Перелом (СИ) - Вадим Львов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Василий Сухарев, в прошлом лейтенант Литовского гренадерского полка — сейчас увечный воин, в глубоком тылу на амбулаторном лечении после тяжелого ранения и контузии, помотал головой пытаясь справится с заиканием после контузии…
— Се…се…сер… виз…чайный… На две… две…двенадцать персон… саксонского фарфора- ты покупал…? У же…же….же…нщины, неделю назад… За тысячу рублей…?
Детина по кличке Короед, молча усмехнулся, а его подручный, длиннорукий, сухой брюнет с визгливым тенором и дергающимся глазом, по крысиному ощерился…
— Ты солдатик, говорить с людьми научись… а то подходишь, без уважения. Гавкаешь, как псина, на честных людей…Чай не в окопах, солдатик…
— К…кто…п…п…псина…сука⁉ Резко толкнул Сухарев, визгливого рукой в грудь…
— Вы, господин офицер, не озоруйте! Сменив тон, сообщил Короед…Здесь, рекрутов нетути… Вы претензии свои озвучьте, нормально… В чем дело то…?
Сухарев почувствовал, что еще двое шестерок Короеда, пододвинулись к нему со спины, он затылком ощущал их нечистое дыхание.
Вздохнув и подавив на время, заикание, Сухарев повторил…
— Сервиз чайный, мейсенского фарфора. На двенадцать персон. Девятнадцатый век…Ты купил…
Короед, кивнул крупной головой с залысинами…
— Я купил. И чо?
— За тысячу рублей? Ты не ох…л ли часом, мальчик? Он в мирное время в пятнадцать тысяч был оценён… Сейчас — все тридцать стоит не меньше…
— Думаю, не меньше. Согласился Короед, снова кивнув. И чо?
От такой наглости, Василий, даже сбился с дыхания… Пользуясь моментом, Короед перехватил инициативу.
— Ты смотри, господин хороший. Матушка твоя — сама сервиз сюда принесла и о цене, договорилась. Что такое сейчас, тысяча рублей продуктами? Я тебе, сейчас расскажу, служивый… Убоины мороженой — три фунта, яиц — три десятка, сахару- десять фунтов, да еще муки — двадцать фунтов…
— Да мы еще матушке вашей, сверх цены, пять банок консервов дали. Мясных, из довоенных запасов. Это ж не тот цыпленок с костями, которым сейчас работяг, по карточкам кормят… Влез в разговор брюнет, заходя справа…
— Вот — вот! Поднял палец с грязным ногтем, Короед, явно наслаждаясь моментом. У меня, контора солидная, господин хороший…Вы нам — сервиз фамильный, мы вам — покушать…Причем с доставкой…Из фарфора саксонского, омлет не сделаешь и сына — фронтовика, не накормишь! Опять же — Первомай сегодня. Проявляем, так сказать сплошную солидарность с трудящимися…
Заявил Короед и радостно заржал…Как и окружающие Сухарева, подручные.
Эти шакалы, во множестве сейчас расплодившиеся в центре столицы и скупающие за продукты — фамильные ценности, буквально за копейки — были отчасти правы… Мать — высокородная дворянка, вдова, по сути, статского генерала, высокопоставленного чиновника МИД — не работала не дня и продовольственная карточка, ей была не положена. За покойного отца, МИД, выплачивал солидную пенсию, его вдове…Но нынешняя инфляция и дороговизна, съедала её за неполные две недели… Мать — рассчитала свою домработницу, Марфу, стала сама готовить и убираться (вернее пыталась, готовить и убираться), но денег с отцовской пенсии, категорически не хватало…
Мать пыталась оббивать пороги в здании на Смоленской площади, дошла до товарища министра, бывшего сослуживца отца, но тот пряча глаза — сообщил, что продуктовые карточки, ей как вдове чиновника — не положены.
— Только для вдов, чинов Действующей армии или жен, ныне служащих. Наконец сообщил он, разведя руками… Извини, тебе не положено…только пенсия за мужа…
— Но… эти…эти кошелки с заводов и фабрик имеют карточки…⁉ У всех, есть карточки. я- вдова начальника Департамента МИД, должна голодать⁉
— Ты же не голодаешь! Поднял руки сослуживец отца… Денег хватает на самое необходимое, согласен… Но все так живут! Масштабный голод не разразился только из-за предвоенных запасов и вовремя введенной карточной системы! Что ты от меня хочешь⁉
— Что бы ты сдох, тюфяк!!! Заорала мать и хлопнув дверью ушла из кабинета…
Возвращение сына из госпиталя на реабилитацию, после тяжелого ранения под Шкловом, стало для матери, светом в окошке, надеждой на то, что жизнь налаживается.
— Надеюсь, ты больше на фронт не попадешь, Васенька…Хватит костлявую дразнить, сынок. Я отца похоронила, сколько всего продать пришлось, что бы достойно похоронить.
Плакала мать, и Сухарев еле сдерживался, что бы не вспылить…
— Мам…деньги есть на депозите. Бери сколько надо, мне на передовой, деньги ни к чему.
— Как же брать? Ты у меня одна кровиночка, придешь — женишься, внуки пойдут, как же без денег…
Василия, просто убивала произошедшая с матерью перемена…Когда он покидал отчий дом, отправляясь на фронт охотником, он отлично помнил высокомерно поджатые губы матери, её осанку и гневный, указующий перст, направленный ему в грудь!
Ты нам, больше не сын! Ты променял свое и наше с отцом будущее на дружбу со всяким быдлом!!
Теперь, из гордой, язвительной и высокомерной женщины, которую знал весь высший столичный свет, матушка превратилась в затюканную домохозяйку, типичную клушу, интересующуюся лишь тем, что бы «кровиночка» — выжила и дала потомство…
— Мам… где твои шубы? Что отец подарил? Где фамильный мейсенский сервиз? Однажды спросил Сухарев устав от чтения книг и просмотра патриотических телепрограмм…
— Шубы…Отец подарил, вместе с отцом и в землю ушли…Похоронить его надо было, достойно…Никто же не помогал, ты на фронт сбежал с дружками своими, хулиганами!
Зло ответила мать…
— А мейсенский фарфор. Так я его — перекупщику за тысячу сдала, что бы сына искалеченного из госпиталя встретить и накормить…Хорошо повоевал, да, сынок⁈ Потешил свое эго, мать одну бросив⁉ Заорала мать вскочив с кресла
— Да я, что бы с голоду не сдохнуть, полдома вынесла и этим ублюдкам, продала! Но тебе это разве интересно⁉ Ты хоть раз, спросил как я тут одна жила!!!
Сухарев выскочил из дома, чтобы не слышать вопли матери… Перекупщика Короеда, он нашел быстро, через бывшую домработницу Марфу, которая и поведала матери о его существовании…
— Зря ты это сделала Марфа Григорьевна…Она же все за копейки спустила. Все что предки веками собирали…
— Ну, Василий…Прогудела гувернантка, помнящая Сухарева еще крошкой, ты же свою мать знаешь… Нервная она, вспыльчивая…Привыкла кушать вкусно, кофе бразильский по утрам пить. Пока отец, Царство ему Небесное, жив был, он её еще сдерживал а так…Не сведи я её с Короедом этим, проклятым кровососом, так другой бы какой нашелся…Короед, та еще гнида, прости Хоссподи…но понятие о чести какое то имеет…По крайней мере как сговорились, так и оплатит…
— Где мне его найти?
— Да на Каланчевской площади они трутся постоянно…Возле трех вокзалов. Там, их лежбище…Но Короед, один никуда не ходит…с ним постоянно пристяжь — два а то и три человека…Верные псы, все как один — каторжане…Вдруг Марфа замолчала и посмотрела на Сухарева…
— Ты что надумал то, Василий⁉ Неужто спросить с них решил⁈ В одиночку⁉ Да ты что!!! Затопчут тебя, ей богу затопчут несмотря на то — что фронтовик!..Ироды, натуральные ироды…!
*
