Маневры неудачников - Роман Злотников

Да и зачем ему? Увернуться от «барракуды» при таких условиях шансы невелики, а лезть за нами и подвергаться риску попадания в потенциальную зону боевых действий…

Сколько бы им ни пообещал Асад ад-Дин, свои жизни пираты и контрабандисты ценили гораздо дороже.

Торпеда летит за нами. Не сбоку, не впереди, а точно сзади. Значит, разница в скорости полета корабля и корабельного орудия не так важна. Если стрелять назад, то импульсы и окажутся где-то сзади. Там же, где торпеда.

— Я могу попробовать пострелять, — предложил я.

— Прицеливание в гипере невозможно, — сказал Азим. — Это лотерея, и шансы выиграть один к миллиону. Впрочем, валяй. От нас не убудет.

То, что он так легко согласился на мое глупое предложение, свидетельствует, что других способов уклониться от свидания с «барракудой» он пока не видит.

Я нацепил стрелковый шлем, положил правую руку на джойстик… Черт побери, это не обычный космос.

В окружающей корабль абсолютной темноте торпеду практически не было видно. Компьютер по-прежнему подсвечивал ее красным, но огонек расплывался и смазывался, как звезды при эффекте Доплера. До кучи крестик прицела ходил ходуном и никак не фиксировался на цели.

И впрямь невозможно.

Но прежде чем отказаться от безнадежной затеи, я все-таки дал пару залпов. Не попал, зато моя совесть чиста. Я хотя бы попробовал и не буду себя казнить за то, что не попытался.

— Она еще может развалиться сама, — сказал Азим.

— Да, — сказал я. — А люди могут дышать в вакууме.

— Ты неправ, — сказал Азим. — Вероятность, что торпеда развалится сама, все-таки существует.

— Но она крайне невысока. Если это действительно «барракуда».

— Четырнадцать процентов, учитывая предыдущие маневры, — сказал Азим после нехитрых подсчетов.

— То есть восемьдесят шесть процентов за то, что она не развалится, — уточнил я. — При таком раскладе я бы ставил на торпеду.

— Если мы перекинем всю мощность на кормовые батареи, то потеряем около двадцати процентов скорости, — сказал Азим. — Но никаких гарантий это не даст. Гарантированно зашибить эту штуку можно только из главного калибра.

— Жаль, что он стреляет вперед.

— Я не могу придумать ни одного маневра, который позволит нам развернуться за пятнадцать секунд и не дать торпеде подойти на расстояние поражения, — сказал Азим. — Если бы у нас было еще хотя бы десять секунд в запасе…

— Я мог бы нам их обеспечить, если бы ты не велел мне прекратить стрелять, — сказал я.

— Если бы у бабушки были сопла, это была бы не бабушка, а ракетоноситель, — сказал Азим.

Я докурил сигарету и огляделся в поисках, куда можно сунуть окурок. Пепельницы в рубке «Ястреба» почему-то не обнаружилось. Посетовав на конструкционный недостаток доставшегося нам судна, я бросил окурок на пол и закурил следующую сигарету. К чему экономить курево и беречь легкие, если всей жизни нам осталось пара часов?

Почему-то мне категорически не хочется умирать. Неужели нет никакого шанса переиграть интеллектуальную торпеду?

Главный калибр стреляет вперед.

А если бы у бабушки были сопла… Почему именно ракетоноситель? Сопла есть и у маневровых двигателей.

Я посмотрел на схему корабля. Шесть независимых сзади, два спереди. Для малотоннажного судна вполне достаточно.

— У меня есть план, — сказал я. — Но он тебе не понравится. Он мне и самому не нравится.

— Что за план?

— Точнее, это не план, а маневр, — сказал я. — Торможение переворотом.

Азим задумался.

— Ключевое слово — переворот, — подсказал я. — Верх оказывается внизу, перед — сзади, и главный калибр стреляет в нужном нам направлении.

— Ключевое слово — торможение, — не согласился Азим. — Пятнадцать секунд у нас есть, если мы будем идти с максимальной скоростью. Если же мы замедлимся…

— Корабль вообще способен такое выдержать?

— На пределе. Если включить кормовые двигатели, дать максимум на носовые… Корабль на куски не развалится, но перегрузка будет адская. А ведь тебе придется еще и стрелять.

— Я думаю, что из главного калибра я попаду.

— Если ты промажешь, то мы этого уже не узнаем. — Азим ввел в бортовой компьютер последовательность цифр. — Знаешь, сколько у тебя будет времени на выстрел, если все получится? Полторы секунды.

— Можно успеть.

— При перегрузке в двенадцать G.

— Есть другие варианты?

— Это цирковой номер, — сказал Азим. — Тот, перед которым звучит тревожная музыка, а потом наступает молчание. Главное, чтобы оно не стало гробовым и мы дождались аплодисментов.

— Я уже давно чувствую себя клоуном, так что не впервой, — сказал я. — Или ты придумал что-то получше?

— Пока нет. — Азим зашелестел руками по клавишам, просчитывая варианты. — Итак, у нас два «если». Если корабль не развалится и если ты попадешь. Это на два «если» больше, чем хотелось бы.

— Думаю, что корабль выдержит.

— По правде говоря, меня больше второй пункт волнует.

— Я попаду, — сказал я с уверенностью, которой не испытывал, — Я был лучшим стрелком в учебной группе.

— Лучший среди баранов все равно становится добычей для льва, — сказал Азим. Видимо, он невысоко ценил обычных курсантов учебных групп летной программы Калифата.

— Ты — лев, — согласился я. — Расскажи, что ты собираешься делать с хищной рыбой у нас на хвосте?

— Этот маневр потребует полной скоординированности действий, — сказал Азим. — Мы выходим из гипера, я вырубаю ходовые двигатели на корме и даю максимум на маневровые передние. Мы переворачиваемся, не забывая про двенадцать G, и ты стреляешь. Дальше мы или идем менять штаны, или откусываем первый кусок шербета в обществе прекрасных гурий.

— Кстати, если уж мы решили попробовать этот план, нам совсем необязательно ждать расчетного времени выхода и вываливаться в зону возможных боевых действий, — сказал я. — Можно попробовать прямо сейчас и…

— Учитывая повышенную самоубийственность предложенного тобой плана, я бы все-таки дал торпеде некоторые шансы развалиться самой, — сказал Азим. — Четырнадцать процентов нельзя сбрасывать со счетов. Твой план предлагает еще меньше.

— Зато в последние секунды жизни мы будем активны, — с наигранным пафосом сказал я. — Мы будем пытаться противостоять смерти и дадим ей бой.

— Шикарное утешение, — согласился Азим.

Я нацепил стрелковый шлем и переключился на главный калибр. Ну да, умное решение. Бесконечная тьма и дергающийся крестик прицела. Никакой уверенности подобная картинка не внушала, и шлем пришлось снять.

— Если это сработает, то я безоговорочно соглашусь лететь с тобой на Новую Колумбию и вообще больше никогда не буду спорить, — сказал Азим. — Потому что глупо мне, простому смертному, спорить с тобой, главным любимцем Аллаха.

— Давай! — крикнул Азим.

В следующую секунду корабль рвануло вверх, меня вдавило в кресло, в глазах потемнело, а тело налилось такой тяжестью, что даже пошевелить кончиками пальцев стоило огромных усилий.

По счастью, большего от меня и не требовалось. Только пошевелить кончиками пальцев.

«Барракуда» таки не развалилась и продолжала нас преследовать, вывалившись в обычное пространство сразу после нас.

Благодаря правильной калибровке и выбору сектора обзора после маневра Азима красная точка занимала чуть ли не треть моего стрелкового дисплея, так что прицелиться оказалось совсем несложно. Гораздо сложнее было вдавить кнопку ведения огня в корпус джойстика, но я таки справился с этим делом, и импульс главного калибра вылетел навстречу интеллектуальной торпеде.

«Барракуда» предприняла маневр уклонения, но на таком расстоянии увернуться от выстрела ей не удалось. Импульс задел ее по касательной, и ослепительная вспышка на миг осветила темноту космоса. Спустя секунду мелкие обломки градом застучали по внешней обшивке «Ястреба».

Если мы слышим этот стук, значит, все удалось…

Азим снова включил маневровые двигатели, на этот раз в щадящем режиме, и корабль вернулся в исходное положение. Азим снял пилотажный шлем. На лбу моего спутника вздулись вены, а глаза налились кровью из лопнувших капилляров. Полагаю, сам я выглядел не лучше. К тому же, снимая шлем, я обнаружил, что у меня трясутся руки и кружится голова.

— Аллах таки любит тебя, — сказал Азим и показал пальцем на мигающий сигнал внешней связи. — Но все же любит недостаточно сильно.

Я скосил глаза на тактический дисплей. В трех единицах от нас находился другой корабль.

Большой корабль. И скорее всего, военный. Он начал вызывать нас, как только мы вышли из гиперпространства.

Космос огромен и пустынен, ага. Только почему же нас не могут оставить в покое?