Со щитом и мечом - Коллективные сборники

Вот как сказал об этом сам Янишевский: «Препятствуя Красной Армии в ее борьбе против немцев, участники оуновского подполья являлись предателями украинского народа и своей деятельностью помогали только немцам».

Но, как выяснилось, не только немцам. Еще до того, как в поверженном Берлине был подписан Акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии, оуновские атаманы уже поглядывали в сторону США и Англии. Они уповали на военный конфликт между союзниками по антигитлеровской коалиции. Так появилась директива Далекого подчиненным ему боевикам: «Нам нужно делать все, чтобы ослабить Советский Союз, и в случае, если советские и англоамериканские войска выступят друг против друга, то ОУН-УПА организует вооруженное восстание в советском тылу».

Чекисты обнаружили еще одну директиву подобного рода. Предписывая бандитам ориентироваться на скорое начало третьей мировой войны, она предлагала усилить диверсионную работу и террор. В случае боевых действий – срывать мобилизацию и т. п.

Лист за листом подписывая многие тома материалов следствия, Янишевский поймет тщетность своих надежд на снисхождение. И животный ужас мелькнет в глазах его, когда в обвинительном заключении он увидит одну из многих цифр, подводящих итог его деятельности на Ровенщине, – две с половиной тысячи террористических актов против мирного населения. Бандита испугала не сама цифра, а сознание того, что ему не хватило бы и ста жизней, чтобы оплатить этот страшный счет.

Дело Янишевского случалось в Ровно. Обвиняемый полностью признал себя виновным по всем предъявленным ему обвинениям. Вина его была подтверждена также вещественными доказательствами и показаниями свидетелей.

На суде Янишевский сделал такое признание:

– Мы сами, оуновцы, не в силах подорвать Советскую власть, для этой цели мы ожидали войны Англии и Америки против Советского Союза. Эта война дала бы нам возможность взять власть в свои руки. Во время войны мы рассчитывали создать большую сеть диверсионных групп на советской территории…

Не вышло. Ставка далеких оказалась битой.

Владимир Кобысь, Александр Ляховский

ТАЙНА СУССКОЙ ДАЧИ

Декабрьский день угасал, готовясь перейти в длинный зимний вечер, когда в Озерцах появилась старенькая полуторка. Дорога была не из легких, машина еле ползла, и крестьянам, которые, услышав гул мотора, вышли на подворье или ткнулись носами в слегка заиндевелые оконные стекла, было хорошо видно: в кузове на скамье у кабины сидят вооруженные солдаты.

Провожали их разными взглядами: кто заинтересованным, кто равнодушным, а кто злым и тревожным.

– Наверняка лесовиков ищут, – переговариваясь, строили догадки соседи.

– Пожалуй, так оно и есть. Но куда едут?..

Не останавливаясь в Озерцах, машина двинулась в направлении соседнего села. За деревенской околицей из кузова спрыгнули люди в белых маскхалатах, окольными тропинками пробрались к недалекому лугу и спрятались в копнах сена.

Чтобы замаскироваться, хватило считанных минут. А тогда потянулись часы надоедливого ожидания, когда не смеешь ни шевельнуться, ни словом с товарищем перемолвиться – лежи и слушай тишину, нарушаемую лишь ветром да ударами твоего собственного сердца.

Но все рано или поздно кончается. Когда неподвижность стала, казалось, невыносимой, а надежда на успех – совсем-совсем маленькой, к копнам приблизилась едва различимая в подсвеченной снегом ночной темени фигура высокого мужчины. Ничего не подозревая, шел он уверенно, не прячась. Тем более неожиданной была для него команда, прозвучавшая от той самой копны, к которой он устремился:

– Стой! Кто идет?

Незнакомец, дернув с плеча автомат, бросился к другой копне, но тут же споткнулся о требовательный возглас оттуда:

– Руки вверх! Бросай оружие!

Спасения не было. Распорола ночную тишь короткая автоматная очередь, и все стихло.

А как непросто все начиналось…

На календаре – последние месяцы 1950 года. Как-то утром начальник управления Министерства госбезопасности УССР по Ровенской области полковник Н. А. Решетов вызвал к себе майора 3. И. Гончарука. Речь зашла о референте службы безопасности районного провода ОУН Соколе.

– Это не сокол, а настоящий коршун, – говорил Николай Антонович. – Пора уже подрезать ему крылья. Думаю, лучше всего будет вам самому, Захар Иванович, выехать в Заречное и на месте разобраться, как целесообразнее действовать. Там подберете толковых товарищей. Завтра же можете и выехать. Дело не терпит проволочки.

Коршуном назвал полковник референта СБ не ради красного словца. Даже среди эсбистов Сокол выделялся своей жестокостью и хитростью. Действовал он зачастую на стыке Заречненского, Владимирецкого и тогдашнего Рафаловского районов Ровенской, Любешовского и Камень-Каширского – Волынской областей. Прекрасно знал местность, в селах и на хуторах имел своих людей, которые, если не за совесть, то за страх были ему глазами и ушами. Вот и пришлось майору Гончаруку выехать в самый отдаленный уголок области.

В Заречном Захар Иванович создал небольшую оперативную группу, в состав которой вошли старший лейтенант Сильченко и молодые способные оперативники Иванов, Сибуров и Нечеткий.

– Мы должны знать каждый шаг Сокола, – наставлял своих новых товарищей командир опергруппы. – Если понадеемся лишь на себя, не видать нам референта. Главная надежда – на помощь партийно-советского актива, комсомольцев, просто честных людей.

Вскоре чекистам стало известно, что чаще всего Сокол прячется в селах Кухотская Воля и Озерцы, а также на близлежащих хуторах. Чекистам тогда здорово помог молодой парень по имени Николай, который жил со старенькой матерью на одном из таких хуторов. Это он как-то на рассвете заметил у копны на заснеженном лугу знакомого хуторского дядьку. Залег в снегу, а когда хуторянин ушел, заинтересовался копной. В сене обнаружил корзину с порядочным запасом провизии. Сало, лук, масло, несколько буханок хлеба и бутылок с самодельными пробками…

Догадаться, кому предназначался гостинец, было нетрудно. Оставалось обдумать, как бы преждевременно не вспугнуть, но и не прозевать того, кто за ним придет. Тогда-то у майора 3. И. Гончарука и созрел план операции.

– Воспользуемся сеном и мы, – сказал он членам опергруппы. – Если постелить его на дно кузова машины, можно незаметно доехать до хутора. Солдаты же пусть сидят себе открыто…

Как чекисты осуществили этот замысел, читатель уже знает. Возвратясь из Заречного в Ровно, Захар Иванович доложил начальнику управления:

– Сокола больше не существует.

Но если бы один лишь Сокол терроризировал население… В начале пятидесятых годов на Ровенщине многие оуновские боевики нашли свой конец. Немало тех, кого бандеровцы заманили обманом или угрозами, вышли с повинной. Но в схронах националистического подполья еще оставались те, кто не понял всей глубины своего падения или за время пребывания в бандах натворил такого, что уже не мог рассчитывать на милосердие…