И придет волчица - Ирина Шевченко

   - А обувь моя где?

   Медведь нахмурил брови.

   - Понятия не имею. Кажется, ее у тебя вообще не было.

   Точно, я же разулась, прежде чем войти в круг. Значит, мои ботинки, как и мой меч, все так же лежат под кустом. Только фигли я за ними сейчас попрусь: во-первых, поздно, а во-вторых, нет никаких гарантий, что под соседним кустом сейчас не лежит магистр Салзар, помогая майле пополнить растраченные на меня силы - я такого зрелища точно не переживу.

   - Ладно, и босиком доберусь, - успокоила я волшебника. - Портал открою прямо к дому - всего-то!

   - Какой портал в твоем состоянии? Давай, я керов велю приготовить и сам тебя провожу. Заодно, если нужно, с братом твоим объяснюсь.

   - Не нужно! С братом - не нужно. Не рассказывайте ему ничего, хорошо?

   - А брата-то боишься, - сделал вывод наставник.

   - Не брата, а за брата. И домой мне лучше одной поехать.

__________

   Колдун смотрел в спину выезжающей со школьного двора девушке. Вздрогнул, когда она слегка покачнулась в седле: рано. Слишком рано, тэсс Эн-Ферро. Вы подальше отойдите, а лучше совсем до дома доберитесь. Поужинайте. С братцем поболтайте. Напоследок. А потом... А кто его знает, что потом случиться? Скорее всего, сердечко ваше душевных потрясений не снесет и остановится. Печально, но вполне предсказуемо. А самое главное - никаких следов магического воздействия, никаких следов яда.

   Давно так нужно было сделать. Без шума, без лишнего позерства. Без обещанной мучительной смерти. Хотя ее-то для этой саатарской погани он организовал бы с удовольствием. И последние слова дружка передал бы. Как там сидэ Иоллар изволили высказаться?

   - Сдохни, мразь! - прошептал колдун, глядя вслед выскочке-ученице с нескрываемой ненавистью. От кого скрывать-то? Никто ведь не видит...

   *Гэзэр - в переводе с языка эльмарских орков - мужеложец (естественно, самая грубая словесная форма этого понятия) используется как ругательство.

   **Омстика - общее название ряда плетений и ритуалов, связанных с магией Смерти (по имени богини Омсты).

Глава 5

   В первый раз это случилось, едва я миновала замковый мост и выехала на ведущую к дому дорогу. Я едва успела соскочить с кера и добежать до ближайших кустов, как мой взбунтовавшийся желудок избавился и от целебного зелья, и от остатков съеденного за обедом супа. Обратно в седло я влезла с трудом, и по дороге к горлу не раз подкатывали тошнотворные спазмы.

   Добравшись домой, отодвинула со своего пути вставшего в позу возмущенного брата Эн-Ферро и помчалась в уборную.

   Что ж это за безобразие такое и когда оно кончится?!

   Безобразие кончаться не хотело. Пришлось выпить еще два ковша воды, чтобы выворачивающемуся на изнанку организму было, что выворачивать.

   - Это нормально? - уже в сотый раз спрашивал Лайс невозмутимую Маризу.

   - Нормально, - в сотый раз отвечала она.

   Нихрена не нормально! - хотелось заорать мне, но всякий раз, как я собиралась это сделать, меня буквально сгибало пополам и...

   - Ну, не совсем нормально, - созналась, наконец, доктор Гиалло. - Но у большинства женщин...

   Плевать я хотела на большинство женщин! Мне такого счастья не надо!

   - Если ты объяснишь мне причину и механизм, то, возможно, я смогу...

   Маризочка, миленькая! Объясни ты ему механизм!

   - Основной причиной обычно полагают нарушение взаимоотношений центральной нервной системы и внутренних органов, но на практике...

   Абсолютно не желая все это слушать, кое-как распрямилась и поползла вдоль стеночки в свою спальню...

   - Галчонок, - заглянул спустя несколько минут Лайс, - ты не спишь?

   Поспишь тут.

   - Мариза говорит, что ничего страшного нет. И вмешиваться не советует. Да и я не рискну. Гормональный баланс и всякое такое... Ты прости, я с беременными как-то до этого дела не имел. Можно немного работу печени подправить, попробовать токсины вывести...

   - Посиди со мной, и все.

   Токсикоз, в конце концов, дело обычное. Соня наша, помню... Надо же, я еще Соню помню!

   - Гал, ты зачем снова в Школу ездила? Мало тебе было неприятностей с платьем, так ты теперь и ботинки потеряла?

   - Не потеряла, - пробормотала я, прижав к щеке его теплую руку. - Завтра заберу. Все завтра...

   Желудок наконец-то успокоился, и я почувствовала, как начинают слипаться глаза.

   - Расскажи мне что-нибудь хорошее.

   - Что?

   - Расскажи мне про Пиан, Ил говорил, там красиво.

   - Ил вообще горы любил. А на Хиллу мы тогда за другим пришли, нам в предгорье нужно было, шамана одного вирайского найти. Пришли в селенье, а нам говорят, он в горы ушел. Мы проводника наняли...

   Я уже слышала эту историю во всех подробностях, а потому не вижу ничего страшного в том, что сейчас отключусь и перестану слышать тихий ласковый голос сидящего у моей постели мужчины. И я засыпаю.

   Сначала приходит пустота. После из этой пустоты вырастают высокие заснеженные вершины далекого Пиана, которые я видела лишь в путеводителе по Хилле. Я смотрю на протянувшиеся до самого горизонта горы, пытаясь отыскать на опасных склонах фигуру одинокого путника, потерявшего свою группу, сорвавшись вниз на одном из ледников и лишь чудом оставшегося в живых, но продолжившего это рисковое восхождение. Ищу глазами этого упрямого и дерзкого мальчишку, что дойдет все же до верхнего лагеря и с триумфом вернется в долину, для того, чтобы спустя несколько лет ворваться ураганом в мою жизнь, изменив ее раз и навсегда. Ищу так, словно сумей я различить на бескрайнем белом полотне маленькую темную точку, все вдруг изменится. Вернется. Возвратится к тому дню, когда этот самый мальчишка будет стоять передо мной, волнуясь и путаясь в словах, чтобы объясниться в том, чего не совершал, что бы сказать те несколько слов, что я так ждала все то время, пока он был еще со мной.

   - ...Кем бы ты ни была, ты нужна мне. Очень.

   И я бросилась бы к нему, обняла крепко-крепко, не желая больше других объяснений, и просто сказала бы:

   - Ты мне тоже очень нужен, любимый.

   Все это было бы. Все это могло бы быть. Но я никого не вижу на снежных склонах, никто не услышит, даже если я стану кричать эти слова, а горное эхо подхватит их и унесет к облакам. Никто...

   И ярким болезненным всполохом встает перед глазами стена огня, заслоняя холодные горы, дышит жаром в лицо. А из самого сердца пламени выползает серое облако, из которого вытягивается в мою сторону толи рука, толи звериная лапа, силясь коснуться меня: