Психиатрические эскизы из истории. Том 2 - Павел Ковалевский

Начались обычные состязания, толки и пересуды. Это было не в духе Наполеона. Передают о следующей встрече Наполеона с лицом, которому в дальнейшем еще придется играть роль, именно с аббатом Сиэсом. Видя нелепые толки, которые ни к чему не вели и только затягивали время, Сиэс подошел к Наполеону и сказал: «Вы слышите, генерал, они болтают, когда надо действовать. Они не годны управлять армией, потому что не знают цены времени и случаю. Вам нечего здесь делать. Идите, генерал, слушайтесь вашего гения и вашей любви к отечеству. Вся надежда республики возлагается на вас одного…»

И Наполеон действовал. В течение ночи весьма удачно расставлены были войска и установлены пути. К утру было все готово. 13 вандемьера национальная гвардия и инсургенты громадными толпами двинулись к Тюильри. Париж принял воинственный вид. Строились баррикады. Делались приготовления к приступу и бою. Одни войска, защищавшие конвент, были покойны и неподвижны, как и их холодные пушки. Зловещее спокойствие озадачило инсургентов. Долго они не решались проложить себе силою путь к конвенту, но, наконец, по данному сигналу ринулись на Тюильри. Раздались выстрелы. Масса инсургентов с национальной гвардией заняла главную улицу и направилась к помещению конвента. Шум, стрельба и приступ были очень свирепыми.

Но вот явился на коне молодой генерал. Это был Наполеон. По его знаку заговорили пушки. В один миг картечь пушек очистила улицы от инсургентов и национальной гвардии. Напрасно вожди инсургентов собирали толпу, напрасно с яростью многократно бросались на чугунные чудовища Наполеона, – всюду картечь опрокидывала их и возвращала вспять. С разных концов и в разных местах производили эти приступы; но пушки были поставлены так умело, что всюду встречали нападающих. А сам молодой генерал, исчезавший по отбитии приступа, по мановению руки моментально вырастал там на коне, где готовился приступ. К вечеру инсургенты были уничтожены. Париж успокоился. Конвент был спасен.

Наполеон был назначен помощником командующего внутренней армией, на деле же командующим армией, так как Баррас только по имени нес должность командующего армией, да и от этого скоро отказался.

13 вандемьера совершился факт многозначительной важности. Наполеон доказал миру, что пушка и картечь великие факторы. Он показал миру и то, что власть без силы – ничто. Кто держит в руках силу, тот держит и власть. Вскоре Наполеон это и доказал.

С этого момента Наполеона стали называть генералом вандемьера. Эпитет двусмысленный.

Получив власть над внутренней армией, Наполеон стал создавать из нее силу. Прежде всего он перевел внутреннюю армию на военное положение и сконцентрировал ее под руками. Затем он обратил внимание на голодную массу Парижа, частью накормив, а частью пристращав ее; реорганизовал национальную гвардию и создал особый отряд, служивший исключительно для охраны конвента. Занимаясь неустанно общественными делами, Наполеон не забывал и семью. Он пристраивал братьев, устраивал сестер, посылал им громадные деньги (сотни тысяч франков) и вообще делал все, что можно было сделать.

Вместе с этим Наполеон очень изменился и сам в себе. Он перестал быть застенчивым, сделался общительным и даже превратился в великосветского человека. Он ухаживал за всеми, льстил всем и старался привлечь всех на свою сторону. При этом он не разбирал ни роялистов, ни якобинцев, ни жирондистов, ни людей других оттенков. Было видно, что ему нужны были все и все они представляли для него пригодный материал. Такое поведение Наполеона не могло не броситься в глаза правительству. Конвент прозрел. Он увидел, что времена переменились, а вместе с ними изменились и обстоятельства. Прежде конвент был все и армия была его послушным орудием. Теперь стало ясно, что все командующий армией, а конвент его марионетка. Но опасения конвента были напрасны. Плод не созрел. Наполеон это видел ясно. Видимо, уже в это время у него в голове назревала великая идея, для осуществления которой требовались и время, и боевые заслуги.

А кроме того, Наполеон задумал жениться. Его избранницей стала Жозефина Богарне. Маркиза Богарне была другом Талиен. Талиен была другом Барраса, Баррас был другом Наполеона. Наполеон впервые увидел Жозефину Богарне в доме Барраса, полюбил ее и решил жениться на ней.

Маркиза Богарне была вдова, 33 лет, креолка, имела детей-подростков. Она была красива, но уже во второй красоте, грациозна, жива, умна, бойка, изящна и остроумна. Наполеону было 27 лет. Друзья Жозефины Богарне считали ее добродетельной женщиной. Другие считали ее ветреной, легкомысленной, беспринципной и вообще истинной дочерью современного ей безнравственного и жадного до наслаждений общества. Она занимала видное место в женской котерии, устроившей у Барраса нечто вроде старинных вечеров и собраний. Мало того, в салоне Барраса Жозефина пользовалась таким влиянием, которое под конец стало не совсем приятным безнравственному провансальскому дворянину, расплачивавшемуся за сумасбродную роскошь и кутежи, которые устраивал этот кружок. Из дальнейшего мы увидим, что и жена Наполеона, Жозефина, предавалась сумасбродным выходкам, кои были далеко не по сердцу Наполеону.

Наполеон, встретив Жозефину Богарне у Барраса, с первого же раза полюбил ее, и полюбил сильно и страстно; полюбил так, как могут любить люди, подобные Наполеону. Человек необыкновенной мозговой и душевной жизни и энергии, отдавшийся всецело общественной деятельности, мог любить только в свободные промежутки времени. Такому человеку некогда было заниматься сентиментальностями: распевать серенады, ухаживать, писать стихи и проч. Если он полюбил, то полюбил сразу, всею страстью своей души и всем своим существом. Насколько велика была его душевная жизнь, настолько же велика была и его любовь. Это общее положение всецело относится и к Наполеону. «То начало, которое обеспечило продолжение рода человеческого, в нем страдало отсутствием эстетического чувства, а так как в этом заключается почти вся сущность любви, то в этом смысле она была чужда его сердцу». Любовь Наполеона была сильная, любовь страстная, но любовь чисто чувственная. Лучшим тому доказательством служат его письма и его отношения к Жозефине после женитьбы. Вот выдержка из одного его письма: «Я проснулся полный тобою. Твой портрет и опьяняющее очарование прошлого вечера не давали моим чувствам покоя. Милая, несравненная Жозефина, каким странным и могучим влиянием обладаете вы над моим сердцем! Если вы сердитесь, если я вижу вас печальной, если вам от чего-либо не по себе… моя душа томится горем и верный ваш друг не находит себе ни минуты покоя! Но разве я могу чувствовать себя покойнее, когда, уступая непреодолимому желанию, вызываю из ваших уст, из вашего сердца пожирающее меня пламя?… Вот хотя бы сегодня ночью: как горько я сознавал, что ваш портрет все-таки не вы сами! Ты встаешь в полдень – значит, через три часа я тебя опять увижу. Тем временем, mio dolce amor, шлю тебе тысячу поцелуев, ты же не целуй меня, так как твои поцелуи вызывают во мне жгучее пламя».

Наполеон любил Жозефину всеми силами своей могучей души. Он любил в ней ее оригинальную красоту, ее живость, бойкость и юркость, ее изящество, лоск и образование, ее ум, находчивость и внешний шик, ее аристократизм, положение и даже средства. Вся она во всем своем целом представляла и составляла тот идеал, который легко мог возникнуть у Наполеона-демократа. Говорят, Наполеон, сверх того, получал за Жозефиной и главнокомандующего итальянской армией. Может быть. Сам Наполеон этого не отрицает, да и факты это подтверждают. Тем не менее, Наполеон уже знал себе цену и вот как отзывался об этом: «Неужели они думают, что я нуждаюсь в протекции, чтобы пробить себе дорогу? Настанет день, когда они сочтут большим для себя счастьем возможность пользоваться моей протекцией! Я рассчитываю больше всего на свою саблю и знаю, что она меня выведет в люди!» И Наполеон был прав. Тогда судили о людях не по выслуге лет, а по их достоинствам и заслугам… Как бы то ни было, а Наполеон любил, любил страстно, любил всем существом… А Жозефина? Она свое уже отлюбила и теперь ей оставалось делать выбор лучшего. Выбор предстоял из троих: Гоша, Коленкура и Бонапарта.

Ей указали на Бонапарта, и она выбрала Бонапарта. Многие ей, впрочем, не советовали останавливаться на этом выборе. Особенно много порицал Жозефину ее нотариус, Ригадо, за брак с Бонапартом, «у которого нет ничего, кроме фуражки да шпаги, который гол как сокол, генерал без имени, без будущего, ниже всех великих генералов республики». Этот отзыв Наполеону пришлось выслушать, не будучи замеченным говорившим, и он его страшно озлил. Накануне своего коронования Наполеон приказал позвать Ригадо, показал ему императорскую мантию, корону с бриллиантами и золотой скипетр. «Вот моя фуражка и шпага», – сказал он перепуганному нотариусу.