала Ингер Юханна, пригубив вино. — Изумительно! В смысле вино.

Она приподняла бокал: дескать, твое здоровье! — и отпила еще глоток.

— Ты что-то хотела сказать по поводу ее избрания, — заметила Ханна. — Как ей это удалось? Чем она взяла? Ведь поголовно все комментаторы твердили, что рановато еще выбирать женщину.

Ингер Юханна улыбнулась:

— Главное тут — фактор «икс».

— Фактор «икс»?

— То, что не поддается объяснению. Сумма достоинств, которые невозможно определить и указать. У нее было все. Если кто из женщин и имел шансы, то она. И только она.

— А Хиллари Клинтон?

Причмокнув, Ингер Юханна проглотила капельку вина, которую смаковала во рту.

— Думаю, это лучшее из вин, какие мне доводилось пробовать, — сказала она, глядя на бокал. — Для Хиллари время еще не пришло. Она и сама это понимала. Но, возможно, настанет и ее черед. Попозже. Она вполне здорова и до своего семидесятилетия, как мне кажется, имеет все шансы. Так что время у нее есть. Преимущество Хиллари в том, что вся подноготная уже известна. Прежде чем она стала первой леди, ее жизнь перетряхнули до основания. Я уж не говорю о годах в Белом доме. Вся грязь давно на глазах. Нужно время, чтобы это отошло подальше.

— Но ведь и под Хелен Бентли тоже копали, — заметила Ханна, пытаясь сесть поудобнее. — Гонялись за ней, как стая кровожадных псов.

— Само собой. Штука в том, что они ничего не нашли. Ничего существенного. Ей хватило ума признать, что студенческие годы она провела отнюдь не как монашка. И сказала она об этом, не дожидаясь вопросов. Причем с широкой улыбкой. Даже подмигнула. В упор глядя на Ларри Кинга. Погасила гол в зародыше. Гениально.

Она подняла бокал, посмотрела сквозь него на огонь, вино заиграло всеми оттенками красного — от глубокого темного до светло-кирпичного, по краю бокала.

— Вдобавок Хелен Бентли служила во Вьетнаме, — сказала Ингер Юханна и опять улыбнулась. — В семьдесят втором. В двадцать два года. И до поры до времени разумно молчала об этом, сообщила, только когда в начале президентской кампании какой-то индюк или, вернее сказать, ястреб напомнил, что США фактически находятся в состоянии войны с Ираком. И что Commander in Chief просто обязан иметь военный опыт. Полнейшая чепуха, конечно! Посмотрите на Буша! В молодости покрасовался чуток в мундире летчика, но никогда не выезжал и не вылетал за пределы США. И тебе известно… — От вина в голове уже сейчас чувствовалась легкость. — Хелен Бентли сумела повернуть все в свою пользу. Выступила по телевидению и серьезно заявила, что никогда не афишировала свои двенадцать месяцев во Вьетнаме, так как, питая глубокое уважение к ветеранам, получившим физические увечья и психические травмы, не желала зарабатывать популярность на том, что, по сути, было чисто конторской работой. На войну она пошла не по принуждению, а из чувства долга. И вернулась домой, по ее словам, взрослым и поумневшим человеком, понимая, что вся эта война — роковая ошибка. Точно так же и война с Ираком, которую она поначалу поддерживала, обернулась кошмаром, и необходимо найти достойный и правомерный способ выйти из нее. Причем как можно скорее.