Боги богов - Андрей Рубанов

— Говори, — потребовал Жилец.

Марат наклонился к самому уху.

— Она сказала, надо вплавь. Строго на восход, на большую воду… С утра отплываем, вечером — увидим Узур.

— Ну? — нетерпеливо воскликнул Жилец. — И чего ты ждешь? Делайте плот, и поехали!

Марат сжал костлявое плечо.

— Опомнись, старый дурак. Это ловушка. Ведьма работает на заговорщиков. Они всё продумали. Интересная сексуальная девка приходит в Город, ее ведут ко мне, она меня соблазняет, втирает сказочку про Узур, заманивает в открытый океан и топит…

Жилец расхохотался так оглушительно, что корабль качнуло. Рабы взвыли от испуга.

— Молодец, — простонал легендарный вор, отсмеявшись. — Уважаю! Наконец ты понял, что такое власть! Теперь слушай меня. Бери генерала и хозяина посудины, гони пинками, пусть снимают поплавок и делают плот. Нири поможет. Я семь лет ждал, я больше не могу. Отдыхать не будем, закинемся тоником — и в путь.

— Я не поплыву, — сказал Марат.

Жилец фыркнул.

— Да и черт с тобой! — сипло провозгласил он. — Обойдусь без тебя.

— Послушай, — прошептал Марат, — ведьма никогда тебя не видела. Откуда она знает, что ты не умеешь плавать? Откуда она знает, что тебе нужен плот? Говорю тебе, это подстава. Нас предали.

— Заткнись, — велел Жилец. — Рассвета ждать не будем. Вяжите плот, и отчалим. Когда приплывем — сам всё поймешь. И про Узур, и про бабу свою загадочную. И про меня тоже… А не доплывем, утонем — значит, туда нам и дорога. Я свое пожил, — старик облизал губы и помолчал, как бы готовясь признаться в чем-то важном, — а ты… На тебя мне плевать. Я тебе показал жизнь райскую. Я тебя научил, как брать Фцо. Я семь лет тебя, балбеса, направлял и вразумлял. А сейчас сказки кончились. Хочешь — оставайся, а я поплыл. Только одно учти, сопляк: если я вернусь, ты будешь очень удивлен.

Марат встал, проверил пистолет.

Оружие пилота не боялось ни воды, ни грязи.

Посмотрим, кто кого.

Вышел из палатки. Бродяжка по-прежнему стояла, глядя на восток. Муугу — ладонь на рукоятке меча — подскочил, посмотрел снизу вверх.

— Вяжите плот, — приказал Владыка на языке равнины. — Или я убью вас всех. Через час мы поплывем на восход. Ты останешься здесь и будешь ждать. Нири — тоже.

Генерал хмуро кивнул, выхватил оружие и зашагал на корму, к Сцаю.

Ты, Жилец, конечно, умный человек. Опытный, жестокий и сильный. Только и я не мальчик уже. Ничего не осталось во мне от арестанта, когда-то сидевшего в песчаной яме на Девятом Марсе.

Скажем так: почти ничего.

Давно я понял, Жилец, что власть — это прежде всего паранойя.

Он снова прыгнул в воду, вышел на берег. Безжизненность пологих серых дюн казалась искусственной. На Золотой Планете не было мест, не захваченных какой-либо растительностью, повсюду что-то росло, цвело, плодилось, извивалось, цеплялось: и на земле, и в воде, и на голых камнях даже — а здесь под ногами скрипел совершенно мертвый прибрежный песок, постепенно переходивший в менее плотный, летучий и сухой песок пустыни.

Он подошел ближе к останкам тюленя и увидел, что перед ним вовсе не тюлень: узкий череп, длинная пасть, сотни мелких зубов в четыре ряда, хитиновый панцирь, членистые конечности унизаны шипами и крючьями, их восемь, вторая сверху пара втрое длиннее остальных.

— Пчеловолк, — сказала ведьма за спиной Марата.

Он вздрогнул.

Владыке Города-на-Берегу не положено вздрагивать. К Владыке нельзя приближаться сзади. Владыке нельзя ничего говорить, не испросив разрешения согласно ритуалу, утвержденному советом жрецов. За несоблюдение ритуала Владыка может сжечь на месте любого.

— Его принесло ураганом из пустыни, — продолжила женщина. — Но иногда они сами прилетают на берег. Редко. Не каждый год. Их много. Тысячи тысяч. Они едят всё, что движется, но боятся воды. Их зубы крепче самого крепкого камня. Крепче мечей твоих воинов. За одну челюсть пчеловолка в твоем Городе дают сорок тюленьих шкур или двух рабов…

Марат хотел наклониться, рассмотреть, потрогать, но тогда ведьма решила бы, что он впервые видит перед собой пчеловолка, а он — полубог (или полноценный бог, как посмотреть) — разумеется, всё на свете видел и в лекциях не нуждался.

— Ты хочешь плыть сейчас, — тихо сказала ведьма. — Это опасно. Ночью стада тюленей меняют пастбища. Если мы наткнемся на стадо, тюлени нас утопят.

Вместо ответа Марат схватил ее за шею всей силой, рванул, потащил прочь от мертвой твари. Отойдя на двадцать шагов — бродяжка не сопротивлялась — выхватил пистолет, переключил на стрельбу разрывными, выпустил заряд.

От грохота заложило уши. Земля под ногами дрогнула, огромный фонтан песка и пара ударил вверх и в стороны. Кривые кости пчеловолка взлетели высоко в желтое небо, по пути распадаясь в прах.

Потом отшвырнул от себя дикарку и пошел к воде, на ходу туже затягивая широкий пояс, удобнее устраивая под ним оружие.

Сбросил медный нагрудник, сплошь покрытый искусным орнаментом. Подарок старого воинства к первой годовщине окончания строительства.

Вошел в воду, поплыл. Рыбка-щекотун ударилась носом в его живот, но, увы, — перед ней было чужеродное существо, чья кожа суха, словно камень, нечем поживиться, дернула хвостом, исчезла.

Когда слух вернулся — Марат понял, что рабы на корабле опять воют.

Спустя примерно три часа они нагнали его. Плыли не только быстрее, но и гораздо тише, почти бесшумно. В свете четырех лун плоское тело Жильца можно было принять за спину тюленя или дракона-амфибии, оно перемещалось как бы само собой, затылком вперед. Марату пришлось по грудь выскочить из воды, чтобы увидеть головы ведьмы и Сцая: одна — возле плота, другая чуть в стороне.

Они меняются, догадался Марат, испытывая легкий укол злорадства. Пока один толкает груз — другой отдыхает. Значит, берегут силы. Ночь среди волн — отнюдь не прогулка даже для аборигена, чьи предки жили у воды на протяжении многих столетий.

Плечи и спина устали, зато нервы пришли в порядок. Покушения не будет. До берега — несколько километров; если бы дикари хотели утопить Владыку и Великого Отца — давно бы утопили. Или, может быть, там, впереди, в загадочном Узуре, сидит кто-то хитрый и всемогущий, а безымянная ведьма — его шпионка? И оба чужака, Марат и Жилец, нужны ему живыми и невредимыми?

Скоро узнаем, равнодушно подумал Марат. Рассвет близок. Еще час — и горизонт окрасится густым изумрудным свечением. Большая вода родит Небесный Огонь. Девочка, сидящая возле Небесного Огня, подбросит веток, подует на юное пламя, и костер понемногу разгорится.

На равнине считалось, что девочка кормит костер валежником и кусками древесной коры. Прибрежные аборигены полагали, что в ход идет жир хвостатых черепах, а также сухие водоросли. Но ни там, ни здесь существование девочки не подвергалось сомнению.

Они многое умели, эти маленькие разумные существа раннего неолита, и цивилизация их, внешне слабая и примитивная, на самом деле пребывала в периоде расцвета. Они отлично умели добывать пищу, они активно плодились, они умели вырезать на костях тварей прекрасные орнаменты. Но вот сомневаться — еще не умели. Для появления сомнений, крамолы, ереси нужна скученность, всякому сомневающемуся одиночке требуется единомышленник; сомнение может быть рождено в любой отдельно взятой светлой голове, но крепнет — только в коллективе. Сомнением нужно делиться, тогда оно живет.

Мерно работая руками и ногами, бывший пилот и бывший арестант грустно подумал, что заговор против себя он создал сам, собственными руками. Он основал Город, он собрал одиннадцать племен в единую общность. Он создал народ, и народ немедленно усомнился в своем создателе.

Семь лет назад на этой планете было иначе. Одинокие бунтари сидели по разным деревням и держали свои идеи при себе. Сейчас у них появилась возможность собираться вместе, и всякий любитель оспорить что-либо теперь мог найти себе товарища.

Надо было уничтожить их верования, подумал Марат. Надо было разрушить чувствилища и в открытой дискуссии доказать матерям родов, что там, наверху, никакой девочки нет. Что огонь не может появляться из воды. Надо было не только учредить свой культ, но и ликвидировать старый.

Много вечеров он провел в беседах с матерями родов и еще больше времени — в беседах со своими женами (две из пятерых были дочерями матерей родов); матери были скрытны, дочери — тоже, но в конце концов космогония аборигенов, несложная, но вполне симпатичная, стала ясна бывшему пилоту.

В незапамятные времена, когда не было ни Верха, ни Низа, ни Добра, ни Зла, существовала Мать Матерей, она же — Великая Сила. Ничего, кроме Великой Силы, не было. Мать Матерей была столь могущественна, что однажды не выдержала самое себя и распалась на две меньшие силы, абсолютно противоположные и несоединимые. Так образовались Две Первые Матери — Верх и Низ. Но и две меньших силы оказались слишком яростны и несокрушимы. Для установления удобного и окончательного миропорядка каждая из Двух Первых Матерей распалась в свою очередь на две еще меньшие силы, опять же — противоположные и несоединимые. Так родились Четыре Первые Дочери. Одна из Двух Матерей (хозяйка Низа), распавшись, породила Землю и Воздух, другая (хозяйка Верха) породила Огонь и Воду.