Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет - Джаспер Ффорде

— И что случилось?

— Больше мы о нем не слышали. За ним последовали двое его коллег-книгошественников. Один задохнулся, а другой, бедный Ахав, сошел с ума. Ему все казалось, будто его преследует белый кит. Мы думаем, Эмброуз замурован вместе с бочонком амонтильядо или похоронен заживо либо его постигла какая-то иная печальная участь. Тогда-то и приняли решение закрыть По для посещений.

— Значит, Антуан де Сент-Экзюпери тоже погиб на задании?

— Вовсе нет. Он не вернулся из разведывательного полета.

— Трагично.

— Конечно, — ответил Кот. — Он задолжал мне сорок франков и обещал научить играть Дебюсси на рояле, жонглируя апельсинами.

— Жонглируя апельсинами?

— Ну да. Ладно. Мне пора. Мисс Хэвишем все вам объяснит. Вот через эти двери вы попадете в библиотеку, там на лифте доедете до пятого этажа, первый поворот направо. Книгу найдете где-то через сто ярдов слева. «Большие надежды» в зеленом переплете, так что трудностей возникнуть не должно.

— Спасибо.

— О, не за что, — сказал Кот, махнул лапой и очень медленно стал таять, начиная с кончика хвоста.

Он успел еще попросить меня захватить в следующий раз кошачий корм с запахом тунца, и я осталась наедине с гранитным Буджуммориалом. Под высоким потолком библиотечного зала негромко постукивал молоток.

По мраморной лестнице я вернулась в Библиотеку, поднялась на одном из кованых лифтов и пошла по коридору, пока не набрела на полки с романами Диккенса. Здесь имелось двадцать девять различных изданий «Больших надежд» — от ранних набросков до последних версий, исправленных самим автором. Я взяла самый новый том, открыла его на первой главе и услышала тихий шелест деревьев на ветру. Перевернула несколько листов — звук менялся от сцены к сцене, от страницы к странице. Найдя первое упоминание о мисс Хэвишем, я выбрала подходящее место и прочла текст вслух, изо всех сил желая, чтобы слова ожили. И они ожили.

Глава 17.

Мисс Хэвишем

«Большие надежды» были написаны в 1860–1861 годах, чтобы возместить убытки от продаж еженедельника «Круглый год», финансируемого самим Диккенсом. Роман имел большой успех. История Пипа, подмастерья, превратившегося в джентльмена и благодаря неизвестному покровителю вошедшего в светское общество, знакомит читателя со множеством новых разнообразных персонажей: простым и честным кузнецом Джо Гарджери, Абелем Мэгвичем, преступником, которому Пип помогает в первой главе, адвокатом Джеггерсом, Гербертом Покетом, который становится другом Пипу и учит его вести себя в лондонском свете. Но именно мисс Хэвишем, брошенная у алтаря и живущая в мрачном уединении, не снимая изорванного подвенечного платья, становится звездой романа. Она — один из самых запоминающихся персонажей.

Я очутилась в большом темном зале, пропахшем затхлой плесенью. Окна были закрыты ставнями, и мрак рассеивали только несколько свечей. Их скудный свет лишь подчеркивал угрюмость обстановки. В центре комнаты стоял длинный стол, некогда накрытый для свадебного пиршества, но теперь на нем громоздились лишь тусклое серебро и запыленный фарфор. В тарелках и на блюдах засохли остатки угощения, посередине возвышался затянутый паутиной большой свадебный торт, покосившийся, словно ветхий дом. Я много раз перечитывала эту сцену, но одно дело читать, другое — увидеть собственными глазами. Наяву краски проступают яснее, да и запах гнили со страниц исходит нечасто. Я стояла в углу напротив мисс Хэвишем, Эстеллы и Пипа и молча наблюдала за ними.

Пип с Эстеллой только что закончили играть в карты, а мисс Хэвишем, горделивая и величественная в своем оборванном подвенечном платье и фате, казалось, о чем-то задумалась.

— Когда же тебе опять прийти? — сказала мисс Хэвишем. — Сейчас подумаю.

— Сегодня среда, мэм… — начал было Пип, но пожилая дама жестом велела ему замолчать.

— Нет, нет! Я знать не знаю дней недели, знать не знаю времен года. Приходи опять через шесть дней.

— Да, мэм.

Мисс Хэвишем глубоко вздохнула и обратилась к девушке, которая все это время сердито смотрела на Пипа и, похоже, втайне посмеивалась над беднягой, которому в этой странной обстановке было явно не по себе.

— Эстелла, сведи его вниз. Покорми его, и пусть побродит там, оглядится. Ступай, Пип.[18]

Они вышли из темной комнаты, а я наблюдала, как мисс Хэвишем рассеянно смотрит на пол, затем переводит взгляд на набитый пожелтевшей одеждой полупустой сундук, который когда-то собиралась взять в свадебное путешествие. Она сняла фату, провела по седеющим волосам рукой и сбросила туфли. Затем огляделась, проверила, заперта ли дверь, и открыла бюро, в котором, насколько мне удалось разглядеть, хранились не сувениры, напоминавшие хозяйке о горестном прошлом, а безделушки, которые, возможно, скрашивали ее унылое существование. Среди них я заметила маленький переносной приемничек «Сони», пачку «Нэшнл джиогрэфик», несколько романов Дафны Фаркитт и биту с мячиком на резинке. Старая дама порылась еще немного, выудила пару кроссовок и со вздохом облегчения надела. Она уже собралась было завязать шнурки, и тут я, переступив с ноги на ногу, стукнулась о маленький столик. Хэвишем, чувства которой обострились от долгого заточения, вскинула глаза, легко различив мой силуэт во мраке.

— Кто здесь? — резко спросила она. — Эстелла, ты?

Прятаться явно не стоило, и потому я вышла из тени. Она окинула меня критическим взглядом с головы до ног.

— Как тебя зовут, дитя? — сурово вопросила она.

— Четверг Нонетот, мэм.

— А! Малышка Нонетот. Долгонько же ты искала сюда дорогу.

— Мне очень жаль…

— Никогда ни о чем не жалей, девочка. Пустая трата времени, уж поверь мне. Вот если бы ты и вправду постаралась попасть в беллетрицию после того, как миссис Накадзима показала тебе это в Хэворте… нет, что об этом говорить, пустое.

— Я и понятия не имела!..

— Я редко беру стажеров, — продолжала она, совершенно не обращая на меня внимания, — но они собирались отдать тебя Червонной Даме, она же Красная Королева. А мы с Красной Королевой не ладим. Надеюсь, ты уже об этом слышала?

— Нет, я…

— Она либо полнейшую чушь несет, либо ерунду мелет. Миссис Накадзима очень рекомендовала тебя, но ей и прежде доводилось ошибаться, так что поостерегись: один самовольный поступок, и я вышибу тебя из беллетриции в мгновение ока. Умеешь завязывать шнурки?

Вот я и завязала мисс Хэвишем шнурки — в Сатис-Хаусе, в пыли, во мраке и плесени, среди горестных напоминаний о ее несостоявшейся свадьбе. Отказать ей было бы невежливо, да мне это и не составило труда. Если Хэвишем согласилась быть моей наставницей, я сделаю все, что она от меня потребует — в пределах разумного. Ведь без ее помощи мне, как ни крути, в «Ворона» не попасть.