Четверги с прокурором - Герберт Розендорфер

Вследствие неспокойной обстановки и не в последнюю очередь трагического происшествия к стадиону были стянуты значительные силы полиции. У каждого входа расставили полицейские машины и посты. Старший представитель отдела по расследованию убийств опросил по радио всех: выяснилось, что никто не покинул стадион, за исключением пострадавшего, которого унесли на носилках санитары. Он якобы скончался от сердечного приступа на почве сильного волнения. Оттого, что гол забила не обожествляемая им команда, а ее противники. Его фамилия и фамилии санитаров, оказывавших ему помощь, впоследствии были уточнены, но и это вряд ли могло быть полезным следствию.

– Значит, убийца все еще на стадионе, – констатировал старший представитель отдела по расследованию убийств.

– Мы, конечно, можем проверить тех немногих, кто будет покидать стадион до завершения матча, – размышлял вслух мой шеф, – но мне представляется совершенно неосуществимым проверить всех остальных после игры, тем более что такой людской поток опасен сам по себе. Шутка сказать, десятки тысяч людей!

– Таким образом, для раскрытия преступления по горячим следам остается не больше часа, потому что именно столько остается до конца матча.

– Телевизионщики наверняка засняли эту сцену, – сказал генеральный прокурор.

Добиться взаимопонимания у представителей телевидения труда не составило, и уже вскоре нам показали фрагмент: толпа сносит ограждение и бежит как раз к тому участку поля, где распласталось нечетко заснятое неподвижное тело. Тут же возникают санитары – генеральный прокурор просит остановить, отмотать ленту назад и проиграть снова…

– Матч необходимо немедленно прервать, – сказал генеральный прокурор после краткого совещания главному из спортивных функционеров, строительному магнату; впоследствии в его некрологе стояло следующее: «Футбол был его жизнью».

Я тогда еще подумал: только ли футбол? Наверняка в его жизни было нечто кроме футбола, но это уже другая история. Потому что скоропостижная смерть избавила его от заслуженного наказания за мошенничество и подкуп должностных лиц.

Но вернемся к матчу. Самый главный спортивный функционер досадовал. Как так взять да прервать игру? Речь идет о кубке! А может, кто-нибудь из-за этого не забьет решающий гол! Впрочем, пара фраз решительно настроенного генерального прокурора, и он вынужден был уступить.

Матч прервали. Диктор ввел болельщиков в курс дела: произошло убийство. Убийца среди нас. Он не мог покинуть стадион. Поэтому необходимо установить его личность. Полиция обращается ко всем с убедительной просьбой подготовить документы, удостоверяющие личность, к проверке, соблюдать порядок. Объявление завершала следующая фраза, я помню ее дословно: «Убийцей может быть и сидящий рядом с вами. Обо всех случаях подозрительного поведения просим немедленно сообщать полиции, сейчас важна каждая мелочь».

Зрителей проинформировали, матч продолжился, а мы тем временем изучали полученные от телевизионщиков кадры.

– Но вы же сами говорили! – недоумевал главный спортивный функционер, правда, несколько успокоившийся – матч продолжился, – с заплывшей жиром физиономией, такой розовой, словно попочка новорожденного. – Вы же сами говорили, что невозможно проверить такое количество людей!

– А мы и не собираемся никого проверять. Наше дело – убедить в этом убийцу, и это наш единственный шанс задержать его.

– Что вы имеете в виду? О каком единственном шансе говорите? – не отставал толстяк.

– Наша задача – заставить преступника нервничать. И вот мой шеф вместе с этим толстяком еще раз объявили на весь стадион, что каждый, кто пожелает покинуть стадион до конца матча, будет задержан для установления личности.

Между тем выяснилось, что инцидент был заснят и двумя другими камерами, и нам показали и эти кадры. На первой группе кадров ничего нового мы не обнаружили, а вот другая последовательность кадров, снятых, кстати, под иным углом, запечатлела двух мужчин, одетых в черное, и оба выделялись среди остальной публики. Оба бежали с толпой, но было заметно, что один из них явно пытается догнать другого.

Был ли он убийцей?

На этом земельный прокурор оставил свою аудиторию в неведении до следующего четверга, и все перешли в музыкальную гостиную. Я снова уютно устроилась на подоконнике и стала созерцать в окно усыпанное звездами небо, наслаждаясь теплом от батареи центрального отопления.

«Венерина гора» [18] – понятие известное, а вот о «Башне Венеры» никто толком ничего не знает. А мне между тем доводилось о ней слышать, вот только не помню точно где. Интересно, а заинтересует ли моя «Башня Венеры», произведение сложное, глубокомысленное, если не сказать перегруженное мыслями и идеями, поэтов? Мастеров рифмы? Может, его даже прочтет какая-нибудь поэтесса. Я имею в виду эту поэтессу. Рыжеволосую даму с чуть вытянутой головой. Она рыжеволосая от природы, не из этих перекрашенных. Будучи кошкой, имеющей тоже рыжего от природы брата, я спец по части рыжины, поэтому меня не так-то легко обвести вокруг пальца, хоть я и не различаю ни зеленого, ни красного цветов. Эта поэтесса рыжая и к тому же такая бледненькая, а когда говорит, того и гляди хлопнется в обморок. Она еще совсем молоденькая. Но пишет стихи, наполненные такой глубочайшей меланхолией, что, читая их, просто увядаешь. Она, эта поэтесса, носит драповое ворсистое пальто, темно-серое, точно мешок для мусора, судя по вшитой в подкладку этикетке, от самого престижного модельера и доходящее ей почти до пят. Она не столько носит его, сколько таскает за собой. И вообще создается впечатление, что меланхолия настолько лишила ее сил, что она едва передвигает ноги. И как только у нее хватает сил удерживать в руках шариковую ручку! Ее донимают демоны отвращения к миру.

И эта особа читает мою книгу?

О, поэтесса! Когда ты стоишь у окна, кажется, что ты пронизана лучами закатного солнца. Утренней зари ты не видишь, ибо ночь напролет заклинаешь темные силы и счастлива без меры, если к четырем тебе удается сомкнуть глаза. Тут уж не до созерцаний утренних зорь. Остается черпать вдохновение во время закатов. Иногда на тебя находят пароксизмы поэтичности, ты хватаешься за перо и катаешь очередной свой стихотворный опус, которого ждет не дождется мир. Изливаешь меланхолию на страницы, пока она, вспенившись, не станет из них изливаться, грозя увлечь тебя в непроглядный мрак хандры. Сколько раз ты умирала! Собственно, умирать – твое излюбленное занятие, твое естественное состояние, посему и жизнь твоя – лишь блеклая тень настоящей жизни, тускла, бескровна и едва отличима от смерти.

Кстати, о тенях: а разве ты, такая прозрачная, отбрасываешь тень? Не отбрасываешь. Твоя тень – отмеченные вселенской скорбью стихи. И ты не опускаешься на софу, а погружаешься в нее, читаешь мою книгу – нет, ее ты читать не станешь, написанную таким языком книгу не станешь. Ты вообще ничего не читаешь, разве что гранки своих же книг.

Горе тому, кто заметит твои упорство и выносливость.

Они там, в гостиной, музицируют, полноты картины ради упомяну и об этом, исполняется квинтет для смычковых инструментов, якобы таящий в себе неожиданности, поскольку один из пассажей являет собой памятник, уже столько простоявший на постаменте, что его перестали замечать, в данном случае уместнее сказать – стали пропускать мимо ушей. Интересно, а сумеют ли те пятеро отыскать памятнику новое место, чтобы его вновь заметили?

Двадцать девятый четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он завершает рассказ об «Убийстве на глазах 70 000 свидетелей»

– После перерыва, – продолжал свой рассказ земельный прокурор, – и краткого совещания моего шефа со старшим представителем отдела по расследованию убийств объявление по громкоговорителю повторили, присовокупив и многозначительную фразу примерно следующего содержания: «Всем следует еще пристальнее приглядеться к окружающим. Есть уже круг подозреваемых, есть и следы».

Беспардонная ложь, разумеется, принимая во внимание то, чем мы располагали, – не очень качественной видеозаписью, запечатлевшей двух одетых в черное мужчин. Опросили постовых у выходов со стадиона: нет, никто не покидал стадион в перерыве. Никто-никто? Так точно, никто.

Обстановка в особой комнате, расположенной за трибуной для почетных гостей, становилась все нервознее. И хотя в большинстве своем функционеры от спорта предпочли наблюдать за происходившим на футбольном поле, двое или трое из них, осознав важность ситуации, оставались с нами, продолжая вглядываться в кадры видеозаписи, пытались помочь советом. Предложение старшего представителя отдела по расследованию убийств поначалу натолкнулось на энергичные возражения функционеров. Даже самые сознательные и те вдруг забеспокоились – что, мол, будет с матчем… Можно подумать, что это играло сколько-нибудь важную роль. Старший представитель отдела по расследованию убийств: