На публику - Мюриэл Спарк

«То, чего добилась Аннабел Кристофер, — это chef d'oevre *{18}, но в то же время succes d'estime *{19}. И хотя ей не суждено стать звездой первой величины, в ней, несомненно, чувствуется манера, je ne sais quoi *{20}. Впрочем, роль оказалась не по плечу мисс Кристофер. При более удачном составе исполнителей фильм мог бы стать большим событием... не говоря уже о том, что интереснейший диалог погублен...»

Читая, Аннабел слышала голос мужа и за бесстрастным разбором кинокартины уловила горечь, что ее ничуть не удивило. «А почему бы мне и не играть на публику? — спросила она, откладывая рецензию Билли, которую нашла забавной и решила прочесть по телефону Голли Макинтош, как только та ей позвонит. — А почему бы мне и не играть на публику?» — повторила она.

Взглянув на мужа, она одобрительно подумала, что он прекрасно исполняет роль «мыслящего человека». В ее представлении слова «исполняет роль» означали «производит впечатление», а уж был ли он на самом деле мыслящим человеком или нет, для нее значения не имело. В его лице с резко очерченными скулами и запавшими глазами не оставалось ничего от былой актерской смазливости. Такой муж кинозвезды и в самом деле превосходно работал на публику.

Его серьезность действовала особенно неотразимо на совсем молоденьких девиц: юных актрис и начинающих звездочек. С иными из них он спал, а к одной длинноволосой, пухлой, как персик, красотке как раз сейчас не шутя подумывал и вовсе уйти.

Чуть ли не каждый месяц он собирался бросить Аннабел. Ее растущая привязанность льстила ему и в то же время его пугала, так как проявлялась в самой непочтительной форме, ставя под сомнение его серьезность. Как-то она сердито оборвала его, повторяя когда-то сказанные по ее адресу слова:

— Да перестань ты позировать!

— Позировать? — отозвался он. — По-твоему, все на свете делается напоказ, ведь ты себе не представляешь других побуждений.

Она ответила:

— Ты что, теперь уже не можешь вести себя по-людски?

— Ты хочешь сказать, по-человечески, — поправил он.

В конце концов Аннабел сообразила, что и его, пусть даже показная, серьезность работает на публику и что, подшучивая над мужем, она могла бы испортить его игру. Но к этому времени она уже была очень богата; привлекательная, исполненная достоинства поза «мыслящего человека» стала доступна Фредерику главным образом благодаря заработкам жены.

Ее это мало заботило, настолько мало, что муж был совершенно озадачен. Куда девались времена, когда она говорила: «Пора домой, нужно выспаться. Как-никак кормлю семью». Сейчас она упоминала о деньгах только нечаянно. Его приводила в ужас ее деловая сметка, чем же иначе объяснялось, что она смирилась с его иждивенчеством? Смекнула, что теперь может позволить себе такого мужа, и он перестал быть проблемой. Неужели Аннабел видит их отношения только в этом свете? Он был смущен, подавлен, иногда злился. Ведь неизвестно, что еще она придумает: не может же так продолжаться вечно. Но Аннабел ничего не предпринимала, изумляя его своим хладнокровием. А кроме того, Фредерик ревновал жену к мужчинам, которые возле нее вертелись.

И все же они, наверное, разошлись бы, если бы не ее бурный успех в новом фильме «Миневра прибывает на платформу 10», впервые запечатлевшем ее в представлении публики, как «Английскую Леди Тигрицу» и принесшем ей славу, которая продолжала расти в течение многих недель, поскольку сцены супружеской жизни Аннабел, щедро демонстрируемые с обложек и страниц популярнейших журналов мира, стали чем-то вроде продолжения фильма.

Во время съемок «Миневры» они снова жили в Риме. Автором сценария был на этот раз не Фредерик, хотя его фамилия попала в платежную ведомость, где он был обозначен как консультант. Эту уловку предприняли, чтобы уменьшить подоходный налог Аннабел, и Фредерик, конечно, никого не консультировал, зато обзавелся в Риме новыми друзьями.

Билли О'Брайен, последовавший за ними в Рим, тоже попытался подыскать себе на студии какую-нибудь работу. То он давал уроки постановки голоса студентам из Англии, изучавшим сценическое искусство, то преподавал английский язык актерам-итальянцам. Фредерик увлекся пресс-секретаршей Луиджи, миниатюрной итальянкой двадцати восьми лет по имени Франческа. Эта девушка, решив сделать карьеру, оставила семью и, уверенная в своих способностях, с нетерпением ждала возможности проявить себя. Случай представился, когда ей поручили Аннабел.

Фредерика пленял ее пыл неофитки, свойственный молодым итальянкам, которые, едва вырвавшись из-под гнета условностей, снимали (слыханное ли дело?) отдельные квартиры, заводили любовников и самозабвенно работали за грошовое жалованье. У Франчески все это сочеталось со сдержанностью воспитанницы католического монастыря и настолько глубоко укоренившимся культом мужчины, что даже котам она отдавала предпочтение перед кошками. Пресс-секретарем она была отличным.

Без малейших колебаний Франческа решила, что не стоит рисковать местом ради того, чтобы стать любовницей Фредерика; к тому же она смекнула своим шустрым умишком, что, лишь отказавшись от Фредерика, сможет осуществить самый блистательный вариант рекламы. Она превратила Аннабел и Фредерика в образцовую супружескую пару, безупречно сдержанную при свете дня и упивающуюся страстью под сенью ночи. Франческа досконально изучила итальянские журналы, то есть отлично знала, что, не представляя себе иного рода деятельности — и в этом и заключалась их сила, — они еженедельно с восторгом выплескивают на головы читателей, ужасая праведников и грешников, целые ушаты сенсаций из взбаламученного ими потока жизни. На ярких глянцевитых страничках воспевались страсти, достойные Гранд-Опера, столь же великолепные и столь же примитивные. Кинозвезда скрывает, что у нее есть ребенок (предпочтительно сын); оперная певица жалуется, что ее преследует жена тенора (заголовок: «Ассунта меня ревнует»); безотказно действует на публику развод кого-нибудь из членов королевской фамилии, а также трогательная история, где фигурирует материнская любовь, в особенности если в жертву приносится верный любовник. Черное злодейство, святая невинность — сложнейшие натуры, став мировыми знаменитостями, должны еще раз выступить в этих бесхитростных ролях.

Да, только страна, драматичная история которой взлелеяна на семи смертных грехах, способна с таким рвением посвятить себя этому расхожему виду искусства. Семь смертных грехов суть гордыня, сребролюбие, похоть, гнев, чревоугодие, зависть и лень. В то время, когда подготовлялся запуск Аннабел Кристофер на публику, и позднее не проходило недели, чтобы какой-нибудь из этих простых пороков не послужил основой очередной сенсации. Ибо, хотя праздничной процедуре запуска сопутствует оптимизм первого акта, она всегда таит в себе зачатки акта третьего, неотвратимых, роковых разоблачений. О добродетелях же, как водится, вспоминают только шутки ради, и лишь одна из них находит спрос — умение прощать; страницы журналов усеяны сценами прощения, причем особенным успехом пользуются незлопамятные матери и жены.

Именно отсюда, с этих страниц, и следует начинать. Если публика клюнет, сенсация будет распространяться. Ее подхватят во Франции и в Германии. Потом приглушенным шепотом и в более изысканном изложении переправят дальше на запад. Напрасно думают, что сенсации начинают свой путь в Америке. Там они завершают его, порядком притомившись в дороге. А рождаются они, юные, наивные, бездумные, в Италии, на родине сенсаций.

Аннабел взяла старт удачно. Мир журналистики единогласно признал, что Франческа, пресс-секретарь Луиджи, изобрела блестящий новый способ запуска кинозвезды и фильма. Во Франческу словно бес вселился, она упивалась успехом, и потеря Фредерика еще больше ее разжигала; девушка была готова на любые жертвы, только бы не возвращаться домой к родителям. Устранившись сама, она все теснее связывала Аннабел и Фредерика. Она и его вывела на страницы журналов. Отобрав из всех работавших на Луиджи фотографов одного, наименее обремененного какими-либо идеями, она поручила ему фотографировать супругов Кристофер, следуя только ее указаниям. Так Фредерик попал не только в текст, но и на иллюстрации. Франческа устраивала все интервью с журналистами, наблюдала за работой фоторепортеров. Она всегда была тут как тут. Даже сама писала (наверное, глубокой ночью) некоторые статьи. Она поставляла информацию журналистам и так ловко сварганила для публики чету «Аннабел Кристофер с супругом», что Луиджи был в восхищении, которого, впрочем, старался не обнаруживать, чтобы Франческа о себе не возомнила.

Ничего этого Фредерик почти не замечал. Он был все так же очарован Франческой, а заодно пленился ее толстенькой сестрой, выполнявшей какую-то неведомую работу в конторе при киностудии, а также стройным белокурым братцем, который по целым дням околачивался в павильоне, ожидая, пока неугомонная Франческа не раздобудет ему роль в каком-нибудь фильме. На студии царила семейная атмосфера. Кроме Франчески, там работало много других, формально расставшихся с семьями молодых итальянок, и ни одной из них не приходило в голову, что, обретя хваленую независимость, не следовало бы тащить за собой в новую жизнь кузенов, братьев и сестриц и подыскивать для них местечки.