Лед и пламень - Иван Папанин

Разрыв льдины дрейфующей станции вносит в работу по снятию некоторые осложнения, так как оставшаяся часть льдины недостаточна для посадки самолета. Ход операции по снятию будет зависеть от обстановки, которая сложится в дальнейшем. Если льды останутся в разреженном состоянии, то "Таймыр" сможет приблизиться к станции тов. Папапина. Если же, наоборот, с переменой ветра льды вновь будут сдвинуты вместе и сплочены, ю героическая четверка наметит в окрестностях более крупную льдину, на которую самолеты опустятся. Возможно также, что самолеты сами найдут для себя подходящую площадку невдалеке от лагеря папанинцев и установят сообщение с ними на резиновых лодках, которые имеются у тов. Папанина, а также будут и на самолетах.

Большой опыт персонала дрейфующей станции дает полную уверенность, что героическая четверка сумеет выбрать для жилья наилучшее место. Если при этом придется временно перенести радиостанцию, то возможен временный перерыв радиосвязи".

(ТАСС)

Было сообщено, что "Таймыр" выйдет в море в любую погоду, как только в Мурманск прибудет О. Ю. Шмидт. Командование рассчитывало, что путь от Мурманска до кромки льда в Гренландском море займет не более 6 суток. Но ждать Шмидта "Таймыр" не стал: правительство изменило планы.

Шмидт немедленно выехал в Ленинград. Исполняющим обязанности начальника Главсевморпути остался Георгий Алексеевич Ушаков. 4 февраля он получил сообщение из Ленинграда:

"Днем было совещание у тов. Жданова с дирекцией завода. Тов. Жданов отверг план завода. В 4 часа... Шмидт выехал в Кронштадт, где вместе с инженерами, капитаном и рабочими

разобрали график ремонта. Окончательный срок 7 февраля 24 часа. Тов. Жданов принял этот срок. Командование Кронштадта дает согласие бункероваться там же, частью из их запасов. Вся погрузка продуктов, воды и горючего - 8-го числа, девиация - 9-го, и к полудню 9-го - выход "Ермака" в море к льдине".

А к нам уже шел "Таймыр". С "Ермаком" было сложнее: ремонт предстоял серьезный, сроки, установленные правительством, были чрезвычайно короткими. Как шла работа, вспоминал Алексей Васильевич Чуев, токарь Балтийского завода, депутат Верховного Совета СССР, впоследствии дважды Герой Социалистического Труда:

"По нормам ремонт ледокола занимает три-четыре месяца. А в пашем распоряжении были считанные дни. Говорю "в нашем", потому что и мне пришлось участвовать в том "великом аврале". Точил пудовые болты для рулевой системы "Ермака". Требовалась высокая точность - до двух сотых долей миллиметра. Помню, по сорок часов не выходили из цеха, с самыми малыми перерывами на сон и еду. Завершили работу менее чем в неделю".

Да, вот так Родина заботилась о нас. Я и сегодня, спустя почти четыре десятилетия, не могу без волнения читать документы тех дней. Для меня они прежде всего свидетельство гуманизма нашего советского общества, его беспредельных возможностей. Судите сами: 1700 матросов-балтийцев экипаж линкора - нагрузили "Ермак" всего за сутки.

В тот же день в Москву ушла телеграмма членам Правительственной комиссии. В ней сообщалось, что 9 февраля в 23 часа 50 минут "Ермак" вышел из Кронштадта, и выражалась горячая благодарность рабочим и инженерам завода имени Орджоникидзе за быстрое окончание ремонта и Краснознаменному Балтийскому флоту - за исключительную помощь при погрузке. "Очень многим мы обязаны постоянному вниманию тов. Жданова,писал в телеграмме О. Ю. Шмидт.- Ленинградские и московские организации охотно откликнулись, проявляли инициативу, рассматривая помощь группе Папанина как общенародное дело".

Тогда же состоялось решение о посылке к льдине и мощного ледокола "Мурман", который имел большой запас угля и шестимесячный запас продовольствия. 7 февраля 1938 года "Мурман" вышел в море.

Спасать нашу четверку вызвались очень многие советские люди. Родные мои люди! Они не думали о том, сколь это опасно, они рвались на помощь соотечественникам, попавшим в беду.

Экипаж знаменитого летчика Чухновского (с острова Рудольфа) телеграфировал в Москву: "Просим разрешить нам полет для снятия группы Папанина... План операции сообщен в Главсев-морпути Ушакову".

Летчики Илья Мазурук и Матвей Козлов сообщали Ушакову из бухты Тихой, что их самолет готов вылететь из Тихой на Шпицберген для помощи четверке.

Марк Иванович Шевелев и его экипаж выдвинули предложение: их самолет Н-210 грузит У-2 в разобранном виде. В паре с другим самолетом перелетит в Баренцбург, где возьмет бензин для второго самолета. Вылетают в Гренландию, поближе к нашей льдине. Н-210 производит посадку. У-2 отправляется к нам, и если "Ермак" задержится в тяжелых льдах, летчики доставят нашу четверку на берег...

Бесстрашный мотобот "Мурманец" был затерт льдами, но упрямо, упорно стремился к нам на выручку. Что там был за лед^яспо по радиограмме с "Таймыра" Шмидту: "13.02.38 г. Мы пока на всем пути продвижения площадок (для посадки самолетов.- И. П.) не видели, везде крупно битый многолетний лед, только приходится поражаться, чем его так разбило".

Экипаж "Мурманца" рвал аммоналом крупно битый лед, охраняя судно. Свободная вода была в трех милях, но у "Мурманца" не хватало мощности пробиться сквозь лед. К "Мурманцу" выслали траулер и подводную лодку.

Потом вышло из строя рулевое управление ледокола "Мурман". Поломка была ликвидирована за сутки.

15 февраля капитан "Мурмана" Котцов радировал: "Мы стоим недалеко от "Таймыра", ближе к Папанину, чем "Таймыр". Но темно, их не видно".

Пока мир шумел и волновался, наша льдина несла нас к югу. Нам предстояли еще две недели дрейфа.

В начале февраля Женя сообщил о результатах астрономических наблюдений: нас унесло еще дальше к югу, и очень скоро мы должны увидеть солнце, так как движемся ему навстречу...

Петр Петрович приводил в порядок свои научные материалы. Все свободное время мы с Кренкелем занимались благоустройством лагеря. Эрнст поставил для своей антенны три мачты. Антенну пришлось натянуть под углом: размеров льдины уже не хватало, чтобы растянуть во всю длину провод в семьдесят метров. Потом он установил связь с "Мурманпем".

Приготовили четыре факела, чтобы в случае сжатия осветить свою ледовую территорию.

В телеграмме, отправленной 8 февраля в шестнадцать часов, мы сообщили: "В районе станции продолжает разламывать обломки полей протяжением не более 70 метров. Трещины от 1 до 5 метров, разводья до 50. Льдины взаимно перемещаются, до горизонта лед 9 баллов, в пределах видимости посадка самолета невозможна. Живем в шелковой палатке на льдине 50 на 30 метров. Вторую мачту антенны ставим на время связи на другую льдину. С нами трехмесячный запас, аппаратура, результаты. Привет от всех".

Движимый желанием собрать с дрейфующих баз как можно больше имущества, Петрович вскарабкался на высокий торос, который торчал на соседней льдине, и стал осматривать окрестности. Ему удалось обнаружить две базы с продовольствием и горючим, но добраться к ним было невозможно: они были отделены от нас широкими трещинами. Однако вскоре льдины сблизились. Мы воспользовались этим и поспешили к своим базам.

Быстро перетащили запасы продовольствия. Перебрались еще через одну трещину и взяли нарты, которые лежали около гидрологической палатки.

Я остался дежурить на ночь. Показалась луна. Для нас это большая радость: в темноте можно провалиться в трещину.

Днем мы послали телеграммы семьям, чтобы не беспокоились, а то еще, чего доброго, они начнут думать, что мы здесь погибаем...

В полдень я вышел из палатки и не удержался от радостного восклицания:

- Солнце! Наконец-то!

У горизонта сквозь туман просвечивал долгожданный красный диск. На оранжевом фоне - яркая заря. Резко выделяются зубчатые груды торосов.

Эрнст и Женя заулыбались, вылезая из-под меховой одежды, которую они сортировали.

Эрнст взглянул на нас и удивился:

- Какие вы страшные, измученные, желтые! В темноте это было незаметно... Интересно знать, на кого я сам похож?..

Снова надвигалась пурга. О ее приближении мы узнали по барометру и по беспокойному поведению Веселого.

А когда все вместе собрались в палатке, слушали последние известия по радио. В передаче много говорилось о нас.

Председателем правительственной комиссии, узнали мы, назначен Анастас Иванович Микоян. Спасение четырех советских людей, терпящих бедствие на льдине, рассматривалось как государственное дело. Так разве можно было сомневаться в том, что мы не будем оставлены на милость волн Гренландского моря! Мы продолжали спокойно работать на обломке нашей льдины.

Мы отправились, перепрыгивая через трещины, на одну из соседних льдин, где остался технический склад. Выбрали со склада все, вплоть до мелочей, и привезли на нартах в лагерь. Теперь он напоминает цыганский табор.

Льдина, на который мы живем, треснула еще в трех местах. По краям ее тоже обнаружились трещины, и мы думаем, что скоро останемся на малюсеньком обломке.