Без очереди в рай - Вежина Диана

Ужо. Но проверять не стану. Вместо (равно: в качестве) ответа я положила на «торпеду» сторублевую купюру. На самом деле, могла бы обойтись полтинником, но доброхотов нужно поощрять. Хотя бы так, потому что никакие другие премиальные «кстати Алексею» не светили. Мне тоже в чем-то жаль.

— Спасибо. Остановите здесь.

Водитель покосился на купюру:

— В общем-то не так чтоб обязательно… — Но деньги взял. — Так по части завтрашнего ужина? — переспросил он, остановив машину у поребрика.

Никак. Ни завтра, никогда.

— Не в этой жизни.

Не в следующей тоже. Но нельзя же человека совсем лишать надежды, правильно?

И то.

Дверцу за собой я закрыла вежливо.

Тоже, в общем-то, всего лишь эпизод. Разве нет?

Замечу в скобках: интересно, с чего мне померещилось, будто «кстати Алексей» похож на мафиози? На отставника он, правда, тоже не похож. Скорее — на бойкого когда-то, а теперь отяжелевшего, выходящего в тираж газетира среднего пошиба, чтобы не сказать — серийного пошива. Ассоциация с корреспондентом по меньшей мере странная, но знай бы я тогда, что этот мой «киношный мафиози», который не похож на мафиози, хотя для простоты пусть будет мафиози, — итак, если бы я знала, что этот вроде бы случайный человек не далее как сегодня днем побывал в милиции, где, в самом деле назвавшись журналистом, настойчиво пытался раздобыть информацию о деле «маньяка-старухоубийцы» и о небезызвестной вам гражданке Кейн, то…

Впрочем же — и что? Ну, вполне возможно, в этом случае я бы всё же потрудилась обратить внимание на пару пустяков, для вас, я полагаю, очевидных. Разумеется: во-первых, я представилась как Яна, а «кстати Алексей», который, не исключено, совсем не Алексей, назвал меня Дайаной. Во-вторых, конечно, доктор — человек продвинутый, но я не говорила, что кручусь на «скорой помощи» именно врачом, а по внешности меня за доктора не примешь — свежа не по годам. Ага, к тому же иногда и мозги цыплячьи, однако даже ими было бы грешно не сообразить, что как-то это всё отнюдь не просто кстати…

Догадлива ты, м-мать!

Глава 11

Даже не глава, а скорее — главка, вдогонку предыдущей: не сложилось у меня на одном дыхании. Если кто-то — справедливо впрочем, — полагает, что с изложением я подзатянула, то каково мне было наяву? Ну сами чуть подумайте. Логично, вот и я к тому, что пятница, тринадцатое — оно тринадцатое, пятница и есть, а тем паче в ночь на полнолуние.

Мало мне всё было!

Тишина в квартире показалась гулкой, неподвижной, словно бы оцепеневшей, неживой — кафельной какой-то, как в покойницкой. Издержки подсознания: похоже, на фоне всех своих сегодняшних нервотрепок и перипетий я окончательно настроилась на самый крайний лад. Или же не просто подсознания?

Не приведи господь…

Свет в комнате горел. Укрывшись поверх одежды пледом, Елизавета Федоровна лежала на тахте, без движения, почудилась сначала — в забытьи, но веки вроде дрогнули. С порога было видно — старушке приплохело основательно: лицо осунулось, кожа даже не побелела — посерела, глаза запали. Краше в гроб кладут…

(Опять же — не дай бог! не к слову было сказано.)

— Тетя Лиза?!

Старушка шевельнулась, чуть приподнялась:

— Ох, Яночка… — голова ее бессильно опустилась на подушку, — что-то мне сегодня совсем нехорошо, — смазывая окончания, но в целом достаточно разборчиво произнесла она. — Ох, внучка, извини, язык едва шевелится…

— Всё в порядке, тетя Лиза, всё будет хорошо, лежите. — Я присела рядышком. — Так… — Не скажу, что сразу же, с полуоборота, но «неотложные» рефлексы заработали: — Что вас беспокоит? Если трудно, не нужно говорить, моргните просто: слабость? голова болит? Нет? Кружится? Тошнит? Я поняла. Так, боли в животе? Нет? Замечательно. А за грудиной? очень хорошо. Дышать не больно? Одышка? Поняла. Рукой пошевелите… теперь другой… язык покажем… порядок, я сейчас.

Я сбегала к себе за тонометром и фонендоскопом. Привычно, как на работе по двадцать раз на дню, наложила на руку манжету, измерила давление. Сдается мне, за двести… так и есть: двести сорок на сто восемьдесят. Так…

— Ты ведь, Яна, у меня одна. Лерочка еще, но она — другое, — неожиданно произнесла старушка. — Одна ты у меня. Я и завещание на тебя оформила… успела, — тетя Лиза насилу улыбнулась, — теперь спокойнее. Всё тебе достанется.

Угу. Что тут скажешь? Всё равно соврешь. К тому же я так, в общем-то, и думала.

— Потом об этом, тетя Лиза, не сейчас. Успеется еще, поверьте на слово. Не до завещания пока…

Мне, во всяком случае. Итак, что мы имеем? Общую хреновость, разумеется, одышку, головокружение, тошноту, кожные покровы цвета э-э… кладбищенской земли; реакция зрачков на тот свет резко положительная. Н-да. Не к месту, но шучу — профессия такая.

А ежели серьезно, то всё это, конечно, не смешно, но не так чтоб страшно. Болей, обычно свойственных инфаркту, нет — уже спокойнее; рефлексы в общем не нарушены, а стало быть — инсульт мы исключаем; желудочное или же какое-то другое внутреннее кровотечение с таким давлением мягко говоря не совмещается; сухой остаток — вульгарный гиперкриз. Естественно, возможны варианты, включая экзотические, но…

Но именно что но. Вульгарный-то он, может быть, вульгарный, сиречь обыкновенный, однако же лечить его надобно всерьез. И чем скорей, тем лучше.

— Гиперкриз у вас, Елизавета Федоровна. — Что. в общем-то, понятно: поволновалась давеча (из-за меня, заметим), полнолуние опять-таки… Итак: «Неотложную» бы надо, — заключила я.

Типа заикнулась, называется.

— Яночка… — в голосе соседки заметно звучала укоризна, — ну зачем, скажи на милость, «неотложная», если у меня свой доктор есть? Уж полечи старуху! Сколько ты намерила?

— Двести сорок на сто восемьдесят. В два с лишним раза против вашей нормы. Но…

А собственно, что — но?

— Ничего, бывало хуже, — не по состоянию живо сказала тетя Лиза. — Яна, не капризничай! Не узнаю тебя. Ну что, скажи мне, может «неотложная» из того, что ты не в состоянии? А?

— Для начала, снять кардиограмму… — Как, впрочем, для конца, бишь разве только для очистки совести, подумала я было про себя, но тетя Лиза словно бы услышала:

— Да и то лишь для того, чтоб подстраховаться, разве нет? Справишься сама, не в первый раз. — Спасибо, успокоила. Не в первый, да, вот только б не в последний. Ох… — А может, отлежусь, само пройдет, как ты считаешь? — продолжила старушка. — Мне вроде бы уже полегче стало. Или это — как вы называете — эффект присутствия врача?

Угу. Синдром халата. Белого. Визит-эффект иначе.

— Где-то как-то так… — И что-то типа вроде. Хуже нет — лечить своих, особенно — продвинутых. Ну что ж: — Вы правы, тетя Лиза, — улыбнулась я. — Сейчас всё сделаем. Потерпите, я пока лекарства поищу. Потом лечиться будем.

Я вышла.

Разумеется, Елизавета Федоровна была кругом права. Ну, не кругом, допустим, а по-своему, но всё равно права. Бывало с ней такое — не хуже, но случалось пару раз, и до сих пор я как-никак справлялась. Не сказать, что дома я — сапожник без сапог: лекарства для такой оказии имеются, не ах, но кое-что, других нам и не надобно. Так что дергать «неотложную» бессмысленно, причем вдвойне. Во-первых, в данной ситуации никакая «неотложка» больше моего действительно не сделает, а во-вторых, что мои, что местные в лучшем случае доедут через час. Ага, и посмотрят косо; к тому же местным я не слишком доверяю — возможно, что несправедливо, но…

Вот именно, опять-таки, что но. Всякий лекарь сразу подтвердит: своих лечить замаешься. Оценка состояния — и та зачастую не слишком адекватна: эмоции мешают. Со своими как: то буквально пустяка пугаешься и видишь хэ зэ что, то, наоборот, пропускаешь нечто действительно серьезное, хуже нет — уже непоправимое. А пропускаешь обычно потому, что боишься, стало быть — не хочешь, а значит — на подкорке запрещаешь себе видеть даже очевидное. Издержки подсознания, опять же… опять-таки — но толку что с того.