Агитбригада (СИ) - Фонд А.

— Ты это, я сейчас тут проездом, нужно по делам смотаться, — дядя Коля выпустил облачко вонючего дыма и продолжил, — а ты пока сбегай в свой дом, проверь, куда вещи ваши подевали.

— Там уже другие люди живут, — сказал я.

— Понимаю, брат, обидно, — безразлично махнул рукой дядя Коля, роняя пепел на свои штаны. — Но ты всё равно поищи.

— Да что искать? — спросил я.

— Бумаги ищи, — нахмурился дядя Коля, — Книги. Там может записка быть.

— Что за записка? — изображая отсутствие интереса, спросил я.

— Неважно, — попытался спрыгнуть дядя Коля.

— Ну а как я искать буду, если не знаю, что надо? — удивился я, — отец был счетоводом, у него этих бумаг были миллионы.

— Так ты знаешь? — напрягся дядя Коля и, понимая, что сболтнул лишнего, прикусил язык. Но было уже поздно. Пазл сложился.

— Что? — прикинулся валенком я.

— Про миллионы, — пришлось признаться дяде Коле.

— Так это все в городе знают, — равнодушно пожал плечами я.

— А он не упоминал, куда девал всё?

— В предсмертной записке было написано, что растратил.

— Да ладно тебе заливать! — хохотнул дядя Коля, правда получилось у него не весело, а нервно. — Куда можно такую прорву деньжищ у нас тут растратить, сам подумай! В казино он не играл, я это точно знаю. И он был не просто счетоводом, Генка. Совбуром он был, и не из последних.

Дядя Коля опять глубоко затянулся.

Я не знал, что такое «совбур», а дядю Колю спрашивать почему-то не хотелось.

Поднялся ветер, он нёс взвесь мелкодисперсной пыли, небрежно бросал её в лицо. Ощутимо похолодало. Грустные воробьи сидели на бордюре тротуара нахохлившись, тесно прижавшись друг к другу.

— Ладно, паря, — сказал дядя Коля, — задание ты получил. Выполняй. Я вернусь через три недели. Встретимся здесь.

— Это когда точно будет? — переспросил я.

— Не боись, я тебе письмецо опять нацарапаю, — хмыкнул дядя Коля, затянулся в последний раз и бросил незатушенный бычок на землю.

— Давай, покедова! — протянул он руку мне, которую я опять вынужден был пожать.

У меня оставалось примерно часа два до ужина, когда я должен буду вернуться обратно. Час — на обратный пусть (как я уже упоминал. Трудовая школа имени 5-го декабря находилась в деревне Батюшкино, это минут сорок идти от города N).

Раз время ещё есть, я заскочил в книжный магазин. Спросил на улице у какого-то благообразного старичка, затем легко нашел между двумя торговыми отделениями. На вывеске одного было написано: «Камвольный трест 'Льняные ткани», ниже мелким шрифтом: «Колоссальный выбор сезонных тканей, лучшие платеные и костюмные шерстяные и полушерстяные ткани, а также платки. Продажа производится оптом и в розницу». На вывеске второго более кратко — «Продовольствие и фураж».

Магазин был в полуподвальном помещении здания, на котором красовалась вывеска «Сельскохозяйственный отдел ЦЕНТРОСОЮЗА». Я спустился по каменным, позеленевшим по краям, ступенькам и толкнул дверь. Здесь пахло пылью и мятными каплями. Звякнул колокольчик и навстречу мне вышел мордатый мужик, краснощёкий и заплывший жиром. Это несколько разорвало мой шаблон. Я ожидал встретить здесь рафинированного интеллигента в очках и с бородкой а-ля Дзержинский. А этот больше похож на мясника с рынка.

— Чего тебе? — неприветливо буркнул он.

— У вас учебник по латыни есть? — Спросил я. — И словарь ещё надо.

— Такого гамна не держим, — отрезал мне красномордый, — могу подборку журнала «Искусство и промышленность» продать. Правда только за 24 год есть. Брать будешь?

— Извините, а зачем это мне? — не удержался от вопроса я, — мне нужна латынь.

— Так там бумага вощенная. У нас бабы хорошо эти подборки берут. Селёдку удобно заворачивать, — пояснил он.

— Спасибо, но нет, — покачал головой я, — мне латынь нужна.

— А зачем тебе латынь? — прищурился мордатый и слишком уж внимательно посмотрел на меня, — мы после Революции изжили эти недобитки прошлого. Сейчас она никому уже не надо.

— Неправда, — примирительно сказал я, — я в сельскохозяйственную академию готовлюсь. На агронома учиться хочу. Очень мелиорацию уважаю. Так там сорняки на латыни учить надо.

— А-а-а-а, — раздосадовано протянул мордатый и потерял ко мне интерес.

Из магазина я вышел разочарованный.

Два других магазинчика тоже особого впечатления не произвели. В одном торговали агитационно-патриотической литературой, в другом, в основном, были какие-то слезливые дамские романы и стихи.

Я вышел на улицу и задумался. И вот что делать? Ехать из-за книги в Москву и там искать магазин со словарем по латыни? Не факт, что и там что-то найду. Искать учителя? И где я его среди многотысячного населения искать буду?

Вечерело, время неумолимо истекало, а я не продвинулся ни на шаг. Книга Лазаря жгла мне душу, все эти новые способности, возможность видеть и разговаривать с душами и при этом полное незнание и беспомощность — выбешивали меня изрядно. В книге я очень надеялся найти хоть какие-то ответы.

Тем временем я дошел к зданию с вывеской «ВСЕРОКОЖСИНДИКАТ» и аж вздрогнул. Не знаю, что это такое, но звучит как-то так.

В общем, надо идти обратно.

И тут вдалеке я услышал колокольный звон.

Церковь!

Всё правильно! Там должен быть священник, и не такой, как в Вербовке. Городской приход определяет наличие высокообразованного священника. Однозначно он семинарию какую-то заканчивал. И латынь должен знать. Или знать, где есть книги на латыни.

Я обрадовался и бодро пошел на звук колокола.

Однако в церкви у меня случился облом.

Нет, всё было на месте. И церковь, и колокол. Но там теперь сделали какое-то предприятие. На вывеске на церковных воротах было написано: «Разнообразный ассортимент бревен, брусьев, досок, тесу, фанеры кряжевой и клееной, драни, строганного и шпунтованного лесоматериалов. Материалы твёрдых и ценных пород: дуб, ясень, красный бук и др.».

Я присмотрелся — и действительно весь двор был завален лесоматериалами из дуба, ясеня, красного бука и др.

Я поднял глаза: какой-то мужик дёргал верёвки от колоколов.

И вот что делать? Эту церковь превратили в склад. Где дели священника — примерно представляю. Но мне от этого не легче. Я вздохнул: уже вторая ниточка к обретению знаний из книги Лазаря оборвалась.

Я так расстроился, что не сразу обратил внимание на старушку, которая ходила внутри ограды и возмущённо ворчала:

— Завалили всё! Загадили! Чтоб вас на том свете, ироды, черти на сковородке жарили! Чтоб вам повылазило!

Я отметил, что мужик, который, наконец-то бросил терзать колокол и спустился вниз, прошел мимо старушки и даже не ответил, когда она плюнула на него.

Ну что же — мой клиент.

— Здравствуйте, бабушка, — вежливо поздоровался я.

Старушка по инерции продолжала причитать и обличать кого-то.

— Что случилось? Могу я чем-то помочь? — спросил я и старушка ошалело вытаращилась на меня.

Была она как две капли воды похожа на Серафима Кузьмича, только более прозрачна и менее мерцательна. Одета она была в нарядную кофту и юбку, голову её до самого подбородка покрывал плат.

— Сынок! Ты что, меня видишь? — охнула старушка.

— Вижу, бабушка.

— Ох ты ж божечки какие! — всплеснула руками она и опять запричитала.

Я подождал, пока поток эмоций у неё иссякнет и спросил:

— А давно церковь в склад превратили?

— Дык давно! Почитай года три как! — старушка опять завелась причитать.

У меня время неумолимо истекало, пора уже возвращаться, поэтому я невежливо перебил её:

— А священники куда девались?

— Дык отца Онуфрия куда-то аж за Тобольск выслали. А отец Демьян на село уехал.

— А вы не знаете случайно, этот отец Демьян, он латынь знает?

— А как же! — гордо молвила старушка, — и латынь, и древнегреческий. Отец Демьян всё знает! А уж как поёт, голос как мёд, аж за душеньку берет. Пока служба закончится, я так наплачусь, аж душа радуется.