Очень эльфийский подарок (СИ) - Чернышова Алиса

“Я всего лишь хотела встать…”

— Тебе для этого надо всего лишь позвать меня!

“Ты всерьёз думаешь, что я после прошлого разговора очень хочу тебя видеть?”

— Тогда могла бы позвать кого-то другого. Но я — самый очевидный вариант. Подумай сама: это ведь твой шанс поквитаться со мной! Заставить меня таскать тебя на руках, выполнять самые идиотские капризы. Принцесса приставила меня к тебе, так что…

Я почувствовала неожиданно не злость, а грусть. Знаю, что нельзя падать в омут жалости, не к нему. Но какой же была его жизнь, что он теперь ждёт от неё только такого?

“Я не стала бы отыгрываться на тебе, Ирон. Это низко. Я не злюсь… То есть вру. Злюсь. На тебя, на себя, на своего принца, на пикси, судьбу и мир впридачу. Но правда в том, что всё получилось, как получилось. Просто мне… больно. И вообще, это странно. У меня чувство, будто ты ждёшь наказания, чуть ли не жаждешь его, почти напрашиваешься. Но прости уж, если тебе так сильно нужно, чтобы грозная госпожа тебя отшлёпала, могу только посочувствовать. Привычка, понимаю. Но это не ко мне. Я не играю в такие игры”.

Я не целилась, правда. Но попала, кажется, даже слишком прицельно. С ведьмами, к добру или к худу, так порой бывает.

Он вздрогнул. Лицо его окаменело. Он сжал на миг руки слишком сильно, почти причиняя боль… но почти мгновенно ослабил хватку.

— Отличный удар, — сказал он очень спокойно, почти равнодушно. — Ты действительно быстро учишься.

Я прикусила губу.

Я не планировала бить.

Но теперь мы, кажется квиты. Даже жаль, что от этого ни на йоту не легче.

“Почему мы всегда видим в других отражение своих страхов, представлений и слабостей? Почему всегда судим и оцениваем по себе?” — спросила я.

Он коротко усмехнулся, понимая мои слова правильно, то есть, как предложение мира.

— Не знаю. Но вопрос актуальный, причём для нас обоих… Ладно, давай с самого начала. Ты зачем вскочила?

“Во-первых, мне действительно хотелось пройтись. Тут я не шутила. Во-вторых, не знаю, как с этим у эльфов, но людям иногда нужно справлять всякие низменные потребности. И всё в таком роде”.

— Всё в таком роде… Хорошо. Я тебя отнесу. И давай договоримся: впредь ты будешь звать меня в таких случаях, хорошо? Считай, что это мой способ искупить вину. Или мне так хочется. Как нравится, так и интерпретируй, в общем-то. Сам факт, что пока что я стану твоими ногами, буду помогать во всяких бытовых мелочах. Пользуйся.

“Я… не хочу, чтобы ты в этом помогал”.

— Почему? Это нерационально. Я сильнее людей, обладаю неплохими навыками целителя и могу о тебе позаботиться. Другим целителям на корабле сейчас немного не до того, и, положа руку на сердце, я их даже не могу в этом винить: поездка выдалась та ещё. Зато я в полном твоём распоряжеении.

Сам не понимает, что ли?

“Я… мне стыдно. Неужели сам не понимаешь?”

Н-да. А ведь, судя по искренне удивлённому взгляду, действительно не понимает. Оно и неудивительно: у большинства двуипостастных стыд атрофирован, не иначе как за ненадобностью. А уж сидхе в этом смысле вообще выделяются. Та же госпожа Дайлила вполне спокойно может расхаживать по Дворцу босиком, одетая в парочку цветочков, вплетённых в волосы. Да и понятие интимного у фейри намного более растяжимое, учитывая, что во время всяких сезонных праздников они спокойно занимаются любовью под луной, на траве. И никого не смущает, кто там смотрит. При хорошем раскладе даже пригласят присоединиться…

Они не люди, и этим всё сказано; только вот я-то человек. А Ирон, он… Ирон. Я боюсь продолжать мысль, просто чтобы себе самой не признаваться в некоторых вещах. Они и так очевидны, в общем-то, но всё же.

— Стыдно… — вздохнул Ирон. — Глупо, но иногда я забываю, что ты человек. Я мог бы сказать, что повидал в своей жизни много всякого, и ты, как бы ни старалась, вряд ли даже специально сможешь организовать зрелище, способное меня смутить или отвратить. Могу рассказать, как когда-то сам лежал окровавленной, грязной, сломанной развалиной на холодном каменном полу, и скулил, и молился, чтобы в коридоре не зазвучали шаги. Чтобы не снова… Хотя нет, пожалуй, это всё же не для твоих ушей. Могу напомнить, наконец, что при желании могу прекрасно видеть сквозь одежду и слышать, что ты делаешь за стеной — я, всё же, фейри. Но ты человек, да ещё и очень молодой. Потому давай так: ты позволишь мне за тобой ухаживать, я буду отворачиваться и отключать все чувства, когда скажешь. Как тебе идея?

Нельзя покупаться на жалость к нему. Нельзя. Но всё же…

“Это леди Тумана сделала с тобой? Она бросила тебя в темницу?”

Губы Ирона дрогнули.

— Нет, это случилось задолго до гарема. Там тоже всякого хватало, но настолько унизительно и страшно уже не было: со временем всему учишься. А тот случай… Я был молод, моложе тебя, если брать эльфийский эквивалент. И, пожалуй, наивен. По крайней мере, мне хватило глупости сначала полезть во взрослые игры, а потом раскрыть секрет своего происхождения без оглядки, просто доверившись. Это была… ошибка. И хороший, но уж очень дорогой урок. А теперь давай-ка я отнесу тебя, куда скажешь. И заодно наложу чары на твою кровать.

— Чары?

— Чтобы ты не упала. Мы скоро доберёмся до берега. И знаешь, что-то мне подсказывает, что встреча с землёй будет не самой мягкой…

*

— Вот так, — сказал Ирон мягко, укутывая меня в одеяло, — теперь тебе тут будет немного уютней.

Уютней — это, пожалуй, не то слово… Уж не знаю, что он сделал с постельным бельём, но ощущения были безумно приятными. Я будто бы куталась в мягкий, успокаивающе-прохладный хрустящий мох, пахнущий водой, лесом, свежестью, ночью, цветами… Где-то на грани слышимости застрекотали-запели цикады. Я почувствовала себя так, как будто вся грязь этого мира отступила прочь, оставив меня наедине с природой — и собой…

“Как ты это сделал?”

— А что, не нравится? Могу убрать, хотя…

“Нет, это потрясающе! Просто я не совсем понимаю, что это за волшебство. А я не очень люблю не понимать”, — особенно в свете последних событий. И если речь идёт об эльфах в принципе и Ироне в частности.

Он понимающе улыбнулся несказанному и ответил:

— Тебе не помешало бы поспать: что-то мне подсказывает, что после прибытия на берег тут станет немного шумно. А это — всего лишь небольшое пожелание спокойной ночи, но только на манер сидхе. Помогает в трудные минуты, очищает разум, ограждает от кошмаров. Полезная штука. К тому же, наглядная демонстрация.

“Чего?”

— Я подумал, что ты видела магию сидов только с одной стороны, худшей. Даже ужасной, пожалуй. Но у неё есть и другая грань…

Я невольно улыбнулась, нежась в объятьях чар.

“На самом деле, это ты мне не обязан доказывать, — заметила я. — Ведьминскую традицию тоже принято считать ужасной. Да и вообще всю примитивную магию, если уж на то пошло. Моя наставница любила говорить, что сейчас, в век расцвета техномагической артефакторики, люди вообще начали понемногу забывать, что такое настоящая магия. И насколько она ужасна. И прекрасна одновременно. В наше время привыкли к магии послушной, ручной, как котёнок, обезличенной и полностью покорной человеку. Это, наверное, правильно. Это прогресс. Но всё же такое отношение искажает восприятие. Между тем, настоящая, исконная магия всегда такая: прекрасная и ужасная одновременно. И, коль уж ты в неё вляпываешься, то в любой момент можешь получить невиданное могущество. Или умереть ужасной смертью. Причём и то, и другое одинаково вероятно. Ведьмы практикуют именно такую магию, потому не думай: я действительно понимаю”.

Ирон тихо рассмеялся, и мне почудилось, что этот звук ласкает кожу и оседает пыльцой на ресницах.

— Верно и метко сказано. Это, кстати, любой древней магии касается. Например, очень любопытно наблюдать, как эволюционируют представления о моём народе в разных мирах, особенно в тех, которые мы перестали навещать открыто. Первые столетия они боятся нас. Не забывают носить с собой железо на теле, опасаться порогов, оставлять молоко для пикси, чтобы они не обглодали пальцев, носить с собой мелкие монеты, не оглядываться на голоса, отличать подменышей… Но потом годы идут, и страх стирается из памяти поколений. Они помнят, что мы были прекрасны, волшебны, что владели любовной магией и выдавали правильных сироток замуж за не менее правильных принцев (и наоборот, собственно, тоже случалось, хотя и реже). Прошло пару столетий, и они уже забыли контекст и детали. Осталась лишь красивая мишура. Да что уж там! Даже в Тавельни в последние годы про нас всё чаще пишут романтические книги. Забавно, верно? Каких-то несколько столетий — и вот в человеческих сказках мы уже стали прекрасными, мудрыми, добрыми и волшебными. Что в принципе правда, даже пункт про доброту, как ни странно… По отношению к некоторым мы действительно бываем добры. Другой вопрос, что это лишь одна сторона правды.