Стигматы Палмера Элдрича (сборник) - Филип Дик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здравствуй, — он неловко застыл в дверях, не зная, входить ему или нет и стараясь прочесть ее мысли.
Рита сказала:
– Хорошо, что ты вернулся. Я рада, что ты здесь. Ну как ты? — Она нерешительно подошла к нему, как и он, не зная, что следует говорить или делать. — Значит, ты не заболел мешочной чумой. Я боялась ее больше всего.
Из всех тех ужасов, о которых нам рассказывали по телевизору и о которых говорил Нюнс, пока не исчез.
Он обнял ее.
– Все в порядке, — сказала Рита, крепко прижавшись к нему. — Ник, только что передали сигнал общего сбора, мы должны прямо сейчас явиться в Колесный Зал и выслушать, что скажет Заступник. Но что касается меня, Ник, то я не собираюсь туда идти. Нюнс пропал, и теперь никто не может заставить нас туда ходить. Так что я останусь здесь, Ник. С тобой.
Она крепко обняла Николас, но тот решительно отстранил ее.
– Что это ты? — смущенно пробормотала Рита.
– Я иду в Колесный Зал. — Он заспешил к двери.
– Но какое имеет значение…
Времени отвечать у него не было; он выскочил на лестницу и побежал в зал.
Уже через минуту он вместе с пятой или шестой частью обитателей «Том Микс» вошел в Колесный Зал. Заметив Джозефа Адамса, он пробрался к нему и сел за ним.
Огромный — от пола до потолка — телевизор был включен, но ничего не показывал.
Адамс лаконично сообщил ему:
– Мы уже ждем. Диктор объяснил, что происходит «задержка». Он был очень бледным — в лице ни кровинки. Появилось изображение Йенси и тут же исчезло, будто кто–то перерезал кабель.
– О Господи! — вырвалось у Николаса, сердце его остановилось. Потом снова стало биться в прежнем ритме.
– Скоро мы все узнаем, — спокойно, без всяких эмоций сказал Адамс. Скоро все будет кончено.
– Он сидел за дубовым столом? На фоне американского флага?
– Не разглядел. Изображение появилось на долю секунды. — Адамс говорил негромко, но очень отчетливо. (А вокруг них собирались безразличные ко всему происходящему жители убежища, рассаживались, позевывали, перешептывались и болтали между собой. Они еще ничего не знали о том, какие перемены ожидают всех подземных жителей в целом и каждого из них в отдельности). — В девять утра по нью–йоркскому времени, все только должно было начаться. — Он посмотрел на часы. — В Агентстве шесть часов вечера. Так что весь день там что–то происходило, но только Богу известно, что именно. — Он снова уставился на экран и замолчал. Он ждал.
– Значит, дротик не попал в цель, — сказал Николас.
– Возможно. Но это еще не означает, что план был сорван. Лантано не из тех, кто сдается. Давайте обсудим все спокойно, по порядку. Прежде всего, это оружие, если ему не удается поразить цель, извещает своего владельца. Так что Лантано узнал бы о неудаче, даже если бы находился на расстоянии тысяч миль от Агентства. А Фут к тому времени был бы уже в Кейптауне. И подробным образом ознакомил Рансибла со «специальным проектом». И не забывайте о том, что в жилых комплексах Рансибла живут тысячи и тысячи бывших обитателей убежищ, которых Рансибл мог уже подготовить к событиям и вооружить…
Он замолчал.
На объемном экране появилось загорелое, мужественное лицо Талбота Йенси. Кожа его была красноватого оттенка.
– Мои дорогие сограждане–американцы! — сказал он приятным голосом уверенно и торжественно, сознавая важность собственных слов. — Я всего лишь жалкий муравей пред лицом Господа, но на меня возложена обязанность сообщить вам новость такой колоссальной важности, что я могу лишь молиться и благодарить Господа за то, что мы дожили до этого дня. Мои дорогие друзья! — Его голос дрожал от волнения, но в нем слышались металлические нотки, что вполне естественно для закаленного в боях и лишениях воина.
Однако он не позволял себе поддаваться эмоциям. Николас никак не мог сообразить, кто перед ним — «чучело», которое всегда обращалось к нему с телеэкрана или…
Телевизионная камера отъехала от Йенси. Дубовый стол. Флаг.
Как всегда.
Николас сказал Джозефу Адамсу:
– Броз успел. Пока они не прикончили его.
Его охватило чувство безысходности, он вдруг понял, что смертельно устал. Все кончено.
Итак, игра окончена. Может быть, это и к лучшему. Кто знает? И все же теперь перед всеми обитателями убежища стоит огромная и вполне конкретная задача. Тотальная война до последней капли крови, война за то, чтобы вырваться на поверхность, не позволить снова загнать себя под землю.
На экране Талбот Йенси сказал торжественным, дрожащим от волнения голосом:
– Сегодня я могу сообщить всем вам и каждому из вас в отдельности, всем, кто год за годом трудился под землей…
Адамс прорычал:
– Ближе к делу, черт побери!
– …не жалуясь на трудности и лишения, страдая, но неизменно сохраняя веру… Мои дорогие друзья, ваша вера, которая на протяжении этих долгих лет многократно подвергалась испытаниям, все же оказалась истинной, ваши надежды сбылись! Мои дорогие друзья, война окончена!
Люди, сидевшие в зале небольшими группками, замерли, Николас повернулся к Адамсу, они посмотрели друг на друга.
– И уже очень скоро, — торжественно продолжал Йенси, — вы опять выйдете на залитую солнечными лучами поверхность Земли. И то, что вы увидите там, заставит вас содрогнуться; выйти на Свет Божий будет вам нелегко, и на это уйдет много времени. Я обязан предупредить вас, что выходить на поверхность вы будете постепенно, в порядке очереди. Но теперь это уже стало реальностью. Военные действия прекращены. Советский Союз, Куба, все члены Нар–Пака наконец признали свое поражение и согласились на…
– Лантано, — не веря своим глазам, сказал Адамс.
Николас встал и вышел из Колесного Зала.
Оказавшись в темном коридоре, он в раздумье остановился. Вероятно, Лантано, с Футом или без него, все–таки прикончили Броза сегодня рано утром, а если не утром, тогда в середине дня. И проделано все было мастерски, как и надлежит профессионалам. Они «по необходимости» выбрали своей целью дряхлеющий старческий мозг, потому что заменить этот орган никакой возможности не было: если уж сдавал мозг, то все было кончено. И ничем уже нельзя было помочь.
Броз, подумал он, мертв. В этом нет никаких сомнений. Выступление «Йенси» доказывает это. А больше нам никто ничего и не расскажет.
Правление йенсенистов, обман, продолжавшийся тринадцать лет, или сорок три года, если начинать отсчет с момента появления фильмов Фишера, закончился.
На счастье или на горе.
К нему подошел Адамс, оба молчали. Потом Адамс заговорил:
– Сейчас все зависит от Рансибла и Фута. Может быть, им удастся загнать Лантано в угол. Утихомирить его. Добиться того, что члены американского правительства в старое доброе время называли «равновесием сил». Возможно, для этого его придется вызвать в Совет Реконструкции и настоять, чтобы… — Он махнул рукой. — Богу одному известно, что теперь делать. Я надеюсь все же, что они что–нибудь придумают. Началась неразбериха, Ник, даю вам честное слово, я чувствую это, хотя нахожусь здесь, а не там, началась ужасная неразбериха, и будет она продолжаться очень долго.
– Но люди начнут выходить на поверхность, — сказал Николас.
– Я хотел бы увидеть, как Лантано, или тот, кто теперь программирует «чучело», объяснит бывшим обитателям убежищ, почему они оказались в гигантском, раскинувшемся на тысячи миль парке, а не среди радиоактивных развалин!
Адамс усмехнулся, лицо его исказила гримаса, отразившая противоречивые мысли: он лихорадочно обдумывал различные варианты — в нем снова ожил сотрудник Литературного отдела Агентства.
– Что же они, — размышлял он вслух, — кем бы они ни были, скажут сейчас людям? Можно ли придумать что–нибудь правдоподобное? Мне лично ничего в голову не приходит. По крайней мере, пока. Хотя, Лантано… У него, Ник, богатая фантазия. Он талантлив. Необычайно талантлив. Он, вероятно, выйдет из положения.
– Вы полагаете, — спросил Николас, — что самая большая ложь еще впереди?
После долгой паузы — он напряженно размышлял, — Адамс ответил:
– Да.
– А правду они не могут сказать?
– Что?! Ник, да поймите вы, что какая бы там ни сложилась ситуация, кто бы из этой шайки не прикарманил на время все козыри, после всего, что сегодня там произошло, у них теперь появилась прямо–таки работенка не из легких. Совсем не из легких, Ник. Им придется объяснить, откуда взялся ухоженный, с аккуратно подстриженным газоном парк, покрывший всю планету.
И объяснить это, причем самым убедительным образом, им придется не вам и не мне, и не парочке бывших жителей убежищ, а сотням, сотням миллионов обозленных, недоверчивых людей, которые будут отныне придираться к каждому слову, услышанному с телеэкрана! Хотели бы вы попытаться безукоризненно справиться с этой задачей, Ник?
