Кома - Сергей Анисимов

Ох, вряд ли родители ему поверят в то, что всё у него в порядке. Дома за последнюю неделю Николай был один раз, – буквально половину вечера. Засосов мама на нём не обнаружила, духами от него тоже не пахло, а наоборот, – пахло натуральным козлом. Хорошо ещё, что она не заметила чёрных пятен засохшей крови на ткани джинсов и не нащупала, обнимая его, порез на боку – иначе бы он уже ехал на поезде в Самару, отсиживаться у родственников. Интернатуре пришёл бы конец, но совершенно ясно, что родителям на это было бы плевать… И осуждать их за это – тоже рука не поднимется.

– Ну вот, – сказал Николай сам себе. – Ну вот и поехали.

Он отвалился от стеклянной стенки и неторопливо побрёл в сторону улицы Профессора Попова, где стоял родительский дом. За последующие полчаса, отдыхая, без лишних мыслей в голове, он прошёл по Каменноостровскому проспекту до Австрийской площади, которую помнил ещё «Безымянной». Там Николай с сомнением поглядел на сияющую вывеску «Феникс», установленную над флагом почти спартаковской расцветки. Тот самый магазин, богатеющий на любителях понырять. Тупо поглядев, задрав голову, в витрину, он посидел ещё минут десять на скамейке в расположенном рядом сквере. Николай просто убивал время, раздумывая о том, как заставить в жизни не виданную им девочку познакомить его с папой. Наверняка вокруг неё много таких умных ходит, но никакого сложного плана выдумывать он так и не стал – жизнь покажет.

Было ещё не очень поздно, когда он дошёл обратно до территории городка медицинского университета самым кружным путём, который только мог придумать – в обход бывших казарм гренадёрского полка, и потом мимо обеих хирургий. Никто его не ловил, не подстерегал в кустах с ножиком. То ли утомились точно так же, как и он сам, то ли он вообще всё выдумал, и на самом деле никому, кроме любителей вывернуть карманы у лоха, он не был нужен с самого начала. А больные, – ну так что больные… Больные сами по себе.

Горе, охватившее Николая при известии о смерти Екатерины Январь так его и не отпустило. Он сомневался, отпустит ли оно его вообще когда-нибудь. Ему очень хотелось верить, что старую женщину убил всё же не он, не задержавшийся с ней лишние полчаса, что её убила болезнь. Если бы он в тот вечер не взял хотя бы одного из двух клиентов – то успел бы проверить Январь ещё один раз, и, может быть, сумел бы уловить какую-то деталь на несколько часов раньше Саши Бреслау. Тогда, наверное, было бы не поздно. Да, он пропустил бы назначенную дедом встречу, тот обиделся бы, – но это можно было бы пережить. Екатерина Егоровна его ошибку не пережила.

Вместо своего отделения Николай, озираясь, пришёл на неврологию – через их «помоечный» вход.

– О! Доктор Ляхин! – обрадовалась ему неюная дежурная ординатор. – А Ринат ушёл давно!

– Да я не за ним…

Николай смутился: как звали ординатора по имени-отчеству он не знал.

– Извините, доктор. Я понимаю, что глупо, но можно у Вас переночевать на отделении? Мне на своё не хочется идти, а сегодня больше некуда – так уж получилось.

Врач удивлённо приподняла пощипанные брови. Николай очень надеялся, что она не поняла его просьбу как-нибудь двусмысленно, но всё оказалось не так плохо. Всё же он правильно выбрал тон.

– Ну, да, если надо. Есть свободная палата, там батареи текли, и всех больных переселили до послезавтра. Устроит?

– Да, конечно, – с благодарностью ответил он. Белья ему врач не предложила, наверняка у неё был только один «ночной» комплект, но это, разумеется, ерунда. Попив с нацелившейся было на одинокое дежурство женщиной пустого чая, и сжевав очередную пластинку «Орбита» вместо чистки зубов, Николай спросил номер той самой пустой палаты и распрощался. Несмотря на отключенные батареи в палате было достаточно тепло, но грязный матрас на застеленной деревянным щитом сеточной койке ему не понравился настолько, что он предпочёл улечься просто на деревяшку, накрыв её сверху вывернутой наизнанку курткой. Это неожиданно оказалось настолько комфортно, что он даже застонал от наслаждения, шевеля наконец-то отдыхающими от обуви пальцами ног. В коридоре кто-то ходил, разговаривал, раздавалось какое-то приглушенное звяканье. Скорее всего это медсестра разносила шприцы по вечерним назначениям, а то и просто градусники, но звук был забавный – будто разливали водку.

Водка ему и приснилась – вместе с застольем с какими-то незнакомыми людьми. Сны Николаю вообще снились весьма редко, что он относил к недостатку воображения. Поэтому тратить их недельный лимит на выпивку и сюрреалистические разговоры ему поутру показалось просто обидным. Ну что ж, вот и новый день. Крестец за ночь всё же немного натёрло, а в носке при обувании обнаружилась длинная, хотя и не дошедшая до кожи заноза – оторвавшаяся за ночь от щита щепочка. Николай догадался одеть белый халат ещё в палате, и поэтому на него никто не обратил особого внимания. К этому времени было ещё 8 с небольшим утра, но по коридору отделения уже ходила опрятно одетая санитарка средних лет, в белой косынке. Она поливала выстроенные рядами по подоконникам и растущие в кадушках между креслами цветы из пластмассовой лейки литров так на пять, и вежливо с Николаем поздоровалась. Цветов на этом отделении было неожиданно много, значительно больше, чем на обеих терапиях. То ли их разводили специально для успокоения нервов больных, то ли увлекался кто-то из врачей или сестёр.

Он помылся и побрился в туалете, даже не слишком глядя в зеркало. Если бы было чем и где – стоило бы помыть и волосы, но ещё один день они протянут. Завтракать отчаянно зевающему Николаю ещё не хотелось, что показалось даже странным, поскольку он особо и не ужинал. В кармане были деньги, и даже сравнительно немалые, но чтобы на них что-то купить нужно было выходить на улицу, а туда не хотелось даже сейчас, когда он немного успокоился и отдохнул за ночь. Мирная больница, с её развешанными по стенам медицинскими плакатами, цветами и уже разносящимся откуда-то неистребимым запахом завтрака, совершенно не вязалась с международной политикой, гуманитарными бомбардировками и бредущими через перевалы бородатыми террористами. То есть с тем, что составляло норму жизни там, снаружи. Здесь нормы были другими.

Любезность отдежурившего ординатора распространилась настолько, что когда Николай пришёл поблагодарить и распрощаться, она выставила ему тарелку с рисом, даже не очень ещё остывшим. Сверху каша была накрыта прямоугольным куском формового хлеба, с таблеткой масла и крупным куском сыра сверху. Ложка прилагалась алюминиевая. Николай просто умилился – такого он не видел то ли со стройотрядов, то ли ещё с пионерлагерей.

– Как дежурство прошло? – поинтересовался он у сидящей напротив с чашкой в руках докторши.

– Без особых неожиданностей. Спасибо. А как у вас там?

– Не знаю, – честно ответил Николай. – С вечера не был.

Врач могла бы задать полдюжины вопросов, но деликатно этого не сделала. Всякое могло быть, – выгнали из дома, выгнала подруга или жена, а домой или на собственное отделение идти стыдно, чтобы не узнали. Да что угодно.

– Вашего ординатора не нашли? – спросила она вместо этого, отхлёбывая чай так, будто он был не заваренным сутки назад опилочным «турком», а действительно чем-то приличным.

– На вчера – нет. Хочется надеяться, что сегодня, может…

– Да, хочется.

Ординатор покивала, не став развивать тему. Да и что тут можно было сказать?

Допив чай, и поблагодарив ещё раз, Николай поднялся на своё отделение. У него было полно времени, чтобы поговорить с дежурным и пройтись по сестринским постам – поспрашивать новости. Через день ему предстояло дежурить самому, и он на всякий случай посмотрел по пластиковым сестринским доскам количество свободных мест по палатам. Время от времени по врачам и сёстрам начинали ходить разнообразные слухи о новых достижениях реформируемой отечественной медицины: то, якобы, все больницы и поликлиники собирались перевести на самофинансирование, то в десятки раз сократить гарантированный список обязательных страховых услуг населению, то отменить оплату больничных после второго дня болезни. Хотя всё это пока оставалось слухами, многие опасались, что дыма без огня не бывает, и предпочитающие лечиться в «Кремлёвской» депутаты до чего-нибудь подобного всё-таки договорятся. Тогда, наверное, дежурить станет легче – свободных мест на терапии прибавится весьма резко: очень мало кто из обычно лежащих здесь бабушек способен оплатить стандартный койко-день, со всеми недешёвыми медицинскими приложениями. Болеющее население (в первую очередь пожилые), перестанут ложиться в больницы, – их поток перераспределится по кладбищам, чего, вероятно, и добиваются народные избранники. Иначе их логику интерпретировать было затруднительно. Возможно, что когда разрыв между пенсионным возрастом и средней продолжительностью жизни у мужчин вырастет по России ещё лет на пять, остатки населения выйдут на улицы Москвы в третий раз. К этому времени выгонят половину врачей, начиная, разумеется, с самых молодых, – но это, для разнообразия, хотя бы логично.