Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов - Георгий Иванов

Слать ли Вам ему официальное приглашение. Как сказать? Мои доводы прислать за и против.

Все, что касается Адамовича (нашей переписки) с Вами о нем в прошлом и будущем, не передавайте Варшавскому - Иваску. Это все равно, что прямо ему.

Ходасевич <вписано вместо зачеркнутого «Русская мать». - Публ> к моменту выхода «Атома» помирился со мной и даже написал в Возрождении о «Атоме» большой фельетон, вполне корректный. [582] «Русская мать» - это жена доктора Манухина. [583]

«Убийство старухи» произошло в конце февраля 1923 года [584] — Ваш же покорный слуга уехал заграницу в октябре 1922. [585] Здравствующий М. В. Добужинский, [586]встретив меня на Николаевском мосту в день отъезда, провожал вместе с актером Щербаковым [587] до посадки на пароход. При случае спросите его, м. б., помнит. Поэтому галлюцинаций у меня на этот счет не имеется. Но вопрос — пущенный на этот раз именно Ходасевичем [588] на старости лет меня начинает беспокоить: не хотелось бы, все-таки, иметь в биографии ентакого пункта. Хочу посоветоваться с Вами, раз Вы это говно тронули, как тут быть. Ответьте на это.

Ох, написал бы я об этом самом «Зиму» и какую! Да ведь нельзя.

После Вашей статьи мне, как женщине родить, ужасно захотелось издать книгу «самого лучшего». И с Вашей статьей в качестве предисловия. Ведь моих книг абсолютно нет в продаже. За «Цитеру» [589] «по случаю» сам заплатил 1500 ф<ранков>! Вот нам бы по горячим следам какого-нибудь «графа», любителя поэзии. Здесь таких нет, нечего и искать. Подумайте, а?

Ну еще раз обнимаю

Г. И.

86. Роман Гуль - Георгию Иванову. 28 октября 1955. Нью-Йорк.

28 октября 1955

Дорогой Георгий Владимирович, я получил оба письма — и Ваше, писанное рукой Ир. Вл. и Ваше, писанное Вашей собственной рукой (сегодня). Большое спасибо. Чтение было очень интересное. Хочу Вам ответить — подробно, вырвав хорошую «минуту» — т. е. чтобы не торопиться.

Сначала о статье. Я рад, что Вам она нравится и Ир. Вл. тоже. Мне она тоже — представьте — нравится. Чувствую, что хорошо сделано, настоящая работа, работа настоящего «ювелира», а не так, шаромыжника какого-то. Прошу прощения за комплимент самому себе. Но будем говорить без дураков и без реверансов. Я как-то очень удачно Вас «разрезал» и показал ваши «внутренности». Тому — уже есть подтверждения. Скажу о них. Журнал мы только-только разослали. И вот — звонит Ульянов (он приехал), говорит, только что кончил читать статью, не может удержаться, чтоб не выразить громадного удовольствия и пр. и пр. Особенно, говорит, его поразила правильность утверждения — об экзистенциализме. Я, говорит, сам об этом думал, но как-то не решался это выговорить и пр. Вообще, комплименты и мне и Вам — агромаднейшие. В частности, хорошо, что статья вышла вместе с Вашими превосходнейшими стихами — получился такой «пандан», что дальше ехать некуда. Потом. Звонит Завалишин — в полном восторге. Говорит, что за всю свою эмиграцию не читал никогда такую блестящую критическую работу — и все, говорит, так бесспорно убедительно подано — перечитывал дважды — просто дальше ехать некуда. Затем. Сегодня встречаю Корякова.[590] — Р. В., кричит, если бы я был девушкой, я б Вас расцеловал бы за Вашу великолепную статью об Иванове — это самый первый класс! — на каком уровне! — и прочее.

Далее — звонил Глинка — тоже хвалы. Но что меня сегодня очень приятно толкнуло в сердце — это слова о. Александра Шмемана.[591] Знаете его? Это очень культурный, тонкий, франц<узской> культуры человек — с большим вкусом и большой эрудицией. Только увидал меня сегодня в Ам<ериканском» Ком<итете> (в редакции скриптов) — сразу — ко мне. Ну, говорит, Р. Б., я вчера прочел Вашу статью об Иванове - это совершенно блестяще. И знаете, я как-то не вдумывался в Иванова (он Вас, конечно, прекрасно знает и любит Вашу поэзию), но Вы его так интересно подали — что я его совершенно по-новому увидал. Очень, очень хорошо — просто великолепно! Далее. Входит Варшавский — Р. В., говорит, только что получил НЖ Не читал еще Вашу статью, но со всех сторон слышу о ней такие отзывы, что сегодня же бегу ее читать (Варш<авский> это — окружение М. С. Цет<линой>, Яновский, [592] Иваск и пр.). Вот первые отзывы — и все как на подбор — с ними, конечно, дядька Черномор. Мне это приятно как-то «вдвойне»: за себя и за Вас. Действительно «дело сделано», настоящее литературное «дело» Все равно, что сказать — на, разуй, глаза-то, посмотри, какой у нас есть Иванов! И разули глаза и поняли. Но есть отзывы и другие. Старшее поколение - не так это воспримет. Я страшно дружен с М. В. Вишняком — ежедневно перезваниваемся или видимся, он живет в нашем доме. Он прочел самый первый. Звонит и говорит: я страшно расстроился Вашей статьей. Почему? Он говорит расстроенным голосом — всерьез: — Да как, говорит, почему? Статья, конечно, интересная. Самое интересное в ней — это все, что Вы говорите об экзистенц<иализме> Г. Ив., — это. конечно, говорит, совершенно верно — он, разумеется, экзистенциалист. И он, бесспорно, поэт оч<ень> талантливый... Но вся Ваша установка.. Вы превратились в какого-то «ничевоку», [593] который требует отделения искусства от государства и пр. и пр. Очень был расстроен Вишняк, потом пришел к нам и долго говорили на всякие отвлеченные «искусственные» темы. Но и он — стоя совсем на других позициях — признает интересность «постановки вопроса». Мои политические приятели — старшего поколения, конечно, не очень восторженно воспримут эту статью. Я это знал. Но ке фер, фер-то ке? [594] Так думаю, так чувствую, так живу ...

Ну, вот. О том, что М. М. Карп<ович>, прочтя еще в рукописи, оч<ень> одобрил, я Вам, кажется, писал. Он написал мне, что «эволюция Иванова подана чрезвычайно убедительно, а статья написана отлично и пр.». Итак, пока что мы с Вами завоевываем - материки, острова, полуострова - и прочее. Поздравляю Вас - поздравляю нас.

Я прекрасно понимаю, что Вы могли бы мне возражать всерьез насчет многих моих утверждений. Я это знал. Но это только хорошо. Всякий «портрет» — требует возражений, комментариев, исправлений другими по-своему и т. д. И если Вы мне о них напишите — я буду оч<ень> рад, буду читать с большущим интересом, хотя я уже предвижу многое — и когда писал — предвидел их. Тем интереснее. Вы совершенно правы — важно, чтоб я клал читателя на обе лопатки — а если найдется читатель, который начнет выкарабкиваться, — стало быть, оч<ень> интересный читатель — стоит послушать — как и что. Знаю также, что в статье есть, конечно, кое-где и «белые» нитки. Они были нужны — многое надо было «сшить». Они незаметны читателю, но я-то знаю, где они есть. Вы говорите о написании книги, но, «дорогая душка», как Вы выражаетесь — когда Вы двадцать четыре часа вертитесь как белка в колесе, какие уж там книги! В руки взять книгу — и то нет времени. Ведь статья эта была обязана только летнему отдыху и тому, что и обдумывал ее и писал у чудной миссис Хапгуд — в чудном Питерсхэм — на веранде. А тут бы и не написал. Потому так мало и пишу вообще (и от этого страдаю, ибо годы наши уже великие).