Слеза Евы - Елена Дорош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так она и стояла с разинутым в ужасе ртом, и тут с улицы в подворотню посыпались какие-то люди, и один из них звонким голосом Беленького заорал:
– Всем оставаться на своих местах! Лечь на пол, руки за спину!
Глафира вытаращила глаза, а Шведов, выпрямившись, негромко произнес:
– Отставить, капитан. Все нормально.
Его голос прозвучал так обыденно, что Глафира мгновенно пришла в себя и бросилась к Моте. Поднять ее одной было невмоготу, а сама Мотя совершенно обессилела и встать не могла. Из порванной словно волчьими зубами руки хлестала кровь, рукав салопа был изодран в клочья, и Глафире все никак не удавалось хотя бы усадить ее. Если бы не Шведов, они бы так и копошились в грязи. Сергей отстранил Глафиру, усадил Мотю, осмотрел рану и, призвав на помощь одного из бойцов, оттащил раненую к стене. Потом подбежал человек с сумкой, на которой был нарисован красный крест. Шведов распотрошил содержимое, нашел бинт и быстро перемотал рану. Потом сделал Моте укол и сказал:
– Все будет хорошо. Я тебя заштопаю.
Мотя молча кивнула. Глафира села рядом, обняла ее и заплакала.
Когда Пустоглазого увезли, к ним подошел Беленький. Вид у него был, будто ему медаль вручили. Или даже орден.
– Ну как тут? Все живы?
– У нас раненый, – ответил за всех Шведов. – Доставьте ее в госпиталь, а мы подъедем.
Мотю кое-как подняли и под руки повели к машине. Глафира пошла следом, но Шведов удержал ее.
– Поедем на моей машине.
Оказалось, его автомобиль стоит прямо посреди улицы, почти перегородив проезжую часть. Собравшиеся за и перед ним машины яростно гудели. Не обращая ни на кого внимания, Сергей помог Глафире сесть, пристегнул и молча тронулся с места.
Глафира взглянула искоса. У него было злое лицо. Заговорить первая она не решилась. И так знала все, что он скажет.
До госпиталя они доехали быстро, но машину, на которой доставили Мотю, уже не застали. В приемном отделении им сообщили, что пострадавшую отвезли в операционную. Сергей кивнул девушке и побежал туда.
Он же обещал Моте, что сам ее заштопает, вспомнила Глафира и села на диванчике в уголке.
Все из-за нее, межеумки несчастной! Увидела преступника и побежала за ним, ни о чем не думая, дура! Из-за нее Мотя чуть…
А кстати, как Мотя там оказалась?
Глафира выпрямилась и посмотрела по сторонам, словно ища того, кто знает ответ на этот вопрос.
Медсестра за стойкой подняла голову и взглянула вопросительно. Глафира помотала головой.
Как все-таки Мотя могла очутиться в той подворотне?
Продолжая поражаться этому факту, Глафира поднялась на второй этаж и стала искать операционную.
Из двери в конце коридора вышел Шведов, а следом – Мотя. Живая и на своих ногах. Глафира побежала ей навстречу и судорожно обняла.
– Ну чего ты кидаешься? Чай, не с войны воротилась!
Мотя прижала ее голову и поцеловала в макушку.
– Ты в порядке?
– Да в полном! Зятек заштопал, любо-дорого посмотреть. Умница наш! Жалко только салопа моего. Умудохал, изверг. Хотя если рукава новые сподобить, может, и послужит еще.
Шведов шел рядом и молчал.
«Злится все еще», – поняла Глафира и решила, что все разговоры и объяснения оставит до дома.
Но и там Сергей отошел не сразу. Сначала все долго отпаивались чаем с вареньем, потом перешли на водочку и выпили по рюмке за ради душевного равновесия, а уж затем, когда Мотя с Глафирой немного успокоились, а Сергей подобрел, поведали каждый свою историю.
Шведов узнал, что Мотя подслушала его разговор с Беленьким и решила не спускать с Глафиры глаз, причем в буквальном смысле. Забросив все дела, она, по сути, устроила тотальную слежку. Шла за ней и когда та, ничтоже сумняшеся, пустилась преследовать какого-то мужика. Повезло, что белоголовый не торопился, поэтому Мотя поспевала почти след в след.
– Надо же, я тебя и не заметила, – удивилась Глафира.
Мотя со Шведовым глянули на нее волками, и она быстренько заткнулась.
Мотя сразу разгадала маневр супостата и, когда он зашел сзади, поняла: сейчас бросится на Глафиру. Тут она и навалилась на гада. Решила, что помрет, а не выпустит.
– Да как же … Да как же ты, Мотенька… Да что же… – запричитала Глафира, припадая то к плечу, то к бледной щеке. – Ты мне жизнь спасла.
– Так я же не одна, – погладила ее по голове Мотя. – А с Богородицей.
– Вы – моя героиня вовеки веков! – заявил Шведов и, схватив Мотю, трижды смачно поцеловал.
«А мне уж, видно, поцелуев не дождаться», – пригорюнившись, подумала Глафира, вытирая слезы.
Она понимала свою вину и ругала себя за опрометчивость, чуть не ставшую причиной гибели и Моти, и ее самой. Но что теперь делать? Все случилось, как случилось. Ничего уже не поделаешь.
Шведов взглянул на нее исподлобья и по страдающим глазам угадал ее мысли.
– Я испугался за тебя, – произнес он, беря ее за руку. – А когда Вера принесла твой телефон, на который я звонил без перерыва, вообще чуть с ума не сошел.
– А как же ты меня нашел? – не утерпела Глафира, придвигаясь и прижимаясь к его боку.
Шведов задумался и с некоторым удивлением в голосе ответил:
– Не знаю. Просто бежал… и… увидел Мотю с этим выродком.
– Господь тебя, сыночек, привел, не иначе, – подвела итог Мотя и заявила: – Венчаться будете в Вознесенской церкви у отца Спиридона, который Глашеньку крестил.
Чарторыйские
– Я должна поехать в Краков, – заявила Глафира, позвонив ему в разгар рабочего дня.
Сергей только что вышел из операционной, чувствовал себя выжатым лимоном и к новому напрягу готов не был. Он плюхнулся на диван в ординаторской, вытянул ноги в проход и только тогда уточнил:
– Куда ты должна?
– Я должна поехать в Польшу.
– Чего ты там забыла?
– Сереж, только не ругайся, но мне кажется, разгадку «Слезы Евы» я найду там.
– Где именно, не понял?
– В Кракове есть музей князей Чарторыйских. Кроме коллекции картин и всяких дорогих безделушек там хранятся все архивы. В России этих документов нет.
– И ты решила…
– Не совсем я, но я тоже хочу. Олег Петрович считает, что надо поработать с архивом Чарторыйских и выяснить наконец, откуда Пушкин узнал, что Елизавета с Адамом называли серьги «Слезы Евы».
– И зачем теперь все это, если серьга пропала? – искренне удивился Шведов.
Он-то думал, что литературно-криминальная эпопея закончилась.
– Ну, во-первых, Бартенев уверен, что это не
