Братство волка - Эли Бертэ

— Не будем обсуждать мое решение. Я уверена, что мы с отцом дождемся вашего прихода целыми и невредимыми.

Гран-Пьер снова настаивал, чтобы девушка пошла с ним, но она оставалась непоколебима. Время шло, в конце концов желание поскорее покончить с этим делом заставило слугу согласиться пойти в деревню одному. Он пообещал вернуться как можно скорее и оставил Марион в одиночестве.

Как только он отошел на несколько шагов, Марион хотела было его позвать; стыд сдержал ее, раз уж она проявила такую непреклонность на словах, надо было проявить ее и на деле.

Прошло довольно много времени, а Гран-Пьер не возвращался. Марион, сидя на сыром камне, не смела пошевелиться и даже дышала с какой-то опаской. Малейший шум, сухой листок, упавший с каштана, шелест ветра в кустах, жужжание ночных насекомых заставляли ее вздрагивать. Но она старалась успокоиться и, чтобы занять свои мысли, прислушивалась к тяжелому дыханию спящего отца.

Два или три раза, однако, страх ее, по-видимому, имел более серьезные причины. Ей слышались шаги, странный треск в соседних кустах или стоны, слабые, как вздохи поднимались из мрака. Тогда она начинала дрожать, волосы становились дыбом на ее голове, она раскрывала рот, чтобы закричать, но потом замечала, что причиной ее ужаса был козленок, шедший на выгон, или кроткий олень, обгладывавший кору деревьев.

Марион не могла следить за ходом времени, но ей казалось, что час, определенный Гран-Пьером на путь в деревню и обратно, давно прошел. Сила и мужество изменяли девушке. Беспрерывное беспокойство истощило ее, она дрожала под своей легкой одеждой, ее босые ноги окоченели, и мало-помалу холод охватил ее сердце. Какое-то оцепенение овладело ею и походило более на смерть, чем на сон.

Но настала минута, когда кровь прилила к ее сердцу и оно снова забилось так, что готово было лопнуть. Пока Марион прислушивалась к тишине, царившей в окрестностях, поспешные шаги, уже не походившие на прихотливую легкость шагов хищных зверей, послышались в разных частях леса и все приближались. Марион лихорадочно поворачивала голову направо и налево, стараясь узнать таинственное существо, бродившее около нее; но ничто не выделялось в мрачном однообразии ночи, и когда ее взгляд направлялся в одну сторону, шум раздавался с противоположной.

Вдруг ужасное сомнение перешло в уверенность. В двадцати шагах от нее засветились во мраке два глаза.

Она не могла ошибаться: враг, подстерегавший ее, был жеводанский зверь.

Марион вскочила. Хотя свет зловещих глаз тотчас погас, она знала, что гибель ее близка, если к ней не подоспеет быстрая помощь. Вне себя от испуга, она наклонилась к ущелью, где спал Фаржо, и изо всех сил закричала:

— Батюшка, скорее ко мне!.. Здесь зверь!.. Жеводанский зверь! Ради бога, проснитесь… заговорите!.. Пусть он услышит только ваш голос и, может быть, он убежит… Батюшка, мой добрый батюшка, помогите мне!

Зевота, похожая на зевоту человека, с усилием просыпающегося, отвечала на этот зов.

В кустах послышалось угрожающее рычание. Марион схватила отца за ногу и начала трясти его из всех сил, крича с отчаянием:

— Батюшка, умоляю вас!.. Проснитесь же, иначе мы оба погибнем! Помоги мне, Боже мой, я не хочу умирать сейчас… Мне обещали, что я буду счастлива, что я не буду больше плакать. Графиня даст нам денег, я смогу выйти замуж! Батюшка, проснитесь сейчас, иначе вы никогда больше не сможете выпить ни капли вина! Проснитесь же!

Голос срывался, она закашлялась.

Пьяница, несмотря на свою тяжесть, был наполовину вытащен ею из впадины, в которой лежал. Или это движение разбудило его, или крики дочери добрались до его слуха, но он наконец зашевелился.

Но уже больше никто не тревожил его.

XIII

Предложение

На другой день после этого трагического происшествия графиня де Баржак вошла в маленькую гостиную, куда сестра Маглоар и кавалер приходили каждое утро принимать ее приказания. Молодая владетельница замка выглядела утомленной, но в ее внешнем облике произошла значительная перемена. Вместо вечной амазонки из зеленой тафты и мужской шляпы, которым еще вчера она оказывала исключительное предпочтение, на ней было простое, но изящное платье, сшитое по новейшей моде; а волосы под кружевной наколкой были напудрены. Болезненная медлительность движений и меланхолия, запечатленная на лице, делали ее неузнаваемой. Вместо гордой наездницы, которая накануне скакала с ружьем на плече по Меркоарскому лесу, теперь перед кавалером и урсулинкой предстала соответствующая всем нормам этикета молодая девушка.

Ни добрая сестра Маглоар, ни честный кавалер де Моньяк не ожидали подобного превращения. Они встали, чтобы встретить свою молодую барышню и остановились в изумлении, не веря своим глазам. Но скоро удивление сменилось восхищением. Моньяк широко раскрыл глаза, забыв даже церемонно поклониться, как он всегда делал; он рассыпал на свое белое жабо щепотку табаку, которую подносил уже к носу, и бормотал про себя:

— Величественный вид… совершенное приличие… благородная осанка… лучше и желать нельзя!

Но восхищение де Моньяка было слишком почтительно для того, чтобы обнаружиться открыто. Сестра Маглоар была не так воздержанна.

— Святая Дева! Милое дитя, — сказала она, сложив руки. — Как это платье вам идет! Вы хороши, как ангел. Как вы мило оделись! Стало быть, вы уже отказались от этой ужасной амазонки, которая составляла мое мучение?

— Как вы видите, отказалась, — сказала Кристина, — теперь я буду носить костюм, который приличен моим летам и моему полу.

Она упала на диван, как будто переход из спальни в гостиную истощил ее силы; заметив испуганный вид своих собеседников, она продолжала меланхолическим тоном:

— Я удивляю вас, я это вижу; но перемена, произошедшая в моей душе, еще больше той, которая так поразила вас в моей одежде… Ах, мои добрые друзья! — продолжала она с волнением. — Уроки, которые вы столько раз давали мне и которых я не слушала, жизнь повторила мне самым жестоким образом!

Она закрыла лицо руками. Сестра Маглоар и кавалер переглянулись; они начинали опасаться, чтобы это преображение, которое так восхищало их, не слишком дорого обошлось госпоже.

— Дитя мое, — сказала сестра Маглоар, поцеловав ее в лоб. — Вчерашние происшествия не могли не задеть вашего сердца, но…

— Вчерашние происшествия случились по моей вине, — уныло закончила Кристина. — Если б я не была столь легкомысленна, я не дала бы повода… к обиде, мне нанесенной. Стоило быть благоразумнее, и всех несчастий вчерашнего дня удалось бы избежать. Все мои беды произошли от моей гордости, от моей несдержанности, от моего непослушания; но я поклялась себе покончить с этими дурными наклонностями. И я знаю, что преуспею в этом! — жестко сказала она тоном прежней Кристины, человека, не привыкшего сдаваться. — Пусть уберут из моей комнаты оружие, амазонки — все эти мужские принадлежности, которые мне уже не нужны. Сверх того, кавалер, прошу вас продать Бюшь, подарить ее — словом, чтобы ее не было в конюшне как можно скорее.