Ледовый Апокалипсис - Джеймс Кобб

Пусто. Нет ничего: ни фотографий объектов для нанесения удара, ни полетных заданий. Планшет политрука, в котором должны были находиться инструкции на случай непредвиденных обстоятельств, и план действий экипажа после выполнения задания – все это исчезло.

Смыслов запер сейф и вновь засыпал его снегом, пытаясь уничтожить следы своего пребывания здесь. Поднявшись на ноги, он натянул рукавицы. Мысли метались в его голове. Исчезло все. Вся документация. В принципе так и должно было быть. Политруку «Миши-124» было приказано уничтожить до последнего листочка все, что так или иначе имело отношение к миссии бомбардировщика и «Событию пятого марта». Однако политрук имел также приказ уничтожить и сам самолет вместе с его грузом. Термитные заряды, установленные на контейнере, говорят о том, что именно это он и собирался сделать, когда что-то помешало ему. А что с документами? Могло ли случиться так, что то же самое обстоятельство помешало политруку уничтожить и их?

А люди? Завтра Смит отправится на поиски экипажа бомбардировщика. Что он найдет?

Смыслов расстегнул «молнию» парки и убрал фонарик-ручку, а из нагрудного кармана рубашки достал зажигалку. Не ту, простенькую, пластмассовую, которую купил в аэропорту Анкориджа, а другую – солидную, стальную, похожую на классическую модель «Ронсона». Он привез ее с собой из России. Бессознательно взвешивая зажигалку на ладони, Смыслов прикидывал варианты действий, имеющиеся в его распоряжении.

Он мог утешаться тем, что основные решения были приняты за него. Если российские спецназовцы перебили персонал научной станции, события будут развиваться по уже неизбежному сценарию, и ответственность за грядущую конфронтацию между Россией и США будет лежать не на нем. Григория Смыслова грызли другие мысли, более личного характера. Мысли о предательстве, которое ему, возможно, придется совершить. Сегодня на борту этого старого обледеневшего самолета он спас жизнь своему другу. Завтра ему, может быть, придется убить его, как врага. Вся душа русского майора противилась мысли о подобном исходе.

– Эй, майор, вы в порядке? – послышался голос Смита из переходного лаза между отсеками.

– Да, подполковник, – ответил Смыслов, крепко зажав в ладони серебристую коробочку. – Я просто уронил здесь… свою зажигалку.

В нескольких сотнях метров выше по склону Восточного пика, на горной террасе, смотрящей одновременно и на ледник, и на место падения «Миши», в искусно сложенном из камней и снега и закамуфлированном пункте наблюдения, устроенном в расщелине скалы, был установлен мощный прибор оптико-электронного наблюдения. Рядом с ним, под навесом из белой и уже засыпанной снегом парусины, лежали двое мужчин. Даже укрытие и теплая одежда не спасала их от холода на этом открытом для всех ветров пространстве, но, невзирая на все неудобства, двое наблюдателей продолжали нести дежурство. Один прильнул к объективу фотоумножителя ночного видения, которым был оборудован прибор, другой напряженно вслушивался в наушники небольшой рации, которую держал в руках.

Время от времени оба мужчины выполняли что-то напоминающее ритуальный танец, засовывая обнаженные кисти рук то под мышки, то между ног. Таким образом они пытались противостоять кусачему морозу.

Ловко, словно ящерица, к ним подполз третий, тоже одетый в парку и белый маскхалат.

– Есть новости, младший сержант? – спросил он.

– Ничего интересного, лейтенант, – проворчал тот, что вел наблюдение. – Они устроились на ночлег в фюзеляже разбитого самолета. В иллюминаторах хвостового отсека виден свет, а чуть раньше я заметил его в кабине пилотов.

– Дай-ка взглянуть, – велел лейтенант Томашенко.

Младший сержант спецназа откатился в сторону, освобождая место для командира. Томашенко прильнул к бинокуляру и, подкрутив юстировочные винты, стал вглядываться в серо-зеленый мир, открывшийся его глазам. Лежавший внизу самолет напоминал выброшенного на берег кита. Свет, проникавший сквозь иллюминаторы, был не виден невооруженным взглядом, но фотоумножитель ночного видения превратил его в яркое сияние, которое время от времени на секунду меркло, когда мимо иллюминатора проходила чья-то фигура.

– По-видимому, споры сибирской язвы не разлетелись по самолету, – пробормотал Томашенко. – Это уже кое-что.

Томашенко и его люди не подходили к лежащему самолету и даже не ступали на сам ледник. Приказ, полученный взводом, был строгим и четким: занять позицию, охранять место падения бомбардировщика и вести наблюдение за членами исследовательской группы с большой дистанции. Не обнаруживать свое присутствие на острове. Дожидаться команды от агента, находящегося в составе американской группы. Быть готовыми приступить к активным боевым действиям немедленно после получения означенной команды. Быть готовыми эвакуироваться на подводной лодке в случае, если команда не поступит.

Томашенко хотел было спросить радиста, не поступала ли команда, но осекся. В таком случае ему сообщили бы об этом незамедлительно. А пока этого не произошло, им остается только одно – ждать.

Научная станция на острове Среда

Рэнди Рассел тихо лежала в темноте до тех пор, пока за раздвижной дверью, в основной части жилого домика, не послышалось тяжелое дыхание уснувшего доктора Троубриджа. Именно этого момента она и дожидалась.

Час назад они с Троубриджем добавили в печку угля и разошлись по койкам, но, оказавшись в женской части, Рэнди, не раздеваясь, легла на кушетку Кайлы Браун и лежала с широко открытыми глазами. Теперь, бесшумно поднявшись на ноги, она стала готовиться к тому, чтобы выйти на улицу.

Надев три пары носков, Рэнди облачилась в теплые ватные штаны, опоясавшись ремнем с «леди магнум» и запасными спидлодерами в специальных кармашках, затем пришел черед тонких перчаток из номекса и толстых рукавиц. Сунув ноги в меховые унты с подошвой из термопластика, она наконец натянула на голову подшлемник с прорезью для лица и облачилась в белый маскхалат.

Все это Рэнди проделала в кромешной темноте, а перед тем, как выйти в ночь, тщательно приготовила все, что ей понадобится, и мысленно повторила каждое действие, которое ей предстояло совершить. Подойдя к тому месту, где стоял ее рюкзак, она достала из внешнего кармана небольшой пластиковый пакет, повесила на плечо автомат и взяла с верхней койки свернутое плотное шерстяное одеяло.

Бесшумно отодвинув дверь, она прошла через основную часть домика к выходу, определяя верный путь по прямоугольникам окон, менее темным, чем стены, и с помощью легких прикосновений к поверхности обеденного и кухонного столов. Троубридж крепко спал. Она проскользнула мимо него к внутренней двери и вышла в тамбур. Затем Рэнди опустилась на четвереньки, прокралась к углублению в снегу, которое подготовила заранее, и начала обустраивать «лисью нору», как называют солдаты заблаговременно оборудованный стрелковый окоп.

Чтобы не лежать на снегу, она расстелила на нем толстое одеяло, а накрылась тем, что находилось в пластиковом пакете, – специальной, покрытой серебряной амальгамой термоизолирующей простыней, используемой для выживания в экстремальных климатических условиях. По весу не больше целлофана, она при этом была невероятно теплой. Накрывшись этим чудом современных технологий, Рэнди нагребла вокруг себя снега, превратившись всего лишь в небольшую неровность на заснеженном ландшафте.

В ложбине, укрываемой от стихии горным хребтом, ночь казалась почти безветренной, но даже здесь было слышно, как в отдалении непогода хлещет по скалам, гоняя по ним снежные вихри. Хотя глаза Рэнди привыкли к темноте, она могла различить лишь черные прямоугольные силуэты построек, выделявшиеся на фоне снежного покрова – сероватого в это время суток. Постепенно, по мере того как проходили сначала минуты, а затем часы, Рэнди стала замечать, что ночные тени едва уловимо колеблются. Сначала это озадачило ее, но потом она решила, что подобный оптический эффект может вызываться северным сиянием, вспыхнувшим высоко над толстой пеленой облаков, затянувших остров.

Ни одеяло, ни чудо-простыня, ни одежда не спасали Рэнди от острого, пронизывающего холода, но, несмотря на это, она, как арктический песец, продолжала неподвижно ждать, стараясь дышать неглубоко и редко, чтобы пар от дыхания не выдал ее тому, кто должен был прийти. Она крепко прижимала к себе «МР-5», но не для того, чтобы защитить оружие от холода. Автомат был смазан всепогодным оружейным маслом и поэтому не боялся низких полярных температур. Рэнди не хотела, чтобы от холода разрядились закрепленные под стволом батарейки лазерного прицела.

Время ползло не быстрее, чем с гор острова сползают ледники, но она ждала. Если холодно ей, значит, холодно и ему, а он знает, что в жилом домике его ожидает теплая печка и удобная постель. Почему же не воспользоваться этими благами цивилизации?