Ключ из жёлтого металла - Макс Фрай

В таких непростых условиях радоваться я не умею, только сердиться. Зато очень, очень сильно. Хотя виду не подаю, конечно.

— Надо подумать, — сказал я. — Отказываться не хочу, обещать не могу. Я сейчас плохо соображаю: почти не спал, подскочил на рассвете, много бегал, а теперь еще и объелся. Пойду, пожалуй, в отель, пока еще ноги держат. Давайте созвонимся завтра утром. У Мити есть мой номер. Доброй ночи.

Положил деньги на стойку и был таков, эти трое не то что сказать, подумать толком ничего не успели, только выдохнули мне вслед растерянным хором «Доброй ночи». Вежливые, черти.

Я был чертовски горд собой. Во-первых, у меня есть прекрасное правило: если происходящее перестает нравиться, надо немедленно уходить. Легко сказать, но чертовски трудно осуществить, и всякий раз, когда мне это удается, я мысленно ставлю себе жирную, лоснящуюся «пятерку». А во-вторых, самодовольно думал я, пусть знают, с кем связались. Мое дело — честно продемонстрировать будущим попутчикам свой вздорный нрав, переменчивое настроение и общую ненадежность, пусть не жалуются потом, что им впарили кота в мешке. А если не передумают, позвонят завтра, тогда, пожалуй, соглашусь. Маршрут меня более чем устраивает, от Дюссельдорфа до Хагена чуть больше часа электричкой, это я выяснил.

Самодовольство мое несколько поутихло после того, как, пройдя метров триста по незнакомой улице и слегка остудив на ледяном ветру разгоряченную двойной порцией джин-тоника голову, я наконец осознал, что понятия не имею, где нахожусь, и даже приблизительно не представляю, в какую сторону идти. И что теперь со мной, болваном, станется? Неведомо.

Ладно, подумал я, не возвращаться же. Пойду куда глаза глядят, первый же встречный наверняка покажет мне, где Нерудова, а может, и сам туда как-то выскочу, теоретически, она тут где-то рядом, пешком же все время шли.

Четверть часа спустя я начал сомневаться в разумности своего решения. Не думал, что можно вот так, ни с того ни с сего, оказаться самым одиноким человеком в мире, которому даже прохожие навстречу попадаться не желают, — и не в каком-нибудь ПГТ Металлострой, а в центре одной из европейских столиц, и не под утро, а за несколько минут до полуночи. Бред собачий. Так не бывает. Впору усомниться — да не заснул ли я прямо за барной стойкой? Весь день сегодня отрубаюсь не по делу, в самых неподходящих для этого позициях, вон утром даже на ходу умудрился, всю прогулку проспал.

Однако, похоже, я все-таки бодрствовал. Во сне может случиться все что угодно, но так холодно не бывает. Если бы я настолько замерз, непременно проснулся бы хоть на пару секунд, чтобы выругаться и натянуть на себя одеяло.

А вот поэтому, подумал я, и на улице нет никого. Когда апрельской ночью температура падает до нуля, нормальные люди из дома нос не высунут, только неприкаянные заезжие придурки вроде меня бродят по городу в поисках утраченного отеля, тоже мне Девочка-со-спичками, тьфу.

И вовсе не Девочка-со-спичками, а Мужик-с-зажигалкой, примирительно сказал мой внутренний голос. А зажигалка, вкрадчиво добавил он, дает тебе возможность закурить буквально в любую секунду, и это величайшее благо. Прекращай ныть.

Я внял совету, закурил, в свете зажигалки увидел название улицы, по которой шел: «Рудова». Если учесть, что мне требовалась Нерудова, это была не худшая шутка Небесной Канцелярии, сотрудники которой, я это не раз замечал, коротают рабочее время, вовсю прикалываясь над своими подопечными.

— Ну вот, а ты говорил, никого не встретим.

Женский голос звучал у меня за спиной, я обернулся и увидел стремительно приближающуюся ко мне пару юных существ неопределенного пола, этакие карандашики — оба высокие, тонкие, в узких джинсах, куцых курточках и одинаковых островерхих шапочках. Впрочем, один карандашик определенно был девочкой, обладательницей звонкого голоса. Она перешла на чешский и теперь что-то бойко мне говорила, размахивая руками для пущей убедительности. Я скорее догадался, чем понял, что эти двое очень хотят курить, протянул им портсигар и сказал:

— По-русски я понимаю гораздо лучше, чем по-чешски.

— Bay! — хором возликовала парочка.

Второй карандашик оказался бледным юношей, с низким, очень густым голосом, совершенно не вяжущимся с его хрупким сложением.

— Арсений не купил сигарет, — доверительно, как старому знакомому, пожаловалась девочка. — И я не купила сигарет. Обычно мы становимся идиотами по очереди, это очень удобно. Но уж когда оба сразу — всему конец, жизнь рушится, и мы внезапно оказываемся ночью на улице. Тут даже до ближайшего бара идти и идти. Но теперь нам ничего не страшно, дойдем.

— О, — обрадовался я, — так вы не туристы, местные жители? Тогда вы наверняка знаете, в какой стороне улица Нерудова. И не станете утаивать от озябшего путника эту ценную информацию.

— Нерудова там, — девочка неопределенно махнула рукой куда-то вбок. — Мы вас проводим немного, все равно нам в ту сторону.

Она чиркнула зажигалкой, чтобы прикурить, пламя высветило ее лицо и ровно подстриженную челку. Челка была выкрашена в два ярких цвета, желтый и зеленый; только теперь я заметил, что из-под шапочки выбиваются синие, красные и фиолетовые пряди, и застыл как громом пораженный. Это была моя утренняя незнакомка с радужной головой, та самая, которая рисовала на тротуаре за собором Святого Вита и обещала присвоить мой свитер. Сейчас я во всех подробностях вспомнил этот эпизод и недоумевал: как можно было забыть такое происшествие? Что со мной случилось? Мне и сны-то в большинстве случаев удается не забывать, а девицу с радужной головой я видел наяву… вроде бы.

— А где ваша собака? — спросил я.

Парочка настороженно переглянулась.

— Какая собака? — наконец спросила обладательница радужной головы.

— Ну как. Ваша. Большая, черная, кудлатая, похожа на королевского пуделя, только нестриженая.

— Терпеть не могу, когда их стригут, — внезапно вмешался молодой человек. — Оставляют только гриву и манжеты эти дурацкие, кошмарное зрелище.

Я сочувственно кивнул. Зрелище и правда нелепое.

— С моей собакой все в порядке, — наконец сказала радужная. — Только я не понимаю, где и когда вы меня с ней могли видеть. Собака, она… Короче, с ней всегда Арсений гуляет. У меня времени нет.

— Но сегодня утром, примерно в половине десятого, возле собора Святого Вита…

— Ай, даже вот так! — Моя собеседница по-детски хихикнула, прикрыв рот посиневшим от холода кулачком, но тут же снова стала серьезной. — Тогда все в порядке. В половине десятого мы оба еще спали, а значит, я могла быть где угодно, с собакой или без.

— Ну вот все и разъяснилось, — я вложил в свою реплику весь запас неизрасходованного с начала года сарказма, но эти двое и бровью не повели.