На острие - Майкл Ридпат

– Так и должно быть. Карр-Джонс, убив двоих, вышел сухим из воды.

– Да… И что же ты намерен предпринять?

– Обращусь в полицию. Или в УФУ.[8]

– О… – протянула Тесса, поерзав на стуле.

– Ты ведь согласишься с ними поговорить?

– Не уверена, Зеро.

– Но почему нет? – Подняв на нее взгляд, Кальдер сразу понял причину отказа. В ее глазах он увидел страх. – Перестань, Тесса. Ты просто обязана с ними встретиться.

– Ничего я не обязана. Как ты сказал, умерли два человека, и у меня нет ни малейшего желания стать третьей. Или четвертой, – добавила она, со значением посмотрев на Кальдера. – Я ухитрилась уйти из «Блумфилд-Вайс», не сделав Джастина своим врагом. И не хочу превращать его во врага сейчас. Особенно сейчас.

– Что?

– Ты все слышал. Я не стану разговаривать с полицией. И ни с кем другим – тоже, – твердо заявила Тесса.

– Но как в таком случае прикажешь понимать твои слова о том, что ты изменилась? Тебе предоставляется возможность компенсировать зло, которое ты причи…

– Послушай. Я рада поделиться с тобой всем, что мне известно. Я перед тобой в долгу. Ты можешь делать с этой информацией что угодно. Лично я надеюсь, что ты сможешь прижать мерзавца. Но я не могу позволить себе все поставить на карту, выступив против Джастина. Джен это сделала. Перумаль это сделал. Я этого делать не стану.

– Но это же трусость, Тесса!

Она раздавила сигарету в пепельнице и поднялась со стула.

– Ты, если тебе так нравится, можешь рисковать жизнью. Можешь даже позволить себя убить. Я же этого делать не намерена. Спасибо за выпивку, Зеро. – С этими словами она вышла из бара.

24

– Налить ли тебе чего-нибудь, дорогой?

Мартель вытянул свои длинные ноги к янтарным огням камина и, послав супруге улыбку, сказал:

– Чуть-чуть арманьяка, mon ange.

Он следил за тем, как жена наливает в бокал дорогую золотистую жидкость из графина. Это был приобретенный на аукционе арманьяк 1914 года. Налив себе стакан минеральной воды, она села рядом с ним.

На ней было простое, но безумно дорогое черное платье, а под ее роскошными медового цвета волосами едва заметно поблескивали серебряные, с жемчугом серьги. Боже, до чего же она красива! Супруги только что вернулись с приема, на котором проводился сбор средств для Национального музея дикой природы. Проходило это все на одном из самых известных в Джексон-Холл ранчо. Черил была там самой потрясающей женщиной, затмив двух старлеток из Голливуда и трех элитных блондинок. Но больше всего Мартеля изумляло то, что жена, похоже, этого не замечала.

– Боже, до чего же это было скучно! – вздохнула она, прижимаясь к мужу.

– Не знаю, не знаю, – ответил Мартель. – Там было несколько весьма серьезных людей.

– Да. Но эти люди толкуют только о деньгах и о том, что на них можно купить.

– Но это необязательно. Они беседуют о путешествиях. Культуре. Благотворительности. И иногда о своей работе.

– Однако речь у них, как правило, идет о модных местах, где они побывали, знаменитостях, в обществе которых они удили рыбу, полетах в Сан-Франциско на личных самолетах только для того, чтобы послушать оперу, и о крупных сделках, которые они заключили. Даже благотворительность для них своего рода соревнование. Кто больше отвалит.

– Ты не права, mon ange, эти люди очень щедры. Так же как и мы. Может быть, ты хочешь, чтобы я перестал давать деньги на музей? В прошлом году я выделил для него миллион долларов.

Сделал он это только потому, что Черил была членом совета. Неужели она не способна оценить его щедрость?

– Совсем нет, дорогой, – ответила жена, целуя его в щеку. – Я думаю, что это был замечательный поступок. Но мне кажется, что этим нельзя хвастаться.

Мартелю же вечер понравился. Все, кроме Черил, были в элегантных одеяниях в стиле Среднего Запада. Мартель считал, что он прекрасно смотрится в ковбойских сапогах и стетсоновской шляпе. Находясь в Джексон-Холл, Жан-Люк любил носить ковбойский прикид. Во время вечеринки он с радостью рассказывал всем желающим о своих итальянских достижениях и получил истинное удовольствие от беседы с настоящей голливудской кинозвездой. Мартель был убежден, что дама, обладавшая самой большой грудью среди всех сидевших за столом женщин, с ним заигрывала. Мартель проигнорировал все ее авансы. Но тем не менее ему было приятно, что он не остался незамеченным.

– Как прошла вечеринка у Дениз? – спросил он жену – та лишь днем вернулась из Нью-Йорка, где накануне вечером отмечала тридцатилетие своей подруги.

– Это было весело. Все гости держались очень естественно. Настоящие люди.

Мартель на ее слова не отреагировал. Черил летала обычным рейсом, несмотря на то, что в длинном ряду других самолетов на бетонной площадке аэропорта Джексон-Холл стоял его личный «фалькон». Настоящие люди, как известно, не летают за тысячи километров на собственном самолете лишь для того, чтобы повеселиться на вечеринке.

Черил склонилась к нему и потерлась губами о его губы. Он ощутил легкое давление ее тела, уловил аромат ее духов, почувствовал, как ее язык, словно дразня, пытается отыскать дорогу в его рот. На какой-то миг к нему пришло вожделение, и он притянул жену к себе. Но им тут же овладели сомнения. Кого еще Черил целовала вчера? С кем она встречалась в Нью-Йорке? Мартель отстранился и выпрямился. Черил соскользнула на его колени.

– Жан-Люк? В чем дело, дорогой? – спросила она, прикасаясь к его щеке.

Ее лицо, которое он так любил, казалось встревоженным, и у него возникло сильное искушение спросить: «Есть ли у тебя любовник? Любишь ли ты меня?»

Но Жан-Люк боялся, что не получит прямого ответа, а лишь рассердит ее.

– Прости, mon ange, – сказал он. – Все хорошо.

– Но что-то должно быть, дорогой. Возникли новые проблемы в фонде?

Мартель закрыл глаза и кивнул. Это был самый простой ответ.

– На тебя давит постоянный стресс. Тебе надо ко всему относиться чуть-чуть легче. Отдохни несколько дней. Устрой себе месячный отпуск.

– Рынок никогда не отдыхает, – ответил Мартель. – И сейчас на нем происходит очень много событий. Слишком много. Как всегда.

Черил поднялась и отошла от него. На ее лице можно было увидеть одновременно печаль и раздражение.

– Это плохо для тебя, и это плохо для нас. И мы должны что-то предпринять, – произнесла она.

– Я, пожалуй, отправлюсь в постель, – сказал, поднимаясь, Мартель.

– Не пытайся сбежать от меня подобным образом, – неожиданно жестко произнесла Черил.

Мартель никак не отреагировал на ее слова, и она схватила его за руку.

– Я же сказала, не пытайся убежать от меня. Нам надо поговорить, Жан-Люк.

Мартель повернулся к ней лицом (он уже не мог контролировать свой гнев) и сказал:

– Вам, американцам, просто необходимо все обсуждать, не так ли? Все анализировать. Боюсь, Черил, что разговорами это не исправить.

– И что же для этого требуется? – Ее глаза теперь пылали гневом.

– Лояльность. Доверие.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего. – Мартель отвернулся, опасаясь, что в ярости может наговорить лишнего.

Она снова схватила его за руку.

– Ты должен сказать, на что намекаешь. Ты меня в чем-то обвиняешь?

Мартель грубо стряхнул ее руку и зашагал в спальню.

– Ты не сможешь убежать, Жан-Люк! – крикнула она ему вслед.

Значительно позже, когда они лежали в постели спиной к спине, разделенные холодной стеной молчания, Мартель думал о том, что сказала Черил. Она права, он не смог бы убежать. Ему следовало это понять. Его одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, он был в ярости, оттого что она, возможно, ему изменила, а с другой – ему отчаянно хотелось вновь завоевать ее любовь. Больше всего его мучила неопределенность. Даже не мучила – убивала. Он не знал, обманывает его жена или нет. Но он не мог делать вид, будто не слышал того кашля.

Поэк последовал за Черил в Нью-Йорк, и Мартель встретился с ним рано утром в понедельник, очень рассчитывая на то, что детектив так или иначе избавит его от порожденных неопределенностью страданий.

Кроме того, ему надо было решить еще один вопрос. Когда Мартель сказал, что причиной его депрессии является фонд «Тетон», то он не до конца кривил душой. Рынок для разнообразия относился к нему благосклонно. Индексы «Никкей» росли хотя и медленно, но неуклонно, достигнув точки, в которой его потенциальные потери составляли всего пару сотен миллионов. Еще две недели – и он окажется в прибыли. После этого и начнется настоящее веселье.

Но он узнал еще об одной проблеме, которая грозила уничтожить все. И ее следовало решить как можно скорее. По счастью, в этом случае Мартель точно знал, что следует делать.

Утро выдалось прекрасным. Снег на верхних склонах холма Тетон маняще сверкал в лучах раннего солнца, в то время как лесистое подножие гор еще лежало в глубокой тени. Небо было ясным, и лишь вокруг Гранд-Тетона клубились облака. Они то поднимались, то опускались, принимая самые причудливые формы. Иногда они казались белоснежными грибами, порой – комками сероватой ваты, а временами становились похожими на воспарившие над горами длинные плоские клинья. Очень скоро склоны будут пестреть людьми. Самые нетерпеливые энтузиасты горных лыж уже шагали через долину к подъемникам в Тетон-Виллидже. В Вайоминге было раннее утро, но в Киеве солнце уже перевалило далеко за полдень. Мартель глубоко вздохнул и поднял трубку.