Поэты 1790–1810-х годов - Василий Пушкин

В 1822 году Воейков получил в аренду «Русский инвалид» и стал редактором «Новостей литературы». Благодаря дружеским связям, он сумел привлечь к сотрудничеству лучшие литературные силы. В «Новостях» в 1822–1826 годах печатались Пушкин, Жуковский, Вяземский, Дельвиг, Рылеев. Сам Воейков поместил в них переводы из Делиля, Вергилия, несколько оригинальных стихотворений и описательную прозу «Из записок одного русского путешественника». Сотрудничал Воейков в «Полярной звезде» и в «Соревнователе просвещения и благотворения».

С 1827 по 1830 год выходил журнал «Славянин», в котором, кроме Б. Федорова, Олина, Карлгофа, Глебова и других, печатались также Жуковский, Баратынский, Вяземский. За публикацию в первом номере этого журнала за 1830 год стихотворения Вяземского «Цензор», где в завуалированной форме высмеивался бывший министр народного просвещения А. Н. Голицын, Воейков был посажен на гауптвахту. Позволяя себе смелые выпады против высокопоставленных особ, Воейков имел частые неприятности с цензурой. Вместе с тем он не отличался принципиальностью ни в идеологической позиции, ни в литературных спорах, ни по отношению к друзьям.

После смерти А. А. Воейковой, скончавшейся от чахотки в Ницце в феврале 1828 года, связи Воейкова с прежними друзьями его молодости почти прекратились. Однако в доме Воейкова на Шестилавочной (ныне ул. Маяковского) по пятницам собиралось литературное общество, где бывали самые разные литераторы, начиная от малоизвестных сотрудников Воейкова по «Славянину» и кончая И. А. Крыловым.

Умер Воейков в Петербурге 16 июля 1839 года.

Сочинения А. Ф. Воейкова ни разу не были собраны.

102. САТИРА К С<ПЕРАНСКОМУ>

ОБ ИСТИННОМ БЛАГОРОДСТВЕ

С<перанский>, друг людей, полезный гражданин,Великий человек, хотя не дворянин!Ты славно победил людей несправедливость,Собою посрамил и барство и кичливость.Ты свой возвысил род; твой герб, твои чиныИ слава — собственно тобой сотворены;Твои после тебя наследуют потомкиЛюбовь к отечеству — не титлы только громки.Однако же нельзя дворянство вздором счесть,Когда, с заслугами соединяя честь,Почтенный дворянин, блистая орденами,Быть хочет так, как ты, полезен нам делами.Дворянство помнит он лишь только для того,Чтобы достойным быть отличия сего;Заслуги праотцев своими умножает —И честь их имени еще светлей сияет!

Напротив, не могу я вытерпеть никак,Чтобы воспитанный французами дуракЧужим достоинством бесстыдно украшалсяИ предков титлами пред светом величался.Пусть праотцев его сияет похвала,Пускай в истории бессмертны их дела,Пускай монархи им за верное служеньеПожаловали герб, дипломы в награжденье,—Гербы и грамоты в глазах честны́х людейГнилой пергамент, пыль, объедки от червей,Коль, предков славные являя нам деянья,В их внуке не возжгут к честям поревнованья;Когда без славных дел, тщеславием набит,Потомок глупый их в презренной неге спит,А между тем сей князь, боярин этот гордый,Надутый древнею высокою породой,Глядит, как будто он нас царством подарилИ бог не из одной нас глины сотворил;Как будто с Минихом делил труды и славуИли с Суворовым взял гордую Варшаву.Неужли вечно мне глупца сего щадить?Однажды навсегда хочу его спросить:Скажи, о дивный муж, отличное творенье!Какие у людей животные в почтенье?Мы дорого цени́м ретивого коняЗа то, что статен он, горяч, как пыл огня;За то, что никогда в бегу не утомлялсяИ на ристалище стократно отличался;Но будь Алфанов он или Баярдов внук,Да кляча по себе, — тотчас сбывают с рук:Прощай почтение и к племени, и к роду!На нем таща́т дрова или привозят воду.Зачем же хочешь ты слепить нас мишурой?Родня великим ты — примеры пред тобой:Румянцев и Орлов — среди громовых звуков;В посольстве — князь Репнин, в сенате — Долгоруков;Спаситель Еропкин от язвы, от врагов;Любители наук — Шувалов, Муравьев;Херасков — наш Гомер, воспевший древни брани,России торжество, падение Казани;Поэтов красота, вельможей образец,Державин — славных битв, любви, богов певец:Он движет в нас сердца, златые движа струны;Он нежен, как любовь, и звучен, как перуны.К заслугам и честям премножество дорог!Наследник бабушкин и маменькин сынок,Не на одних словах — будь барин самым делом;Великих сих мужей поставь себе примером:Будь честен, как они, — и княжеством хвались;Полезен обществу — и предками гордись;Пусть бабушка твоя от крови будет царской,А прародителем князь Курбский иль Пожарский,Хоть ты не внучек их, но можешь внучком слыть, —Кто смеет Минина породой укорить?Но знай, что кто в деда́х считает Геркулеса,Не должен быть ни трус, ни глупая повеса.Но ты не внемлешь мне! — ты вечное пятно,Бесчестье праотцев. Я вижу то одно,Что ты дурак, подлец, бездельник благородный,От корня доброго гнилой сучок, негодный…

Остановись, мой дух, в досаде на бояр,Ты слишком далеко простер сердечный жар!Со знатным будь всегда учтивее, скромнее,Смягчи же грубый глас, спроси его нежнее:«Как древность рода вы изволите считать?»— «О! я за триста лет могу вам доказать,И доказательство так ясно и бесспорно:Дипломы, грамоты!..» — «Помилуйте, довольно!»А кто поручится, коль сметь у вас спросить,Что не изволили прабабушки шалитьНад знаменитыми своих супругов лбами,Простонародными украся их рогами?И не было ли встарь проворных молодцов,Которые у сих почтенных старичковЧистейшей крови ток в теченьи возмутили?Иль ваши праотцы других счастливей былиИ в длинный ряд веков, на грешной сей земли,В родство с Лаисами ни разу не вошли?..Притом, как русскому, вам должно быть известно,Что местничество здесь нимало не совместно;Под скиптром благости для всех права даны:Полезные сыны отечеству равны,И самый древний род, богатое наследствоНе есть отличное для службы царской средство.Но если как-нибудь, ошибкой или так,И выйдет в знатный чин ленивец и дурак,Почтения к нему нимало не прибудет —Он из простых глупцов глупцом чиновным будет.

Отечество мое! ты будешь ввек цвести;Для всех сынов твоих отверстые путиК победе на бою, к трофеям после боя!Из бедного слуги соделал Петр героя,Который не родством, а сам собой блистал —И выбор мудрого заслугой оправдал.

Пускай же мальчики болтают и танцуют,Потомки воинов всю жизнь провальсируют;Пусть эти гордецы, без чести, без заслуг,Стараются набрать толпу большую слуг,Лакеев отличать ливрейными цветамиИ с ног до головы обшить их галунами —Невежде нужно быть отличну от людейКафтанов пестротой и статью лошадей;Но горькие плоды их старость ожидают,Презрение и смех на бал сопровождают.Меж тем, С<перанский>, ты, трудясь, как муравей,Чин знатный заслужил прилежностью своей;Твоею доблестью отечество гордится:Осмелится ль с тобой дворянский сын сравниться,Который газы лишь и фейерверки жжетИли на псарне жизнь прекрасную ведет?С<перанский>, ты наук, словесности любитель,От сильных слабому покров и защититель;Ты духом дворянин! трудися, продолжай,Вослед за Сюллием, за Ко́льбертом ступай;Не орденской звездой — сияй ты нам делами;Превосходи других душою — не чинами;Монарху славному со славою служи;Добром и пользою вселенной докажи,Что Александр к делам людей избрать умеетИ ревностных сынов отечество имеет.

103. К МОЕМУ СТАРОСТЕ

Отечества, семьи и барина кормилец,Брадатый староста, безграмотный мудрец,В повиновении, в убожестве счастливец,С тобой поговорить мне должно наконец!Дивишься ты, что я, и праздный, и богатый,И независимый, ропщу на жребий свой,Тогда как ты, блажен средь дымной, низкой хаты,Не ропщешь на судьбу и весел над сохой.Ты веруешь в душе, что стужа, зной, работыЗдоро́вей праздности; что барин должен знатьОдних лишь рысаков да псов своей охотыИ, как придверный пес, жиреть, лениться, спать.

Мой друг! ты белый свет и город знаешь худо!Одним покроем ввек шьешь длинный свой сермяк!Когда б хоть на два дни с тобой рок сделал чудо,Обривши бороду, надев короткий фрак,В один карман вложил предлинные экстрактыИз крючкотворных дел, в другой карман часы,Грусть, скуку поверять; дал в руки мел и картыИ два хохла на лбу поставил для красы;Когда бы Кривотолк по силе уложенья,По силе грамоты о вольности дворянХватайке отсудил часть твоего именьяВ противность истине, в противность всем правам;Когда бы родственник к тебе из сожаленьяПроворно схоронил в свой родственный карман,В сей ненасытный гроб монет, твои алтыны;Когда бы друг тебя наверну обыграл, —Скажи, увидевши столь нежные картины,Как ты о счастии моем бы думать стал?Прибавь же к этому всех большее несчастье —Зреть торжествующим неистовый разврат,В судьбе обманутых живое брать участьеИ видеть совести с фортуною разлад;С грабителем казны изобличенным вместеБыть в лучшем обществе, в почетнейших домах,С злодеем, коего давно на лобном местеНам видеть надо бы у палача в руках;Смотреть, как делатель фальшивый монетыДля света целого дает богатый пир;Педанта Ко́лбертом зовут в стихах поэтыИ как разбойника признал владыкой мир —Тогда бы ты сказал, спеша под кров домашний:«Я лучше соглашусь взрыть целый огород,Простую воду пить, вкушать простые брашныИ в хижине своей укрыться от хлопот!Ах! я не ведал бы в объятиях семейства,Кому судьба людей в градах поручена,Где всё на откупу, и самые злодейства,Где всё продажное: и совесть, и жена!Там не видал бы я людей в крестах без веры,Без чести в почестях, в почтеньи без заслуг,За деньги вышедших в дворяне, в офицерыИз целовальников, из самых подлых слуг!В селе не знал бы я, что даже в храмах верыС смиренной харею, с двуличною душей,Во всеуслышанье вздыхая, лицемерыСмышляют обмануть и бога, и людей!»Но если б сверх того ты, сделавшись поэтомЗа тяжкие своих родителей грехи,Любил читать, читать, читать пред целым светомПосланья, басенки, водя́ные стихи,Где и без «абие» слов много бестолковых, —Любил, и трепетал, чтоб ваксы и сельдейКупец не обернул сатирою твоей;Чтобы поэма в честь, во славу дел ПетровыхНа полке не сгнила — кус лакомый червей!Чтобы мессии в честь, настроя громку лиру,С Сурми́ным Клопштоку дерзнув идти вослед,Не написать, как он, на здравый смысл сатируИ в сумасшедших дом в жару не залететь, —Тогда бы ты узнал, что тяжело поэтуИ русские стихи порядочно писать,Что надо быть, как я, бессовестну, чтоб светуСвой жалкий бред в стихах французских предлагать.О ты! который жил всегда со всеми в мире,Который никого в свой век не проклинал,Ты проклял бы и жизнь, и страсть играть на лиреИ Феба с музами в ад к дьяволу б послал!

Теперь, мой друг! сравни, сообрази прилежноБыт барский хлопотный и тихий свой удел.Ты жизнь ведешь умно, спокойно, безмятежно,В крестьянстве быть всегда свободным ты умел;А я!.. о, верная примета сумасбродства! —Свободный званием, но в самом деле раб,Раб честолюбия, раб страсти стихотворства,Я жадности писать сопротивляться слаб!Свобода не одно с испорченною волей —Поверь: бедняк, как ты, стократно веселей,Стократ довольнее своей смиренной долей,Чем сонм философов, вельмож и богачей.Поверь… и Греция, и Рим тебе порукой,Сии невольники — Эзоп и Эпиктет…Ах! я забыл, что ты не просвещен наукой,Что незнаком тебе республик древних свет…Но ты и в этом прав: с простым и добрым сердцемИ с маленьким умом, довольным про себя,Как я желал бы быть таким, как ты, младенцем!Как рад бы я прийти учиться у тебя!Не зная римских прав, живешь в ладу с соседом;Без математики ты знаешь свой рубежИ, веры праотцев не искажая бредом,Постишься, молишься и тихо крест несешь.Не спрашиваешь ты Жан-Жака и Платона,Как целомудренно жену свою лобзать;Умеешь выполнить свой долг без Цицерона;Готов последний грош убогому отдать.Ты трезв, трудолюбив, спишь на пуку соломы;Работе, отдыху — всему урочный час;С французской кухнею, с шампанским незнакомый,Ешь кашу русскую, пьешь в будни русский квас,А в праздник русское, а не заморско пиво.Зато и в пятьдесят ты бодр, румян в тягле,Зато вспахать тебе полнивы в день не диво;Зато не думаешь еще об костыле;Зато, мать судорог и дочь невоздержанья,Подагра твоего не посетит одра.Она пойдет искать великолепна зданьяИ ложа пышного, на коем доктора,Мигрени, колики и спазмы испытуютТерпенье богача; где совести укорИ веры тайный глас впервые торжествуютИ где наследников веселых полон двор.Тогда как ты, простяк, без страха, без томленья,С живою верою к могиле подойдешьИ, дальний, трудный путь сверша, до воскресеньяПростясь с домашними, приляжешь и заснешь!А мы… безумные с науками… но полно!Не всё, что на́ сердце лежит, пересказать!И так я час болтал без умолку, довольно!Мне время рифмы плесть — тебе пора пахать!

104. К МЕРЗЛЯКОВУ