Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938–1945 - Сабуро Сакаи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ненадолго воцарилась тишина. За это время я смог оценить поступок людей, проехавших более 500 миль от своего дома в Токусиме лишь для того, чтобы поприветствовать и подбодрить меня. Я вел себя бестактно, поэтому от всей души поблагодарил их за беспокойство и огромную доброту.
В ответ на мою благодарность Фудзико покачала головой. Ее явно насторожил мой официальный тон. Она попыталась что-то сказать, но не смогла и прижалась к отцу, воскликнув: «Папа!» Ее широко открытые глаза умоляюще смотрели на меня.
Профессор Ниори печально покачал головой и откашлялся.
– Как вы думаете, когда вы получите новое назначение? – спросил он. Он пристально смотрел на меня. – Полагаю, нам пора поторопиться со свадьбой… если вы, конечно, ничего не имеете против, Сабуро-сан!
– Ч… что? – вырвалось у меня. Я не мог поверить услышанному. Приготовления к свадьбе! Голова у меня шла кругом. – Я… я, кажется, вас не совсем правильно понял.
– Простите меня, Сабуро-сан, – ответил он. – Я понимаю, что очень неуклюже изложил все это. Позвольте мне выразиться иначе. – Пожилой профессор поднялся с места и торжественно произнес: – Сабуро-сан, согласны ли вы, чтобы моя дочь Фудзико стала вашей невестой? Мы приложили огромные усилия для воспитания ее порядочной женщиной и научили всему необходимому. Я был бы счастлив, если бы вы приняли мое предложение. Для меня большая честь стать вашим тестем.
Я не мог вымолвить ни слова. Его слова были подобны звону колоколов с небес.
Фудзико посмотрела в мои широко раскрытые глаза и, покраснев, опустила голову.
Я отвел от нее взгляд и уставился в стену. Наконец способность говорить вернулась ко мне. Но голос мой был едва слышен, слова душили меня. Я выдавливал их из себя. Я ненавидел себя за это, но другого выхода у меня не было.
– Профессор Ниори. Я… для меня огромная честь услышать ваши слова. Это настоящее счастье. Но… – я осекся, едва сдерживая слезы, – я… я не могу. Я не могу принять ваше предложение.
Наконец-то. Я произнес то, что должен был произнести.
– Что? – В его голосе слышались скептические нотки. – Вы… вы уже с кем-то помолвлены?
– Нет! Нет, что вы! О чем вы подумали? Умоляю вас! Я должен отклонить ваше предложение совсем по другой причине. Профессор Ниори, я не могу сказать «да»! Это невозможно! Посмотрите на меня, посмотрите! Я не достоин Фудзико-сан. Посмотрите на мои глаза! – воскликнул я. – Я же полуслепой.
Он облегченно вздохнул:
– Будет вам! Сабуро-сан, вы без всякой необходимости принижаете себя. Не клевещите на себя лишь потому, что получили ранения. Ваши раны почетны, они ничуть не умаляют ваших заслуг. Разве вы не понимаете, кто вы? Вся Япония гордится вами. Разве вы не отдаете себе отчет в том, что вы национальный герой?
– Профессор Ниори, вы не понимаете! Я сообщаю вам правду, которую вы сами не сможете узнать, – упорствовал я. – Я не заслуживаю снисхождения. Герои появляются и исчезают. И я не герой! Я – летчик, который не может летать. Я полуслепой калека. Какой от меня толк сейчас? Герой! В нашей стране один человек не может быть героем.
Профессор помолчал.
– Возможно, я не точно выразился, Сабуро-сан, – сказал он. – Но вы должны понять, что в данном случае решение принималось отнюдь не второпях. Нам с женой вы понравились после первой же встречи. Мне понятны ваши чувства, но и вы должны понять кое-что. Я и моя жена верим, что вы единственный человек, который способен сделать Фудзико счастливой. Мы верим и надеемся, что наша дочь сможет и вас сделать счастливым.
Я чувствовал, как сердце мое разрывается. Неужели этот достойный человек не понимает, что я пытаюсь донести до его разума?
– Как можно судить о человеке после всего одной встречи? – воскликнул я. – Как можно принимать столь важное решение, почти ничего обо мне не зная? Вся жизнь Фудзико, ее счастье зависит лишь от того, что я понравился вам. Я не понимаю вашего поступка, хотя большей чести меня никто не удостаивал. – Я развел руками. – Наверняка существуют молодые люди, которые стали бы более достойными спутниками жизни для Фудзико, чем я! Их тысячи, они образованны, у них большое будущее. Что я могу предложить вашей дочери, профессор Ниори? Что я могу ей дать? Прошу вас, посмотрите на меня иначе! Посмотрите на меня! Что ждет человека в моем положении в будущем?
Фудзико перестала быть молчаливой слушательницей. Он вскинула голову и пристально посмотрела на меня.
– Вы ошибаетесь, Сабуро-сан, – тихо произнесла она. – Как вы ошибаетесь! Вас слишком волнует ваш глаз. А для меня не имеет значения, полуслепой вы или нет. В браке мы станем одним целым. В жизни вас ожидает все то же самое, что и других мужчин. Если будет необходимо, Сабуро-сан, я смогу помочь. И я хочу выйти замуж за вас вовсе не ради ваших глаз!
– Вы ошибаетесь, Фудзико-сан, – ответил я. – Я знаю, что вы храбрая и все то, что вы говорите о себе, – правда. Но сейчас вы говорите это из жалости. Нельзя, чтобы вся ваша жизнь зависела от сиюминутных эмоций.
– Нет, нет и нет, – покачивая головой, повторила она. – Почему вы не хотите меня понять? Это вовсе не сиюминутная жалость. Я много раз представляла себе эту нашу встречу. Я знаю то, о чем говорю!
Продолжать этот разговор не имело смысла. Я боялся, что в любой момент могу выйти из себя.
– Профессор Ниори, Фудзико-сан, – как можно более властно произнес я, – я вовсе не хочу унизить вас. Торг здесь неуместен. Повторяю, вы удостоили меня сегодня великой чести. Но я не могу принять вашего предложения. Я не могу позволить эмоциям возобладать над разумом. Я был и остаюсь гордым человеком. Я не могу жениться на Фудзико. Я не заслуживаю чести жениться на девушке, которой я не достоин. Вот почему я должен ответить отказом. Я не могу так с ней поступить.
Я больше не слушал профессора. Он упрашивал меня, но я твердо стоял на своем. Вскоре Фудзико не выдержала, она упала на грудь отца и разрыдалась. Я был готов убить себя за доставленные ей муки. Но я твердо знал, что поступаю правильно, делаю это для ее же блага. Замужество на какое-то время могло сделать ее счастливой, но потом Фудзико стала бы страдать.
Спустя час они покинули больничную палату.
Не знаю сколько времени я просидел, глядя на дверь. Потом я без сил рухнул на кровать, чувствуя себя беспомощным. Прошедший час стал худшим в моей жизни. Но что я мог поделать? Тысячу раз я задавал себе этот вопрос. И тысячу раз находил один и тот же ответ. Я не мог поступить иначе, хотя от этого мне было не легче. Я отверг одну из самых прекрасных девушек, встречавшихся на моем пути.
Через два дня меня, как обычно, пришла навестить Хацуо. Она не улыбнулась, здороваясь со мной, и не потрудилась скрыть своего недовольства.
– Как ты мог так поступить, Сабуро? – присев у моей кровати, спросила она. – Как ты мог так обидеть Фудзико?
Хацуо рассказала мне, как горько рыдала Фудзико у нее дома после посещения госпиталя. Профессор Ниори умолял моего дядю и Хацуо сделать все возможное, чтобы заставить меня передумать.
Взгляд Хацуо оживился.
– Они говорят, что ты, возможно, вел себя так потому, что их слова обидели тебя. Мы с отцом очень хорошо знаем их семью. Они замечательные люди. Почему ты так поступил?
– Хацуо, пожалуйста, постарайся меня понять, – взмолился я. – В детстве мы несколько лет прожили вместе, и ты должна хорошо меня знать. Пусть мне очень горько от того, что мне пришлось сказать, но я не жалею о своем решении. Я уверен, что действовал ради блага Фудзико, ради ее же счастья.
Она не согласилась со мной:
– Они сказали, что ты отказался из-за своих ранений.
– Ты должна понимать, что это не так. Это – лишь одна из причин. Я проникся глубоким чувством к Фудзико с первой нашей встречи. Мои чувства к ней не охладели и сегодня. Все долгие месяцы в Лаэ и Рабауле Фудзико была для меня единственной женщиной. Разве ты тоже не понимаешь меня? Я отказал, потому что на самом деле люблю ее.
– Ты сам себе противоречишь, Сабуро.
– Тогда послушай меня. Все те трудные месяцы, что я находился на фронте, я не переставал думать о Фудзико. Я хотел, чтобы она гордилась мной, и преуспел в этом. Возможно, мне не стоит обсуждать это с тобой, Хацуо, но я должен быть откровенным. Рабаул был одной из крупнейших военных баз, и там находилось более десяти тысяч японских военнослужащих. Вдобавок кроме нас там была расквартирована целая армейская дивизия. Как ты думаешь, что делают мужчины, находясь вдали от дома и от женщин? В Рабауле, как и здесь, в Йокосуке, есть бордели! Во время отпуска в Рабауле многие летчики не вылезали оттуда. Не все, конечно, но многие. Сам я никогда не делал этого. Мне не позволяла гордость. Я хотел сохранить чистоту и, когда придет день, с легким сердцем попросить руки Фудзико. До ранения я мог прийти к ней как великий ас, бесстрашный летчик, достойный ее мужчина. Но теперь? Нет! – произнес я. – Я не хочу, чтобы меня жалели! Неужели ты думаешь, мне было бы легко выносить, если бы Фудзико жалела меня? Никогда! Теперь ты понимаешь меня?