Плющ на руинах - Юрий Нестеренко

Первое, что бросалось в глаза в мутантах — полное отсутствие единообразия, столь характерного для всякой армии. Мутанты заметно различались физическим строением; но, в отличие от виденных нами пленников, у этих не было каких-то особо нефункциональных, затрудняющих физическую активность уродств. Напротив, одному помогали чересчур длинные или чересчур сильные руки, другой благодаря особому строению ног мог совершать невероятные прыжки, третий вертел головой на двести с лишним градусов, не позволяя никому подобраться сзади. Среди мутантов были и мужчины, и женщины, но преобладали все-таки мужчины.

Не менее, чем внешность, различались обмундирование и вооружение наших врагов. Кто-то обходился штанами и рубахой, на ком-то были металлические доспехи того или иного образца; кто-то прикрывался кожаным, деревянным или металлическим щитом, кто-то предпочитал держать оружие в обеих руках. Мелькали мечи, кинжалы, шпаги, пики, кривые сабли, боевые топоры, длинные алебарды, серпы, кистени, наконец, просто дубины. Лучники, прятавшиеся за развалинами, пускали в нас стрелы. Но одно оружие, похоже, пользовалось особой популярностью. Это было что-то вроде длинного кнута с тяжелым металлическим или каменным шариком на конце и крючьями по всей длине. В начале боя эти штуки были заткнуты у мутантов за пояса; они использовали их позже.

Разумеется, в то время у меня не было возможности внимательно разглядывать мутантов и анализировать увиденное. Я просто отчаянно сражался за свою жизнь, с каждой секундой все отчетливее понимая, что на этот раз шансов у меня нет. Нас довольно быстро оттеснили в угол двора; сбившиеся в кучу, мы представляли собой превосходную мишень для стрел. Капитан и двое лейтенантов уже были убиты; сражались еще последний лейтенант, раненый в плечо, и двое капралов. Нас оставалось около семи десятков, когда сверху, со стены, на нас столкнули огромный камень. Несколько человек были убиты или покалечены, остальные, в том числе и я, бросились врассыпную. Мигом мутанты оказались между нами и вокруг нас. Вот тут-то они и пустили в ход свои кнуты. Благодаря тяжелому грузу на конце, эта штука прекрасно обвивается — вокруг руки, вокруг ног, вокруг оружия — а крючки цепко удерживают добычу. Виртуозно владея этими приспособлениями, мутанты вырывали у солдат оружие и валили их с ног. Я увидел, как сразу двое врагов с кнутами подступают ко мне, а еще двое с мечами заходят сзади, но не торопятся рубить. Я понял, что меня хотят взять в плен; какими ужасами это грозило, можно было только догадываться, и у меня мелькнула мысль о самоубийстве. Однако страх, особенно острый после пережитого ожидания неминуемой гибели, удержал меня; я вообще не сторонник необратимых действий. К тому же быстро и безболезненно покончить с собой с помощью меча не так-то просто. Короче говоря, момент был упущен; меч вырвало из моей руки, петля подсекла ноги, и я рухнул наземь, громыхнув доспехами. В следующий момент мне скрутили руки за спиной, связали ноги, а потом куда-то поволокли.

38

Я лежал связанный в густой траве, лицом вниз. Звуки боя вскоре затихли; затем послышались короткие вскрики — очевидно, победители добивали раненых. Мимо меня несколько раз кого-то протащили — по всей видимости, других пленных, но я не решился их окликнуть. Я упрекал себя за минуту слабости, из-за которой попал в руки мутантов живым. Зная, как обращаются жители королевств с захваченными мутантами, мог ли я рассчитывать, что мутанты обойдутся со мной лучше? Впрочем, надежда, как известно, умирает последней; я отчаянно цеплялся за мысль о возможности побега, хотя и помнил слова своего — уже покойного — однополчанина о том, что из страны мутантов не возвращаются.

Зашуршала трава; кто-то подошел и остановился рядом. Странный голос, не мужской и не женский, предупредил меня на ломаном языке (который можно было назвать и грундоргским, и корринвальдским), что сейчас меня развяжут, но если я попробую сопротивляться, то мне будет очень больно. Затем чьи-то руки освободили меня от пут, и мне велели встать. Я поднялся и увидел троих мутантов, вооруженных кнутами; лица двух из них были чрезвычайно безобразны, но я постарался не выдать своего отвращения. Один из этих уродов, обладатель гермафродитского голоса, приказал мне раздеться догола. «Начинается! — подумал я. — Неужели нравы по обе стороны Границы полностью симметричны?!»

Голого, под конвоем, меня отвели к лесу (я успел заметить, что еще с несколькими пленниками проделывают то же самое, а остальные, очевидно, ждут своей очереди) и поставили между двумя деревьями, привязав за руки к их стволам. Затем ко мне подошли еще двое: абсолютно лысый мужчина средних лет без видимых дефектов — впрочем, возможно, их скрывала одежда — и безобразная горбатая старуха с отвисшей до подбородка нижней губой, настоящая ведьма — я даже удивился, как она могла попасть в военный отряд; впрочем, о силе и выносливости мутанта не всегда можно судить по его внешнему облику. Эта странная парочка принялась осматривать и ощупывать мое тело с такой тщательностью, что я даже испугался, не носит ли их интерес гастрономический характер; при этом некоторые их действия заставили меня смутиться. Наконец старуха что-то прокаркала приведшим меня солдатам, и лысый кивком подтвердил ее слова. Меня развязали, по-прежнему держа наготове кнуты; затем, к моему удивлению и немалой радости, мне вернули одежду. Правда, теперь она вся была изрезана ножами — возможно, искали что-нибудь зашитое, или это просто обозначало мой теперешний статус; от сапог отрезали голенища, превратив их в подобия галош. И все же лучше ходить в лохмотьях, чем нагишом.

Едва я оделся, как мне снова связали руки за спиной, а на шею надели кожаный ошейник с прикрепленной к нему веревкой. Взявшись за эту веревку, один из мутантов повел меня в глубь леса, туда, где располагался их лагерь; двое других шли сзади. Впрочем, лагерем это можно было назвать только условно: здесь были лишь три-четыре палатки, замаскированные зелеными ветками, остальные же мутанты, видимо, предпочитали в походе спать под открытым небом. Здесь мне надели на ноги цепь и велели лечь на землю рядом с другими пленниками, уже прошедшими аналогичные процедуры.

Еще около часа со стороны крепости подводили новых пленных; всего нас набралось около шестидесяти. Остальные, очевидно, были мертвы; мутанты прикончили раненых, больных, а также, надо полагать, тех, кто не прошел осмотр, если таковые были. Когда привели последних солдат, нас всех выстроили в колонну по одному и соединили веревками наши ошейники, после чего снова велели лечь.

До полудня победители отдыхали, не обращая на нас внимания. Я подумал, что если пыток и издевательств нет сейчас, то их, видимо, не будет и потом; однако существовала вероятность, что они просто не хотят мелочиться и там, куда нас приведут, нас ожидает полная программа со множеством зрителей. Что ж, любая отсрочка повышала шансы на побег. Я осторожно наблюдал за мутантами. Всего их после боя осталось чуть меньше двухсот, включая раненых; в целом их потери были ничтожны в сравнении с нашими. Мутанты валялись на траве, жгли костры, жарили мясо; его аромат живо напомнил мне, что я не ел со вчерашнего дня. Однако, после того как наши победители поели сами, они накормили и нас — не то чтобы очень сытно, но лучше, чем я ожидал. Наконец они стали собираться в путь. Большой отряд разделился на три части. Основные силы должны были продолжить борьбу против грундоргцев; тяжелораненых оставили здесь — как я понял, лес с его целебными травами хорошо подходил на роль лазарета; несколько человек оставалось для охраны раненых и ухода за ними, в том числе и горбатая старуха. Наконец, три десятка солдат, половина из которых получили легкие ранения, должны были отправиться в тыл и отконвоировать туда пленных. Начальник этого отряда, человек без левого глаза (не было даже глазницы — просто гладкая ровная кожа на ее месте), так обрисовал нам ближайшие перспективы: