Уроки химии - Бонни Гармус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Час от часу не легче. Уолтер даже не стал вставать. В считаные мгновения Элизабет возникла у его локтя.
– Ну как, Уолтер, тебе понравилось? – заговорила она. – Я последовала твоему совету. Задействовала публику.
Он повернулся к ней с каменным лицом.
– Сделала все, как ты сказал: развлекала. Зная, что мне потребуется много свободного пространства, я вспомнила про бейсбол – помнишь, как торговцы бросают в толпу орешки? И это сработало.
– Да, – произнес он безразлично. – А потом ты предложила зрителям поживиться базами, битами, перчатками и вообще всем, что плохо лежит.
На лице Элизабет читалось удивление.
– Ты сердишься?
– Тридцать секунд, миссис Зотт, – предупредил оператор.
– Нет, что ты, – спокойно произнес Уолтер. – Я не сержусь. Я в бешенстве.
– Но ты же сам сказал: развлекать.
– Нет, ты не развлекала: ты распорядилась тем, что тебе не принадлежит.
– Мне требовалось свободное пространство.
– В понедельник готовься умереть, – сказал Уолтер. – Сразу после меня.
Элизабет отвернулась.
– Я снова с вами, – услышал он раздраженный голос Элизабет на фоне одобрительных аплодисментов зрителей.
К счастью, после этого он мало что воспринимал, но лишь потому, что у него схватило живот, а сердце заколотилось с такой силой, что наводило на мысль о самом серьезном диагнозе. Уолтер зажмурился и попытался приблизить свой конец – хоть инсульт, хоть инфаркт.
Открыв глаза, он увидел Элизабет, которая размахивала руками на опустевшей кухне.
– Кулинария – это химия, – говорила она. – А химия – это жизнь. Она дает нам возможность изменить все, включая себя.
Боже милостивый.
Над Уолтером склонилась его секретарша и шепотом сообщила, что на самое раннее время его вызывает Лебенсмаль. Он снова закрыл глаза. Успокойся, внушал он себе. Дыши.
С закрытыми глазами он узрел нечто такое, чего совсем не хотел видеть. Себя на похоронах – на своих собственных похоронах – среди множества людей в цветастых одеждах. До его слуха донеслось, как некто – референт? – рассказывает про обстоятельства его смерти. Эта скучная история совершенно ему не понравилась, но как раз подходила под формат его дневных программ. Слушал он внимательно, дабы в контексте эпизодов своей жизни не пропустить похвалы, однако выступающие в основном говорили что-то вроде «Какие у вас планы на эти выходные?»
Где-то вдалеке Элизабет распиналась о важности работы. Она снова читала нотации, забивая головы скорбящих идеями о чувстве собственного достоинства.
– Рискуйте, – говорила она. – Не бойтесь экспериментировать.
Не будьте как Уолтер – вот что она имела в виду.
С каких это пор на похороны приходят не в черном?
– Бесстрашие на кухне влечет за собой бесстрашие в жизни, – утверждала Зотт.
Кто вообще предоставил ей слово для прощания? Фил? Какое хамство. И совсем неуместно, учитывая, что он, Уолтер Пайн, рискнул только один раз – когда взял ее на работу и тем самым приблизил свою безвременную кончину. Рискуйте, не бойтесь экспериментировать, давайте-давайте. Кто здесь умер?
Издали все еще доносился голос Элизабет в сопровождении непрерывного стука ножа. Затем, минут через десять, послышались заключительные слова:
– Дети, накрывайте на стол. Маме нужно немного побыть одной.
Иными словами, довольно о покойном Уолтере – вернемся ко мне.
Скорбящие с энтузиазмом аплодировали. Теперь не грех и по стаканчику пропустить.
Тем более что потом уже ничего интересного не происходило. К сожалению, воображаемая смерть оказалась очень похожа на его жизнь. Ему пришло в голову, что выражение «занудить до смерти» – это не пустые слова.
– Мистер Пайн?
– Уолтер?
Чья-то рука коснулась его плеча.
– Давайте я позову врача, – предложил первый голос.
– Пожалуй, – отозвался второй.
Он разлепил веки: рядом с ним стояли Зотт и Роза.
– У вас, кажется, был обморок, – сказала Зотт.
– Вы прямо на пол сползли, – добавила Роза.
– У вас пульс учащен, – определила Зотт, положив пальцы ему на запястье.
– Врача-то позвать? – вновь спросила Роза.
– Уолтер, ты голоден? Когда в последний раз ел?
– Я в полном порядке, – хрипло сказал Уолтер. – Ступайте.
Однако самочувствие у него было скверное.
– В обед он с тележки ничего не взял, – сообщила Роза. – И на ужин не выходил, мы бы заметили.
– Уолтер, – Элизабет взяла инициативу на себя, – отвези вот это домой. – Она сунула ему в руки объемную форму для выпечки. – Здесь запеканка со шпинатом, я только что приготовила. Поставишь форму в духовку на сорок минут при ста девяноста градусах. Ты справишься?
– Нет, – ответил он, садясь. – Не справлюсь. И вообще, Аманда терпеть не может шпинат, так что еще раз НЕТ.
Но потом, сообразив, что ведет себя как капризный ребенок, Уолтер повернулся к сотруднице, которая ведала прическами и макияжем (как бишь ее зовут?), и сказал:
– Извините за лишнее беспокойство, – и добавил какую-то мешанину звуков, способную сойти за любое имя, – но я прекрасно себя чувствую. Ну все, хорошего вам вечера.
Чтобы продемонстрировать свою бодрость, он встал с кресла и нетвердой походкой направился к себе в кабинет, где и сидел, пока не ушли непрошеные помощницы. Но, доковыляв до парковки, он увидел, что форма для выпечки стоит на капоте его автомобиля. «Запекать 40 минут при температуре 190 градусов», – гласила записка.
Он доехал до дому и только по причине усталости сунул проклятущую форму в духовку, а вскоре уже сел за ужин со своей дочерью.
Съев три кусочка, Аманда объявила, что ничего вкуснее в жизни не пробовала.
Глава 27
Все обо мне
Май 1960 года
– Мальчики и девочки, – говорила миссис Мадфорд, когда наступила весна, – мы с вами запускаем новый проект. Называется он «Все обо мне».
Мэд резко втянула воздух.
– Пусть каждый попросит свою маму заполнить вот эту схему. Называется она «родословное древо». Все, что мама напишет на этом древе, поможет вам больше узнать об одном очень важном человеке. Что же это за человек, кто может ответить? Подсказываю: ответ содержится в названии нашего нового проекта: «Все обо мне».
Подперев ладошками подбородки, дети неровным полукругом сидели на полу у ног миссис Мадфорд.
– Кто хочет предложить первую отгадку? – поторопила миссис Мадфорд. – Давай, Томми.
– Можно, пожалуйста, в тубзик?
– Можно выйти в туалет? Нет, нельзя. Уроки сейчас закончатся. Через несколько минут сходишь.
– Президент, – сказала Лина.
– Возможно, это президент? – поправила миссис Мадфорд. – Нет, Лина, ответ неправильный.
– Возможно, это Лесси? – решилась Аманда.
– Нет, Аманда. У нас не собачья конура, а родословное древо. Мы беседуем о людях.
– Люди – это животные, – сказала Мадлен.
– Ничего подобного, Мадлен. Люди – это род человеческий.
– А Мишка Йоги[21] – это, случайно, не он? – спросил кто-то еще.
– Возможно, это Мишка Йоги? – Миссис Мадфорд пришла в раздражение. – Конечно нет. В родословное древо медведи не включаются, а тем более телевизионные. Мы же люди!
– Но люди – это животные, – упорствовала Мадлен.
– Мадлен! – резко оборвала ее миссис Мадфорд. – Сколько можно?
– Чё, мы животные? – Томми вытаращился на Мадлен.
– НЕТ! МЫ НЕ ЖИВОТНЫЕ! – цыкнула миссис Мадфорд.
Но Томми уже засунул пальцы под мышки и начал скакать по классу, вопя, как шимпанзе: «И-И!» Половина приготовишек тут же последовала его примеру: «ИИУУ! ИИУУ!»
– ПРЕКРАТИ, ТОММИ! – взвизгнула миссис Мадфорд. – ВСЕМ ПРЕКРАТИТЬ, НЕ ТО ЖИВО К ДИРЕКТОРУ ОТПРАВЛЮ! УСПОКОИЛИСЬ ВСЕ НЕМЕДЛЕННО!
И резкость ее голоса вкупе с угрозами обращения в более высокую инстанцию вынудила детей занять свои места на полу.
– А ТЕПЕРЬ, – жестко сказала она, – как я уже говорила, вам предстоит узнать новые сведения об очень важном человеке. О ЧЕЛОВЕКЕ, – повторила она, испепеляя взглядом Мадлен. – Итак, кем же, возможно, окажется этот ЧЕЛОВЕК?
Никто не шелохнулся.
– КЕМ ОН ОКАЖЕТСЯ? – требовала она ответа.
Несколько учеников помотали головами.
– Ну ладно, дети: это же ВЫ и есть! – сердито выкрикнула она.
– Как? Почему? – слегка встревожилась Джуди. – Что я такого сделала?
– Не глупи, Джуди, – взмолилась миссис Мадфорд. – Ради всего святого!
– Моя мама говорит, что от нее эта школа больше ни цента не получит, – сообщил заскорузлый с виду мальчонка по имени Роджер.
– При чем тут вообще деньги, Роджер? – пронзительно выкрикнула миссис Мадфорд.
– А дайте
