Брачный договор с герцогом - Милли Адамс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бриггс же заставил ее ощутить себя в безопасности, небезразличной ему. Стоило ему коснуться руки, стало ясно, что между ними произойдет. Она его орхидея, а он садовник.
— Однажды он сказал, что лучше бы умер я, — произнес Бриггс и сжал губы. — Чтобы вместо брата умер я.
— Как ужасно…
— Посмотри на меня, разве я не преуспел? Больше, чем он. Жаль, что его нет в живых, он не может видеть моих достижений.
— Бриггс… — Она потянулась и поцеловала его со всей накопившейся страстью. Он обнял ее, крепко прижал и ответил так, будто она, и только она была источником его силы. — Я хочу узнать тебя лучше, — прошептала она.
Пальцы принялись развязывать галстук, а потом расстегивать сорочку. Конечно, ее действия за рамками их игры, она может делать только то, что он велит, но приказа не делать не последовало, потому она, воодушевленная, продолжила раздевать его. Она растворилась в его объятиях и поцелуях, весь мир вновь отдалился, а потом и вовсе перестал существовать. Ей нужен был только Бриггс.
Он скинул сорочку и в пылу рванул лиф ее платья, обнажая грудь. Запрокинув голову, Беатрис застонала, когда он обхватил губами сосок, и потянулась вниз, к его мужскому достоинству, расстегнула бриджи и сжала его в руке. Теперь она уже знала, что ей делать, что ему понравится. От возбуждения он с силой сдавил ее плечи, однако не сделал то, чего она так ждала.
Беатрис не считала себя невинной девицей, уже нет. Она отлично понимала, чего хочет, как и то, что будет испытывать. Именно это ей нужно, однако как добиться желаемого? Бриггс хотел ее защитить, а она — стать свободной. К сожалению, достижение цели требовало разных действий.
Его рассказ дал четкое понимание внутреннего состояния до встречи с Хью, внезапно в душе появилась острая потребность обнять его и успокоить. Стать такой, какой он хочет ее видеть.
Рука Бриггса скользнула под юбку.
— Прошу, пожалуйста, — простонала она.
Он подхватил ее и посадил на консоль, а затем склонился и принялся ласкать. Он сводил ее с ума, желание принадлежать ему росло, становилось навязчивым и неуправляемым. Она мечтала ощутить его член внутри своего тела, прочувствовать все, что он может дать.
— Пожалуйста, Бриггс, возьми меня.
Но нет, он не внял мольбам. Напротив, отстранился и замер.
Она смотрела прямо в его глаза, когда внезапно ощутила прикосновение горячей плоти к лону и ахнула.
— Пожалуйста, Филип, не останавливайся.
Он прорычал что-то и подался вперед. Руки сжали бедра с такой силой, что на них непременно останутся синяки. Ее девственность была уничтожена, она испытала боль, которой наслаждалась. Она была новой, ничего подобного раньше не доводилось чувствовать. Она вспыхнула глубоко в теле и разлилась по нему, отчего стало даже трудно дышать.
Бриггс замер на несколько мгновений, но вскоре стал двигаться вновь, в действиях его не было нежности, нет, каждый толчок был яростным, заставлял трястись консоль под ней и стену, о которую она ударялась. Поверхность была шершавой, царапала ягодицы, доставляя боль и еще больше наслаждения. Беатрис полностью отдалась ощущениям, понимая, что каждое движение Бриггса приближает ее к пику, к наивысшему блаженству.
Он погрузил пальцы в ее прическу, ухватил прядь волос и потянул. Волна мгновенно накрыла ее, боль смешалась с наслаждением. Изнутри наружу рвалась некая сила, это тоже было ново и приятно.
Вскоре все закончилось, и Беатрис вышла из забытья, обнаружила, что Бриггс держит ее на руках, крепко прижимая к себе.
— Этого не должно было случиться, — глухо произнес он.
Она провела ладонью по его щеке, чувствуя переполняющую изнутри нежность.
— Должно было, Бриггс, иначе невозможно, ты всегда был нужен мне, я всегда хотела, чтобы ты дал мне именно это.
— Я подверг тебя опасности.
— Ни я, ни ты, мы не можем знать, насколько и когда рискуем.
— Я знаю, ведь ты принадлежишь мне.
— Я не орхидея, не надо держать меня в стеклянной оранжерее. Я не такая хрупкая.
— Ты приняла метафору, потому что она тебе выгодна.
— Прекрасная метафора. Но в моей жизни все иначе. Я хочу быть с тобой, ощущать кожей, каждой клеточкой. Внутри и снаружи. Разве мы уже не разобрались с тем, что я не невинная девушка, которую ты обязан оберегать? Я могу помочь тебе избавиться от преследования демонов, дать облегчение, которое ты больше ни от кого не получишь. Не надо обращаться со мной, как с ребенком.
— Так обращаются не с ребенком, а с дорогой женщиной. Ты моя. В детстве мне никто не дарил такое внимание и заботу. Однажды мой отец уничтожил все цветы, на выращивание которых я потратил несколько лет. Все до одного. Мне тогда было тринадцать. Ему нравилось разрушать мой мир, но делал он это только после того, как я вложил в его создание много труда, чтобы потеря стала ощутимее. В доме у меня не было ничего своего. По-настоящему. Стены не раз слышали, как он со злостью выкрикивал мое имя, когда я допускал, по его мнению, очередную ошибку.
Его имя.
Проклятия в адрес его цветов.
Отец ненавидел в нем все, каждую черту.
Беатрис провела ладонью по щеке.
— Я не испытываю жалости к тебе из-за такого обращения отца, мне жаль его. Я сочувствую ему, потому что он так и не узнал, какой его сын на самом деле. Мне страшно от мысли, что и я могла не узнать тебя настоящего. Это была бы трагедия.
— Отец знал меня лучше, чем кто-либо в этом мире.
— Я должна знать лучше, ведь я твоя жена.
— Быть женой — не главное, милая моя. — Он коснулся ее подбородка. — Серена была моей женой, но не стремилась узнать меня. Она хотела только комфортной жизни, хотела родить ребенка…
— Ты никогда не позволишь мне иметь ребенка?
— Я не тот, кто решает такие вопросы.
— Но можем ли мы доверять в этом докторам, которые лечили меня с детства? Они получали огромные суммы благодаря тому, что я болела. Может, нам стоит поговорить с другим доктором? Прошу, мы ведь можем попробовать. — Она посмотрела на него так, что сжалось сердце. — Или… ты не хочешь, чтобы я родила тебе ребенка?
— Беатрис…
— Я права? — Взгляд скользил по его лицу в поисках подтверждения опасений. — Ты не хочешь, чтобы у нас был ребенок?
— Я не планировал вновь вступать в брак. Согласившись жениться на тебе, я был уверен, что никогда не прикоснусь к тебе. Дай
