Три подруги и пустынная кошка (СИ) - Солнцева Анастасия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но Совет видимо уверен, что твой папаша пасется поблизости исключительно из корыстных целей, — Ниса брезгливо поморщила нос и обратилась к музе: — Они на полном серьезе думают, что старший родственник Ди отправит армию, завоевывать их земли?
— Да, — коротко махнула давно не чесанной макушкой муза, чей природный лоск заметно подрастерялся за последние дни.
— Но что богу воды делать на суше? — задала резонный вопрос Ниса, мысля в очень верном направлении.
— А что сыновьям бога ветра делать под водой? — в своей привычной манере закатила глаза муза, приобретя чуть более уверенный вид. — И все же, ни одного, ни другого это не останавливает от матримониальных планов на руку морской принцессы. И это кстати тоже волнует и тревожит Совет. Они считают, что с помощью зятя-принца, не важно, которого из двух, Таллас постарается укрепить свою власть.
— То есть, двенадцать старых хрычей напридумывали себе сказок и сами же в них поверили? — оглянулась на меня банши.
— Получается, так, — без особой убежденности в этой версии откликнулась я.
Замечание подруги было весьма резким, однако очень точным. В Совете Старейшин сидели, собственно, старейшины, то есть, пожилые умудренные опытом представители своего вида. По одному от каждого. Сами представители выбирались путем голосования внутри своих общин на чем-то, вроде народного собрания. Я имела весьма паршивое представление о том, как это происходит, потому что никогда не присутствовало ни на одном из таких мероприятий. Да и с Советом никогда не встречалась. В наш город они не приезжали, предпочитая отсиживаться в чертогах, расположенных далеко в горах и править, так сказать, на расстоянии.
Муза, словно прочитав мои мысли, проронила:
— Они сейчас здесь.
— Кто? — с чуть туповытым выражением лица, уставилась на неё Ниса.
— Старейшины. Они сейчас здесь, в городе. Все двенадцать. Мне сестра сказала. Она часто их сопровождает и постоянно мотается по поручениям.
— Так, — хлопнула в ладоши Ниса. — А вот с этого момента поподробнее. Что за сестра и почему ты от нас её скрывала? И что произошло в квартире Миши? Ты вообще в курсе, что мужик в больнице?
Муза ахнула, вцепилась рукой в подоконник и попыталась подняться, но тут же как подкошенная рухнула обратно.
— Что с ним? — её испуг, быстро переросший в ужас, выглядел очень натурально.
Но она же муза!
Насколько трудно отыграть нужные эмоции той, которая умеет ими управлять?
— Я звонила в больницу, сказали, жить будет, — недовольно буркнула Ниса, наблюдая за музой. — Но, возможно, уже не так счастливо, как прежде. Мужика кто-то основательно потрепал. То, что это была не ты, у меня даже сомнений не возникает. Из тебя боец такой же, как из аквариумной рыбки. Но кто, в таком случае, едва не упокоил крепкого молодого парня, у которого в квартире собственный спортзал?
— Я знала, — прошептала Фируса, её глаза панически забегали. — Я знала, что она может вытворить нечто подобное, но я и подумать не могла, что она…
— Хватит! — оборвала я неразборчивое бормотание. — Рассказывай нормально!
— Хорошо, — всхлипнула Руся с наворачивающими слезами. — Я расскажу. Я все расскажу…
И она начала говорить. Сбивчиво, тяжело, быстро, порой, отвлекаясь на ненужные детали и подробности, но говорить.
А сейчас это было самым главным.
Глава 25
О том, что у неё есть старшая сестра сама Фируса узнала в двенадцать лет. Тогда родители впервые взяли её с собой в заграничную поездку. До этого Руся справедливо считала себя единственным ребенком — любимым, балованным и бесконечно оберегаемым. Посадив младшую дочь рядом с собой Мелиса, быстро и коротко, не отвлекаясь на, по её мнению, лишние, переживания и эмоции ребенка, которые колебались от состояния глубокого потрясения до нездоровой радости, рассказала следующее.
Согласно особому внутреннему указу Совета, на муз было наложено два обязательства. Первое — сочетаться браком не позднее двадцати лет, второе — в каждой семье должно было родиться не менее двух детей. Больше можно, меньше — нет. Первенцы, независимо от пола, отдавались сразу после рождения Старейшинам для воспитания идеальных прислужниц. Второй по старшинству ребенок оставался в семье, но мог быть призван на службу Совету в любое время с момента наступления двенадцатого дня рождения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})И вот, Русе объявили:
— Совет хочет встретиться с тобой. Заодно, познакомишься с Симоной, своей старшей сестрой.
— Симона? Имя какое-то странное…, - пробормотала в ответ Руся, которой казалось, будто родители просто так жестоко шутят.
— Имя выбирает Совет, — холодно ответила ей мать, на лице которой не было и тени улыбки.
Через неделю девочка предстала пред взглядом Старейшин. Предыдущие семь дней ушли на то, чтобы добраться по пункта встречи — глухой деревни на юге Франции. В страну революционеров и свежих круассанов они с родителями отправились на машине, рядом с которой тут же появилось несколько черных джипов, стоило им только пересечь границу. В сопровождении двух машин они покатили по пустынным провинциальным дорогам, наблюдая непримечательные пейзажи за окном и изредка встречаясь взглядами друг с другом. Ближе к вечеру мама завязала Русе глаза и весь остальной путь муза преодолела с плотной повязкой на голове, отчаянно прислушиваясь к каждому звуку и пытаясь понять, что происходит.
Родители на любые её вопросы отказывались отвечать и очень скоро, осознав всю бесполезность, Руся перестала что-либо спрашивать вообще.
Наконец, машина остановилась, девочку вывели на улицу, где витал стойкий аромат лаванды и еще чего-то смутно знакомого, кажется, еще с детства.
Её взяли за руку и повели куда-то. Вели долго, по-прежнему сохраняя глубокое молчание, но помогая перепрыгивать и переступать через преграды, взбираться по лестницам и переходить веревочные мосты, а те препятствия, с которыми она не могла справиться, стоя на собственных ногах, она преодолевала на мужских руках, которые показались такими надежными, что Фируса периодически соскальзывала в сон, а потому не могла точно сказать, сколько времени заняла дорога пешком. Кем был тот мужчина, который привел её в чертоги Старейшин, Руся так и не узнала.
Когда утомительное путешествие завершилось с неё сняли повязку, предварительно дав наставление: «Досчитай до ста и только тогда открывай глаза». Покорно подчинившись, Руся в уме сосчитала до указанной цифры и подняла веки, с удивлением обнаружив себя стоящей посреди высокого и широко каменного колодца. Подняв голову, она увидела небо, оно было ярко-голубым, таким, что после повязки разболелись глаза. Произведя в уме нехитрые подсчеты, Руся сообразила, что фраза про глухую деревню не была преувеличением, ведь у них ушла вся ночь на то, чтобы добраться до Совета.
Оглянувшись по сторонам, она увидела двенадцать фигур в длинных просторных балахонах с наброшенными на голову капюшонами. Они сидели на возвышении, на высеченных из камня стульях, больше напоминающих троны, расставленные вдоль стены на равном удалении друг от друга по всему периметру колодца. Выходило, что Старейшины мало того, что гордо восседали на престолах, так еще и возвышались не меньше, чем на метр над тем, кто оказывался в центре колодца. Этот момент Руся запомнила очень четко, потому что тогда в полной мере ощутила всю свою ничтожность перед наделенными властью.
Лиц членов Совета Руся не разглядела. Горящий в лампадах огонь давал достаточно света, но Старейшины не спешили снимать свои капюшоны. Они просто смотрели на неё. Молча. И от этих взглядов ей, перепуганной и растерянной, было неуютно, ведь она чувствовала, что они не просто смотрят. Они изучают её.
Старейшины продолжали молчать, а она, не в силах вымолвить ни слова, молча глядела на них в ответ. Все это продолжалось не дольше десяти минут, но музе показалось, что миновало с десяток лет. Наконец, один из членов Совета взмахнул рукой. Ткань широкого рукава на мгновение задралась, продемонстрировав сухую старческую руку с пигментными пятнами и вздувшимися мутно-голубыми венами. С жутким скрежетом часть каменной стены отъехала вверх и вошел отец Руси.