Аденауэр. Отец новой Германии - Чарльз Уильямс

Жизнь, однако, продолжалась, и кёльнский бургомистр по-прежнему не упускал случая привлечь к себе всеобщее внимание. Летом 1925 года он устроил в городе выставку «Тысяча лет Рейнланда». Исторические основания для выбора юбилейной даты были, конечно, более чем сомнительны, но главное было создать рекламу Кёльну и его бургомистру. Личное приглашение, естественно, послали и новому президенту. Это был прямой афронт оккупационным властям: Гинденбург формально все еще числился в списке военных преступников. Первым импульсом со стороны Чемберлена было вообще запретить какие-либо официальные мероприятия в Кёльне. Однако после того, как приглашение Гинденбургу было отозвано, британский министр иностранных дел смягчился. Германское посольство в Лондоне с плохо скрытым торжеством комментировало ситуацию: «Воспрепятствовать населению провести безобидные торжества после долгих лет репрессивного режима оказалось нелегким делом». 16 мая состоялась пышная церемония открытия выставки: присутствовал рейхсканцлер, было много речей, в том числе выступил в своем, теперь ставшем обычном стиле и сам бургомистр.

Постепенно становилось ясно, что время британской оккупации идет к концу. В марте началось резкое сокращение гарнизона и обслуживающего персонала. Были закрыты английская школа и четыре питейных заведения; филиалы банков «Баркли» и «Ллойд» разослали извещения клиентам с просьбой ликвидировать свои счета. До конца оккупации оставалось меньше года.

В феврале 1925 года появился наконец окончательный вариант отчета Военно-контрольной комиссии. Его формулировки явились плодом компромисса между английской и французской точками зрения, и их можно было трактовать и так, и эдак. Все лето государственные мужи переваривали содержание этого документа, пытаясь прийти к однозначному ответу на ключевой вопрос: можно ли доверять Германии? Вывод напрашивался явно отрицательный, но тут Штреземан выдвинул хитроумную схему многостороннего пакта, в который должны были войти Франция, Великобритания, Бельгия, Италия и Германия и который предусматривал взаимные гарантии безопасности его участников. Англичане, уже фактически принявшие политическое решение об эвакуации Кёльнской зоны, ухватились за этот проект, чтобы убедить французов, что теперь им не нужно беспокоиться относительно возможности нарушения демилитаризованного статуса Рейнской области или прямой агрессии со стороны Германии; по условиям пакта в таком случае все его остальные члены придут на помощь Франции. К началу мая в Лондоне был подготовлен проект договора, на 5 октября намечался созыв конференции, где текст договора должен был быть парафирован делегациями заинтересованных стран. Местом конференции избрали итальянский городок Локарно.

Официальная английская точка зрения заключалась в том, что вопросы разоружения Германии и эвакуации Кёльнской зоны «никак не связаны с ходом переговоров по проекту пакта безопасности», однако в частном порядке, естественно, признавалось, что все три вопроса представляют собой, по сути, единый пакет. Локарнская конференция прошла в обстановке полного единодушия, поскольку все существенные принципы соглашения были обговорены заранее. Трудная и длительная дискуссия последовала уже после окончания конференции; союзники настаивали, что перед тем, как пойти на свертывание своего военного присутствия в Германии, они должны получить твердые доказательства немецкой лояльности, Штреземан призывал их отнестись снисходительно к «якобы имеющим место» нарушениям военных статей Версальского договора со стороны Германии и назвать точную дату окончания оккупации Кёльнской зоны. Он добился своего: 16 ноября союзники информировали правительство рейха, что вывод английских войск начнется 1 декабря.

Эвакуация затянулась до конца января 1926 года. Одной из причин задержки были трудности с размещением английского контингента в районе Висбадена (англичане не ушли из Германии, они просто сменили французов в южной зоне оккупации, последние подразделения английской армии покинули территорию Германии только в 1930 году). Были и еще две причины, пожалуй, даже более существенные. Союзников беспокоил явно раздутый штат кёльнской полиции. Еще год назад французский генерал Нолле отмечал, что она «многочисленна и хорошо вооружена, представляя очень серьезную угрозу нашей безопасности». Другим тревожным фактором была деятельность нацистской партии; до января 1925 года она была запрещена, но затем запрет был снят, и нацисты создали в городе сильную военизированную организацию.

В конце концов все эти проблемы кое-как решили, или, вернее, предпочли считать их решенными, и 30 января 1926 года в 3 часа пополудни британский флаг, символ военной оккупации города, был спущен. Этому предшествовала краткая церемония в штаб-квартире британского контингента.

Во время спуска флага приглашенные но этому случаю представители немецкой общественности дружно что-то скандировали. «Ничего оскорбительного в наш адрес», — не преминул отметить автор посланного на следующий день в Лондон отчета о событии. Уходящие части прошли но улицам церемониальным маршем — солдаты с примкнутыми штыками, офицеры — сабли наголо — через соборную площадь на вокзал. Было морозно, но на тротуарах толпился народ, в окнах виднелись лица любопытствующих; полицейские кордоны оцепили привокзальную площадь. Опять что-то скандировали, махали платками. В 3.10 началась погрузка в эшелон. В 3.30 на флагшток, где до этого семь лет развевался Юнион Джек, был поднят флаг Кёльна. Британская оккупация закончилась.

Немецкие комментаторы характеризовали атмосферу проводов как вполне достойную. Можно было бы даже назвать ее дружественной. В отчете разведотдела британского штаба говорится, в частности, о том, что британские солдаты, совершавшие накануне вечером свой последний обход кёльнских кафе, «встречали исключительно теплый прием… Немецкие посетители приглашали солдат посидеть с ними за их столом… В одном заведении немцы даже заперли дверь, чтобы англичане не ушли слишком рано». Что тут скажешь: рейнское гостеприимство, помноженное на радость от того, что «гости» наконец убираются восвояси.

В полночь на площади перед собором начался «фестиваль освобождения». Площадь была забита людьми до отказа, с прилегающих улиц подходили и подходили новые толпы. Этот момент нельзя было упустить, и наш герой использовал его по максимуму. Когда раздался последний, двенадцатый удар соборных часов, он медленно стал подниматься но ступеням западного портала, остановился на той самой ступени, с которой в 1880 году к народу обратился кайзер, повернулся к толпе и провозгласил: «Слушайте все! Кёльн снова свободен! Настал час, которого мы все так ждали. Заря свободы воссияла над нами! Возблагодарим от всего сердца Господа нашего всемогущего… Нам пришлось долгие семь лет терпеть тяжкое бремя под железным кулаком победителя… Мы страдали все вместе, мы пережили и вынесли все это вместе… Так давайте поклянемся, что сохраним это единство и в будущем, сохраним ту же верность нашей нации, ту же любовь к нашему отечеству! А теперь все вместе: «Германия, дорогая Германия! Ура! Ура! Ура!» Толпа дружно откликнулась на призыв. На присутствовавшего на этом действе видного деятеля партии Центра Рудольфа Амелюнксена, судя по его мемуарам, особое впечатление произвели звуки «нового, пятитонного колокола церкви Святого Петра, самого большого колокола в Германии», которые завершили торжество.