Москва-матушка - Аркадий Крупняков

с криками и завываниями скакали татары. Все ближе и ближе погоня. И когда косматые татарские лошаденки оказались совсем близко, Грицько ловко опустил татарчонка на траву. Всадники на мгновенье приостановились, потом снова бросились догонять дерзкого похитителя. В это время Грицько, оглянувшись, увидел над Хатыр- пый высокий столб дыма. Он махнул рукой по направлению пожа- 1> с и татары увидели беду. Только тут они поняли, что их обману- т. в, круто повернув лошадей, поскакали обратно.

А в Хатырше в это время шел бой. Василько ворвался в селение

Со своими конниками и начал зорить бейское гнездо. В первую очередь, как и было условлено, подпалили дворец. Потом сбили замки

С подвалов, выпустили невольников. Люди, почувствовав свободу» сами помогали друг другу срывать кандалы, выдирали из плетней колья и бросались на татар. Слуги бейского дворца разбежались, однако охранники из татар дрались рьяно. Из леса по склону горы бежали пешие ватажники с Кириллом во главе. Татары отчаянно защищали родное селенье, но силы были неравны.

И скоро Хатырша была во власти Сокола. Люди собрались на берегу реки, ожидая приказа атамана. Василько подъехал к вата­ге, осадил разгоряченного коня, крикнул:

—      ‘Брать лошадей, еду и оружие! Женщин и детей не трогать! Помните —люди мы крещеные и не разбойники. Пусть это знают и те, кто только ныне свободу обрел. Не наживы ради пришли мы сюда, а ради вашей воли. И тот, кто хочет идти с нами, становись в ряды — и в путь.

По дороге к Черному камню Сокол сказал Ивашке:

—      Что, если Мубарек за Хатыршу всех своих воинов на нас двинет? Не устоим?

—      Понятно, не устоим. Только татарин на ровном поле силен. В лесу он — тьфу! И это Мубарек хорошо знает.

—      А ты на ватажников посмотри,— улыбаясь, сказал Сокол, рады, будто дети. Незаметно, что час назад в кровавой сече были.

—      Силу в себе почувствовали — вот и рады. И воля опять же молодит человека.

—      Глянь-ка, идут, словно домой, без заботушки.

—      Поверили они тебе — вот и не заботятся. Знают, что атаман у них — и хозяин, и воевода, и душою чист. Теперь пойдут за тебя в огонь и в воду.

ГДЕ ПРАВДА?

До самого утра бушевала в горах гроза. До самого утра не спал Сокол. Слушал бурю, думал.

Вскоре после боя в Хатырше ватажники узнали, что в Кафу идет еще один невольничий караван. Снарядил Сокол Ивашку с молодцами, невольников отбили. Думали, дадут им свободу, раз­летятся вольными птахами полоняники по земле, а что вышло? Все как один пришли в ватагу. Мало того —и днем, и ночью бро­дят по лесам и горам простые людишки, ищут Сокола. Словно ветер разнес славу о вольной ватаге, и нет того дня, чтобы не при­ходили к Черному камню по два, по три человека. Люд идет раз­ный — и по наречью, и по вере, и по крови.

Все дальше и дальше отодвигается мечта вести ватагу на Русь. Другие заботы беспокоят ватажников. Все чаще и чаще на разных языках слышит Сокол речи о правде. Где она, эта правда, как ее искать-добывать? Иные говорят: правда на конце меча. П тре­буют: «Смерть знатным!», «Жирные люди заперли правду, надо перебить всех богачей». Ну, а дальше как жить, как свободу свою защитить?

А тут еще от Ольги долго нет вестей. Может, забыла его —ма­ло ли в городе знатных, богатых и красивых парней. Недаром го­ворят: девичья память коротка. Пока была—любила, ушла — забыла.

...Одна за другой бегут тревожные мысли. Только на заре утом­ленный Василько забылся в неспокойном сне. И когда он вышел утром на поляну, ватажников уже не было. Как всегда, люди спо­заранок ушли за дичью да за зверьем. Такую великую ораву надо чем-то кормить.

Не узнать теперь поляну у Черного камня. Все теснее и теснее становится здесь. Один к одному лепятся зеленые шалаши, в них в хорошую погоду живут ватажники. Прямо против входа в пещеру расположились кашевары. Три больших котла кипят под огромным навесом. И людей атаман разбил на три большие группы. У тех, кто питается у первого котла, старшим Кирилл с Днепра, люди второго «котла» под началом Грицька-черкасина, третий «котел»— Ивашкин. Внизу у ручья пасутся кони. После налета на караван у ватажников табун вырос до полусотни коней, и теперь не страш­ны далекие переходы. Кузница расширилась, из нее с раннего утра слышится перезвон. Ковали куют наконечники для стрел.

Полиха и Ялита живут отдельно от ватаги в самом дальнем краю пещеры, в отгороженном куточке. Днем они выходят на волю п забираются на скалу шить. Шитья девкам много — до сих пор не все ватажники имеют хорошие порты, рубахи да зипуны.

Пока все идет хорошо. Ватага живет дружно, по-хозяйски. Ва­силько все опасался, чтобы люди не превратились из невольников и разбойников. Нет, пока нельзя сказать, что ватажники тянутся к разбою. Наоборот, всю свою жизнь они строят как хозяева, тру­женики. Оружие делают сами, еду добывают честно.

Атаман обошел все хозяйство, проверил дозоры, поговорил с кашеварами, с ковалями. Вышел из кузницы, встретил братьев — Митьку и Микешку. Братья оказались заядлыми лошадниками — день и ночь не отходят от коней, чистят, поят их и пасут, в свобод­ные часы ладят седла, шлеи, переметные сумы.

—      За лошадьми следите, но и людей не забывайте,— посовето- ннл атаман,— люди к нам кажинный день идут новые, знать друг друга надо всем.

—      Мы людей не чураемся,— медленно проговорил Митька.

- И прямо смех и грех, атаман,—-затараторил Микешка.— Сколько разных людей повидал я здесь — страсть. Сколько людей— столько речей. Я уж постиг немало слов грецких, армян- I кнх, черкесских и гуторить могу чуть ни со всеми. Только беда — все словеса спутались, кому с каким подходить, забываю. И смех, и грехі

Сокол рассмеялся. Он хорошо понимал Микешку. Ему и само­му приходится одолевать все языки, какие есть в ватаге. С толма­чом много не наговоришь, да и не всегда есть он под рукой. Вот найти бы такого, который все речи сразу знал. Где уж тут!

До вечера атаман ходил по лесу. Не то чтобы за добычей, так просто — побыть наедине. Когда вернулся в ватагу, все уже поужи­нали. Люди сбились в круг, шумят. Сокол подошел, глянул — по­среди круга двое, ухватившись за кушаки, борются. В одном из них атаман узнал Митьку. Кряжистый Митька положил на лопатки уже троих и сейчас схватился с Грицьком-черкасином.

Облапили друг друга накрепко, топчутся, взметая из-под ног пыль, кряхтят, у обоих от натуги вздулись на шеях жилы — ни то­му, ни этому не одолеть. Ватажники разделились. Те, что родиной ближе к Москве, радеют за Митьку, а которые с украинских зе­мель— за Грицька-черкасина. И те и другие кричат:

—      Митяха! Держись, ядрена корень. На хребет дави, на хребет!

—      Не поддавайся, Грицько, сто чортив тоби в печенку!

—      Догоры ногами его!

—      Секи под корень!

—      Так его, так! Эх, да не туда тянешь...

—      Выпусти хохол, бо не по закону! Отчепись от волосьев, тю!

Грицько изловчился, дернул Митьку за кушак на себя, чуть-

чуть приподнял, опустил и с силой даванул набок. Правая нога Митьки не выдержала тяжести, подвернулась, и рухнул Митька на траву. Черкасин будто бугай навалился на него всей грудью и, упершись ногами в корневище, придавил Митьку к земле.

—      Знай наших! — крикнули те, что радели за Грицько.

—      Митька усталый был, потому Гришкина перемога не в за­чет!— орали московиты.

Митька уселся на траву и, забыв про поражение, улыбался во весь широкий рот.

—      Силен, будто медведь,— сказал он,— одолел правильно.

—      Не в зачет! — упрямо твердили Митькины сторонники.

—      Он до этого троих на лопатки поклал!

—      Все одно — перемога наша!

—      Не гомоните, хлопцы! — крикнул Грицько.—Сказать по правде,— если бы не свежие руки, то мне Митьку не побороть.— Он подошел к Митьке, подал ему руку и поднял с травы.— Отдох­ни, а перед сном еще раз схватимся.

—      И то верно,— качнув головой, промолвил Митька и обнял коренастого Грицька за плечи.

—      Любо на них смотреть! — восхищенно крикнул кто-то.— Ка­кие богатыри!

На следующий день Грицько-черкасин с охоты вернулся поздно и пришел не один. За ним не спеша двигался мальчуган, ведя за руку слепого старца. Все трое прошли к атаману.

—      Посмотри, атаман, кого я нашел. Встретил на дороге —взял да и привел сюда. Они сами об том просили.

Атаман подошел к старику, посадил его на скамью.

—      Куда, отец, путь держишь? Какая беда занесла вас в этот страшный край?

—      Скажи, как тебя зовут? — тихо произнес старик.

—      Васильком родители нарекли.

—      Васильком, говоришь. А тот, что привел нас сюда, баял — Соколом.