Рука Оберона - Роджер Желязны

Отросток кучевых облаков закрывал теперь часть ее поверхности.

Проклятье! Я вернул свое внимание к Карте Бенедикта.

Дело оказалось медленным, но я восстановил контакт, указывающий, что где-то внутри всего этого Бенедикт все еще сохранял сознание.

Бранд приблизился на шаг ближе и все еще ухмылялся над беспомощностью Бенедикта.

Камень на тяжелой цепи горел ярким светом.

Они стояли теперь, разделяемые, наверное, тремя шагами. Бранд поигрывал кинжалом.

— Да, Бенедикт, — цедил он сквозь зубы, — ты предпочел бы умереть в бою. С другой стороны, ты можешь рассматривать это как честь, сигнальную честь. В некотором смысле, твоя смерть позволит родиться новому порядку.

На миг Лабиринт позади них померк.

Но я не мог оторвать взгляд от низ и изучать луну.

Там же, в тенях и мерцающем свете, спиной к Лабиринту, Бранд, казалось, ничего не заметил.

Он сделал еще один шаг вперед.

— Но хватит возиться с этим, — заключил он. — Надо еще кое-что сделать, а ночь не становится длиннее.

Бранд шагнул поближе и опустил клинок.

— Спокойной ночи, милый принц, — попрощался он и двинулся на сближение с Бенедиктом.

В тот же миг странная механическая рука Бенедикта, вырванная из этого города теней, серебра и лунного света, бросилась со скоростью бросающейся жалить змеи.

Штука из сверкающих металлических пластин, похожих на грани драгоценного камня, запястье чудесного переплетения серебряного шнура, усеянного крапинками огня, стилизованная скелетная заводная игрушка, механическое насекомое, функциональная, смертельная, прекрасная на свой лад, она метнулась вперед со скоростью, за которой я не мог уследить, в то время, как остальное его тело оставалось неподвижной статуей.

Механические пальцы схватили цепь Камня на шее Бранда.

Рука тут же двинулась вверх, подняв Бранда высоко над полом.

Бранд выронил кинжал и обеими руками схватился за шею.

Позади него Лабиринт снова померк, но затем свет вернулся с немного более бледным свечением.

Лицо Бранда при свете фонаря было страшного, искаженного вида.

Бенедикт оставался замершим, державшим его на высокой, неподвижной человеческой виселице.

Лабиринт снова потускнел.

Лестница надо мной стала удаляться.

Луна была наполовину окутана облаками.

Бранд, извиваясь, поднял руки над головой и ухватился за цепь по обеим сторонам от державшей ее металлической руки.

Он был силен, как и все мы.

Я увидел, как вздуваются и твердеют его мускулы.

К тому времени лицо его потемнело, и шея предстала массой напрягшихся жил.

Бранд закусил губу, кровь текла по его бороде, когда он рванул цепь.

С резким щелчком цепь порвалась и Бранд упал на пол, ловя воздух открытым ртом.

Он сразу же откатился, держась руками за горло.

Бенедикт очень медленно опустил свою странную руку.

Он все еще держал цепь и Камень.

Бенедикт размял другую руку и глубоко вздохнул.

Лабиринт потускнел еще больше.

Тир-на Ног-т надо мной стал прозрачным.

Луна почти скрылась за облаками.

— Бенедикт! — крикнул я. — Ты меня слышишь?

— Да, — очень тихо ответил он и начал погружаться сквозь пол.

— Город тает! Ты должен немедленно уходить ко мне!

Я протянул руку.

— Бранд… — прошептал он, после чего повернулся.

Но Бранд тоже погружался, и я видел, что Бенедикт не мог добраться до него.

Я схватил Бенедикта за левую руку и рванул.

Мы оба упали на землю рядом с высоким скальным выступом.

Я помог ему подняться на ноги. Затем мы оба уселись на камень.

Долгое время мы молчали.

Я вновь посмотрел вверх: Тир-на Ног-т исчез. Я мысленно перебрал все, что случилось так быстро и так внезапно за этот день. На мне теперь лежал огромный груз усталости, и я чувствовал, что моя энергия подошла к концу и что вскоре я засну.

Я едва мог четко мыслить.

Жизнь в последнее время была чересчур насыщенной.

Я снова прижался затылком к камню, глядя на облака и звезды.

Части, которые, казалось, должны сложиться, если только применить нужное встряхивание, верчение или подталкивание, сейчас встряхивались, вертелись и подталкивались чуть ли не по своей собственной воле.

— Как ты думаешь, он погиб? — спросил Бенедикт. Он отвлек меня от полусонных всплывающих силуэтов.

— Возможно. Он был в плохой форме, когда все распалось.

— Путь вниз долгий. Он мог найти время для выработки какого-нибудь плана спасения сродни его прибытию.

— Сейчас это не имеет большого значения, — рассудил я. — ты вырвал ему клыки.

Бенедикт хмыкнул. Он все еще держал Камень, намного менее красный, чем он был недавно.

— Верно, — наконец, проговорил он. — Лабиринт теперь в безопасности. Желал бы я, чтобы некоторое время назад, давным-давно, что-то не было сказано, или что-то сделанное не было сделано, что-то, если бы мы знали, что могло бы позволить ему вырастить себя иным, что-то обеспечивающее, чтобы он стал другим человеком, чем то злое, исковерканное существо, которое я увидел там. Теперь лучше всего будет, если он умер. Но это потеря чего-то, что могло бы быть.

Я не ответил ему. То, что он сказал, могло быть, а могло и не быть правдой.

Это не имело значения. Бранд мог быть на грани сумасшествия, что бы это ни значило, а потом опять же, мог и не быть.

Всегда есть причина. Когда бы там что ни испортилось, когда бы там ни случилось, что-то жестокое. Для этого есть всегда причина.

Однако, у нас на руках все равно испорченная, возмутительная ситуация, и объяснение ничуточки не облегчает ее. Если кто-то делает что-то действительно мерзкое, для этого есть причина.

Узнайте ее, если есть охота, и вы узнаете, почему он сукин сын. Факт тот, что все остается по-прежнему.

Бранд действовал. Производство эксгумационного психоанализа ничего не меняло. Действия и их последствия — вот по чему нас судят наши собратья. Все прочее и все, что вы получаете, это чувство морального превосходства при мысли, что вы сделали что-то лучшее, будь вы на его месте. Поэтому, что касается остального, предоставьте это небесам. Я не гожусь…

— Нам лучше возвратиться в Амбер, — предложил Бенедикт. — Надо сделать множество вещей.

— Подожди, — прервал его я.

— Почему?

— Я думал…

Когда я не стал вдаваться в детали, он, наконец, сказал:

— И?…

Я медленно перетасовал свои Карты, кладя обратно его Карту, Карту Бенедикта.

— Разве ты еще не задумывался о новой руке, которую ты носишь? — спросил я его.

— Конечно. Ты принес ее из Тир-на Ног-та при необычных обстоятельствах. Она подходит, она действует и она показала себя сегодня ночью.